- Да, и это я подарил ей букет, слышишь? - угрожающим голосом сказал Морис: он уже некоторое время прислушивался к их разговору, выводившему его из терпения.

    - Хорошо, хорошо, мы видим то, что видим, и знаем, что говорим, - проворчал Симон, все еще держа в руках найденную на лестнице и смятую его ножищей гвоздику.

    - А я, - продолжал Морис, - знаю и тебе скажу одно: в башне тебе делать нечего. Твое место палача внизу, возле маленького Капета, однако сегодня ты его не будешь бить, потому что я здесь и запрещаю тебе это делать.

    - А, ты угрожаешь, ты называешь меня палачом! - воскликнул Симон, разрывая цветок. - Ну, мы еще посмотрим, позволено ли аристократам… Ага, а это что такое?

    - Что? - спросил Морис.

    - То, что я чувствую внутри гвоздики! Ага!

    И на глазах у изумленного Мориса Симон вытащил из чашечки цветка маленькую бумажку, свернутую с необыкновенной тщательностью и искусно вложенную в самую середину пышного венчика.

    - О! - в свою очередь воскликнул Морис. - Это что такое, Господи?

    - А это мы узнаем, это мы узнаем, - проговорил Симон, отступая к слуховому окну. - Твой дружок Лорен утверждает, что я не умею читать? Ну так ты сейчас увидишь.

    Лорен клеветал на Симона: тот умел читать не только печатные буквы любой величины, но и написанное от руки, если почерк был достаточно крупным. Однако записка была написана так мелко, что Симону пришлось прибегнуть к помощи очков. Посему он положил записку на подоконник и стал обследовать свои карманы. В самый разгар этого занятия гражданин Агрикола открыл дверь передней, находившуюся как раз напротив маленького окошка, и поток воздуха подхватил записку как перышко. Так что когда Симон сравнительно быстро обнаружил свои очки, водрузил их на нос и повернулся, то напрасно пытался найти записку: она исчезла.

    Симон зарычал.

    - Здесь лежала записка! - вопил он. - Здесь была записка! Берегись, гражданин муниципал, ее непременно надо будет найти!

    И он быстро побежал вниз, оставив ошеломленного Мориса.

    Через десять минут три члена Коммуны уже входили в башню. Королева еще находилась на площадке, и был дан приказ оставить ее в полнейшем неведении относительно того, что только сейчас произошло в башне. Члены Коммуны поднялись наверх.

    Первое, что им бросилось в глаза - красная гвоздика:

    Мария Антуанетта все еще держала ее в руке. Удивленно переглянувшись, они подошли к королеве.

    - Отдайте нам этот цветок, - сказал старший из них. Королева, для которой их внезапное появление было неожиданным, вздрогнула и замерла в нерешительности.

    - Отдайте цветок, сударыня, - воскликнул Морис с каким-то страхом, - прошу вас!

    Королева протянула гвоздику.

    Старший из пришедших членов Коммуны взял цветок и ушел, за ним последовали его коллеги. Они прошли в соседнее помещение, чтобы осмотреть цветок и составить протокол.

    Разломав гвоздику, они увидели, что внутри было пусто.

    Морис перевел дыхание.

    - Минуточку, минуточку, - сказал один из посланцев Коммуны, когда сердцевина гвоздики была удалена. - Чашечка цветка пуста, это правда, но в ней наверняка была спрятана записка.

    - Я готов, - произнес Морис, - дать все необходимые объяснения, но прежде всего я прошу меня арестовать.

    - Мы учтем твое пожелание, - ответил старший из членов Коммуны, - но выполнять его не станем. Ты известен как настоящий патриот, гражданин Ленде.

    - И я своей жизнью отвечаю за друзей, которых имел неосторожность привести с собой.

    - Не ручайся ни за кого, - ответил ему обвинитель. Во дворах Тампля царила большая суматоха.

    Это Симон после напрасных попыток найти унесенную ветром записку побежал домой к Сантеру и рассказал ему о попытке похищения королевы со всеми дополнениями, на какие только было способно его воображение; Сантер примчался; Тампль был окружен; караул сменили, к большой досаде Лорена, пытавшегося протестовать против этого оскорбления, нанесенного его батальону.

    - Ах ты мерзкий сапожник, - сказал он Симону, погрозив ему саблей, - этой шуточкой я обязан тебе. Но будь спокоен, я тебе за нее отплачу.

    - А я думаю, что скорее ты за все сразу заплатишь нации, - ответил тот, потирая руки.

    - Гражданин Морис, - сказал Сантер, - ты поступаешь в распоряжение Коммуны; там тебя допросят.

    - Слушаюсь, командир. Я уже просил арестовать меня, прошу сделать это сейчас.

    - Подожди, подожди, - тихонько прошептал Симон, - раз ты так настаиваешь, мы уж постараемся тебе это устроить.

    И он снова направился к тетке Тизон.

    Целый день во дворе, в саду и около него искали маленький кусочек бумаги, вызвавший столько волнений и - в этом уже не сомневались - таивший в себе целый заговор;

    Допросили королеву, предварительно отделив ее от золовки и дочери. Но она ничего не сказала, кроме того, что встретила на лестнице молодую женщину с букетом гвоздик и удовольствовалась тем, что взяла из этого букета один цветок. Причем она взяла цветок только с разрешения муниципального гвардейца Мориса.

    Ей больше нечего было добавить к сказанному, это была правда во всей своей простоте и силе.

    Обо всем этом было сообщено Морису, когда очередь дошла до него. Он подтвердил показания королевы, сказав, что они точны и искренни.

    - Так что же, - спросил старший представитель Коммуны, - значит, имел место заговор?

    - Это невозможно! - воскликнул Морис. - Ведь я сам, обедая у госпожи Диксмер, предложил ей прийти посмотреть на королеву: никогда прежде она не видела ее. И мы ничего не назначали заранее - ни дня, ни способа, которым сделаем это.

    - Но при ней были цветы, - допрашивал старший из посланцев Коммуны. - Она заранее приготовила букет?

    - Вовсе нет. Это я купил его у цветочницы, что подошла к нам на углу улицы Вьей-Одриетт.

    - Значит, цветочница сама предложила тебе букет?

    - Нет, гражданин, я выбрал его сам среди десяти или двенадцати. Правда, я выбрал самый красивый.

    - Можно ли было в течение того времени, пока вы шли сюда, сунуть в цветок записку?

    - Невозможно, гражданин. Я ни на минуту не покидал госпожу Диксмер. И чтобы проделать операцию, о которой вы говорите, с каждым цветком - а заметьте, что в каждом цветке, по утверждению Симона, должна была находиться подобная записка, - понадобилось бы, по меньшей мере, полдня.

    - Но, наконец, хватило бы времени, чтобы вложить записки хотя бы в пару гвоздик?

    - Я видел сам, как узница наугад вытащила цветок, отказавшись принять весь букет.

    - Значит, по-твоему, гражданин Ленде, никакого заговора нет?

    - Напротив, заговор существует, - ответил Морис. -

    И я первый готов не только в это поверить, но и утверждать это. Только мои друзья не имеют к нему никакого отношения. Однако, чтобы у нации не было ни малейшего опасения, я предлагаю залог и отдаюсь в руки властей.

    - Ну уж нет, - сказал Сантер. - Разве так поступают с испытанными людьми вроде тебя? Если ты посадишь себя под арест, чтобы ответить за друзей, то я должен буду тоже объявить себя арестованным, потому что отвечаю за тебя. Итак, дело простое: ведь положенного доноса нет, правда? Никто не узнает о том, что произошло. Мы удвоим наблюдение, а особенно ты, и все узнаем, избежав огласки.

    - Спасибо, командир, - сказал Морис, - но я вам отвечаю так, как ответили бы вы, находясь на моем месте. Мы не должны ограничиваться этим, нам нужно отыскать цветочницу.

    - Цветочница далеко; но будь спокоен, ее будут искать. Ты понаблюдай за друзьями, я же буду следить за сношениями с тюрьмой.

    Однако они совершенно не подумали о Симоне, а у того был составлен свой план.

    К концу заседания, - о нем мы только что рассказали, - сапожник явился, чтобы узнать новости. Ему сказали о решении Коммуны.

    - Ах так! Значит, нужен только донос по всей форме, чтобы дело было сделано, - сказал он. - Подождите пять минут, я принесу его вам.

    - От кого же он? - спросил старший из посланцев Коммуны.

    - От мужественной гражданки Тизон, изобличающей тайные происки сторонника аристократии Мориса и интриги другого ложного патриота из числа его друзей, по имени Лорен.

    - Поосторожнее, поосторожнее, Симон! Рвение к интересам нации, похоже, затуманивает тебе голову, - сказал руководитель депутации. - Морис Ленде и Гиацинт Лорен - проверенные патриоты.

    - Увидим в трибунале, - ответил Симон.

    - Хорошенько подумай, Симон. Ведь это будет постыдный процесс для всех истинных патриотов.

    - Постыдный или нет, что мне за дело до этого? Разве я боюсь скандала? По крайней мере, люди узнают всю правду о тех, кто предает.

    - Итак, ты настаиваешь на том, чтобы подать донос от имени тетки Тизон?

    - Я сам подам его сегодня же вечером кордельерам и на тебя тоже донесу, гражданин, раз ты не хочешь дать приказ арестовать предателя Мориса.

    - Что ж, ладно, - сказал старший представитель Коммуны (по обычаю того злосчастного времени, он дрожал перед теми, кто громко кричал). - Ладно, его арестуют.

    В то время как принималось это направленное против него решение, Морис уже вернулся в Тампль, где его ждала записка следующего содержания:

    "Поскольку наше дежурство насильственно прервано, я, по всей вероятности, смогу увидеть тебя лишь утром. Приходи ко мне завтракать; за столом ты посвятишь меня в козни и заговоры, раскрытые метром Симоном.

    Хотя Симон упорно мелет: "Весь корень зла в гвоздике был!", Что до меня - об этом деле Я лучше б розу расспросил.

    А я завтра в свою очередь расскажу, что мне ответила Артемиза.

    Твой друг Лорен".

    "Ничего нового, - написал ему в ответ Морис.- Спи спокойно этой ночью и завтракай без меня, поскольку из-за того, что случилось днем, я выйду отсюда, вероятно, не раньше полудня.

    Хотел бы быть зефиром, чтобы иметь право послать поцелуй той розе, о которой ты пишешь.

    Разрешаю тебе освистать мою прозу так же, как я освистываю твои стихи.

    Твой друг Морис.

    P.S. Думаю, впрочем, что заговор всего лишь ложная тревога".

    Лорен действительно вышел из Тампля около одиннадцати часов, уводя свой батальон из-за мерзкого доноса сапожника.

    За это унижение он вознаградил себя вышеприведенным четверостишием и, как обещал в нем, направился к Артемизе.

    Артемиза обрадовалась его приходу. Погода, как мы уже говорили, была великолепной, и девушка предложила прогуляться по набережной, на что Лорен охотно согласился.

    Разговаривая о политике, они шли в сторону угольного порта. Лорен рассказывал о своем изгнании из Тампля, пытаясь разгадать, какими обстоятельствами оно было вызвано. Дойдя до улицы Барр, они обратили внимание на цветочницу, которая, как и они, поднималась по правому берегу Сены. 

    - Ах, гражданин Лорен, - сказала Артемиза, - надеюсь, ты подаришь мне букет.

    - А как же! - ответил Лорен. - Даже два букета, если это доставит вам удовольствие.

    И они ускорили шаг, чтобы догнать цветочницу: она тоже шла очень быстро. На мосту Мари девушка остановилась, перегнулась через перила и высыпала содержимое корзины в реку.

    Цветы, разлетевшись во все стороны, какое-то время кружились в воздухе. Букеты, более тяжелые, упали в воду быстрее. И все это поплыло по течению.

    - Вот так так! - сказала Артемиза, глядя на цветочницу, так странно расправившуюся со своим товаром, - можно подумать… да ведь… но нет… да-да… очень странно!

    Цветочница приложила палец к губам, будто просила Артемизу молчать, и исчезла.

    - Кто это? - спросил Лорен. - Вы знакомы с этой смертной, богиня?

    - Нет. Сначала мне показалось… Нет, наверное, я ошиблась.

    - И тем не менее она подала вам знак, - настаивал Лорен.

    - Почему это сегодня утром она стала цветочницей? - как бы спрашивая себя, произнесла Артемиза.

    - Стало быть вы все-таки знаете ее, Артемиза? - повторил свой вопрос Лорен.

    - Да, - ответила Артемиза, - это цветочница, услугами которой я временами пользуюсь.

    - Во всяком случае, - заметил Лорен, - у вашей цветочницы очень странная манера сбывать свой товар.

    И в последний раз посмотрев на цветы, уносимые быстрым течением под арки деревянного моста, Лорен и Артемиза направились в Рапе, где рассчитывали пообедать наедине.

    Случай этот пока что не имел последствий; но он был странным и носил какой-то таинственный характер, а потому запечатлелся в поэтическом воображении Лорена.

    Тем временем донос тетки Тизон на Мориса и Лорена наделал много шума в Якобинском клубе. Морис в Тампле получил известие из Коммуны о том, что его свободе угрожает общественное негодование. Это был намек на то, что если молодой гвардеец виноват, то должен скрыться. Но совесть Мориса была спокойна; он остался в Тампле, и, когда пришли, чтобы арестовать его, молодого человека нашли на посту.

    Мориса тотчас же допросили.

    Твердо решив не впутывать в дело никого из своих друзей - в них он был уверен, - Морис вовсе не собирался, подобно герою из романа, приносить себя в жертву смехотворным молчанием: он потребовал разыскать цветочницу.

    Лорен вернулся домой в пять часов вечера. Он только что узнал об аресте Мориса и его заявлении.

    Тотчас же ему вспомнилось, как цветочница бросила с моста Мари в Сену свой товар; это было внезапное открытие. Странная цветочница, совпадение кварталов, полупризнание Артемизы - все ему смутно подсказывало, если не сказать кричало, что именно здесь разгадка тайны, объяснения которой добивается Морис.

    Опрометью он выскочил из комнаты, как на крыльях слетел с четвертого этажа и понесся к богине Разума, которая в это время вышивала золотые звезды на платье из голубого газа.

    Это платье было знаком ее божественного достоинства.

    - Хватит звезд, дорогая, - сказал Лорен. - Сегодня утром арестовали Мориса, и вечером, по всей вероятности, придут за мной.

    - Арестовали Мориса?

    - Да, Боже мой, да! В наше время нет ничего будничнее больших событий; на них просто не обращают внимания, потому что они происходят во множестве. Но почти все эти события возникают из-за пустяков. Так что не будем пренебрегать пустяками. Скажите, дорогая, кто была эта цветочница, встреченная нами сегодня утром?

    Артемиза вздрогнула.

    - Какая цветочница?

    - Черт возьми, ну та, что с такой расточительностью бросала цветы в Сену.

    - Ах, Боже мой! - сказала Артемиза. - Да разве этот случай так важен, что вы с такой настойчивостью возвращаетесь к нему?

    - Настолько важен, дорогая, что я прошу сейчас же ответить на мой вопрос.

    - Но я не могу, друг мой.

    - Вы богиня, для вас нет ничего невозможного.

    - Я поклялась честью, что буду хранить молчание.

    - А я поклялся честью, что заставлю вас говорить.

    - Но почему вы так настаиваете?

    - Потому, черт возьми, что Морису могут отрубить голову.

    - Боже мой! Мориса могут гильотинировать! - в ужасе воскликнула молодая женщина.

    - Это случится, если вы мне не скажете; да, по правде говоря, я не могу ручаться, что и моя голова останется на плечах.

    - О нет, нет! - воскликнула Артемиза. - Ведь это ее окончательно погубит.

    В это время в комнату Артемизы вбежал служитель Лорена.

    - Ах, гражданин, - завопил он, - спасайся, спасайся!

    - Почему бы это? - спросил Лорен.

    - Потому что дома тебя ждут жандармы. Пока они выламывали дверь, я по крыше перебрался в соседний дом и прибежал предупредить тебя.

    У Артемизы вырвался крик ужаса: ведь она по-настоящему любила Лорена.

    - Артемиза, - сказал Лорен, - вы кладете жизнь цветочницы на одни весы с жизнью Мориса и вашего возлюбленного? Если так, то я заявляю, что отныне не считаю вас богиней Разума и стану называть вас богиней Безумия.

    - Бедная Элоиза! - воскликнула бывшая танцовщица Оперы. - Если я предаю тебя, то не по своей вине.

    - Ну хорошо, дорогая, - сказал Лорен, протягивая ей лист бумаги. - Вы мне уже милостиво назвали ее имя, а теперь дайте ее фамилию и адрес.

    - О нет, писать - никогда, никогда! - вскричала Артемиза. - Сказать - еще куда ни шло.

    - Так скажите; будьте спокойны, я не забуду.

    И Артемиза устно сообщила Лорену фамилию и адрес цветочницы.

    Ее звали Элоиза Тизон, и проживала она на улице Нонандьер, № 24.

    Услышав это имя, Лорен вскрикнул и помчался со всех ног.

    Но не успел он добежать и до конца улицы, как Артемизе вручили письмо.

    В этом письме было всего три строки:

    "Ни слова обо мне, дорогая подруга. Если ты откроешь мое имя, то это меня бесповоротно погубит. Не говори обо мне до завтра, сегодня вечером я покидаю Париж.