Господин Лоредан де Вальженез покровительствовал мэтру Баратто. Он добивался у министра внутренних дел присуждения мэтру Баратто ордена Почетного легиона. Как известно, г-н Лоредан де Вальженез пользовался неограниченным кредитом и добился этого креста; честнейший нотариус был награжден, к великому возмущению своих клерков, смутно догадывавшихся о том, что их хозяин заложил недвижимость, которая ему как будто не принадлежала; они потихоньку обвиняли его в утайке ипотек, или, точнее, закладе чужого движимого имущества под видом своего и между собой насмешливо называли своего достойнейшего хозяина нотариусом-мошенником.

    Обвинение было не совсем справедливо. Утайка ипотек заключается, выражаясь языком юриспруденции, в продаже двум разным покупателям одной и той же принадлежащей вам вещи.

    Но какими бы осведомленными ни считали себя клерки, мэтр Баратто не был замешан в такого рода преступлении, он лишь заложил то, что ему не принадлежало. Прибавим, что, когда он совершил этот проступок, он был главным клерком, а не нотариусом, и совершил-то его, чтобы купить контору. Купив контору на приданое жены, он возместил долг и ликвидировал на основании вполне законных расписок следы первоначального преступления. Таким образом, прозвище, которое дали клерки мэтру Баратто, можно было считать дважды несправедливым. Но надо быть снисходительными к молодым завистникам, потерявшим голову при виде красного банта, будто быки на арене перед ярко-красным плащом матадора.

    К этому сомнительному персонажу – после того, что мы сказали, название главы не покажется вам преувеличением – Сальватор и отправился после разговора с Петрусом.

    Он пришел в ту минуту, как мэтр Баратто провожал старого кавалера ордена Святого Людовика и низко ему поклонился.

    Подняв голову, он увидел Сальватора на том самом месте, где только что стоял благородный клиент, перед которым мэтр так униженно кланялся. Г-н Баратто бросил на комиссионера презрительный взгляд, словно спрашивая: "Это еще что за мужлан?"

    Сальватор сделал вид, что не понимает его молчаливого вопроса, и мэтру Баратто пришлось воспроизвести его вслух; он прошел мимо Сальватора, не замечая его приветствия и обратившись к одному из своих клерков с таким вариантом вопроса:

    – Что угодно этому человеку?

    – Я хочу поговорить с вами, сударь, – отвечал комиссионер.

    – Вам поручено передать мне письмо?

    – Нет, сударь, я пришел переговорить с вами лично – Вы?

    – Да.

    – Вы хотите заключить сделку в моей конторе?

    – Мне необходимо с вами поговорить.

    – Передайте главному клерку, что вам угодно мне сообщить; это будет все равно как если бы вы изложили свою просьбу мне.

    – Я могу говорить только с вами.

    – Тогда зайдите в другой раз. Сегодня я занят.

    – Прошу меня извинить, сударь, но я должен изложить вам свое дело именно сегодня.

    – Лично мне?

    – Да.

    Непоколебимый тон Сальватора произвел на мэтра Баратто некоторое впечатление.

    Он обернулся с удивленным видом, потом словно покорился и сиросил, не приглашая, однако, Сальватора в кабинет:

    – Что вам угодно? Изложите свое дело в двух словах.

    – Это невозможно, – возразил Сальватор. – У меня дело не из тех, какие решаются на ходу.

    – Но вы хотя бы обещаете излагать кратко?

    – Мне понадобится не меньше четверти часа, да и то не уверен, что спустя это время вы решитесь исполнить мое желание.

    – В таком случае, милейший, если ваше дело столь трудное…

    – Трудное, но исполнимое.

    – Ах вот как? Но вы же торопитесь!.. А знаете ли вы, что такой человек, как я, не может терять попусту время?

    – Верно. Но я заранее вам обещаю, что вы не пожалеете о потраченном на меня времени. Я явился от имени господина де Вальженеза.

    – Вы? – удивился нотариус, выразительно глядя на Сальватора, будто хотел сказать: "Какое отношение этот комиссионер имеет к г-ну де Вальженезу?!"

    – Я! – кивнул Сальватор.

    – Прошу в мой кабинет, – пригласил мэтр Баратто, побежденный упорством Сальватора. – Впрочем, я не понимаю, что общего может быть между господином де Вальженезом и вами.

    – Сейчас поймете, – пообещал Сальватор, проследовав за мэтром Баратто в его кабинет и притворив за собой дверь в контору.

    Нотариус обернулся на звук хлопнувшей двери и спросил:

    – Зачем вы закрываете дверь?

    – Чтобы ваши клерки не слышали, что я вам скажу, – пояснил Сальватор.

    – Это, стало быть, тайна?

    – Вы можете судить об этом сами.

    – Хм! – с сомнением обронил мэтр Баратто, взглянул на комиссионера с некоторым беспокойством и устроился за столом, словно артиллерист в окопе.

    Он с минуту разглядывал посетителя, затем нетерпеливо произнес:

    – Говорите же!

    Сальватор огляделся, увидел стул, подвинул его к стрлу и сел.

    – Вы садитесь? – изумился нотариус.

    – Я же вас предупредил, что у меня к вам дело не меньше чем на четверть часа.

    – Но я не приглашал вас садиться!

    – Знаю, однако я подумал, что вы не сделали этого по забывчивости.

    – С чего вы это взяли?

    – Потому что вот в этом кресле сидело лицо, которое вы принимали до меня.

    – Это же был граф де Нуартер, кавалер ордена Святого Людовика!

    – Вполне возможно. Однако в Кодексе сказано: "Все французы равны перед законом", а я такой же француз, как граф де Нуартер и даже, может быть, лучший гражданин, чем он, потому-то я и сажусь, как это сделал он. Но поскольку мне тридцать четыре года, а ему семьдесят, то я сижу на стуле, а не в кресле.

    Лицо нотариуса выражало все большее удивление.

    Словно разговаривая сам с собой, он произнес:

    – Очевидно, это какое-нибудь пари… Говорите, молодой человек!

    – Совершенно верно! Я поспорил с одним из своих друзей, что вы охотно ссудите меня на сутки необходимой суммой.

    – Ну наконец-то! – заметил мэтр Баратто с вызывающим смешком, который обычно вырывается у деловых людей, когда к ним обращаются с неожиданными предложениями.

    – Вот именно! – подхватил Сальватор. – Это ваша вина, если мы не начали этот разговор раньше, согласитесь. Я был готов поговорить в любое время.

    – Понимаю.

    – Итак, я заключил пари…

    – И ошиблись.

    – …что вы ссудите меня суммой, необходимой моему другу.

    – Дорогой мой! У меня сейчас нет свободных денег.

    – Когда у нотариуса их нет, он способен их сделать.

    – Когда у меня есть деньги, я ссужаю их под залог недвижимого имущества. У вас есть не обложенная налогами недвижимость?

    – В настоящую минуту – ни пяди земли!

    – Какого же черта вы сюда явились?

    – Я только что вам об этом сказал.

    – Друг мой! – начал мэтр Баратто, призвав на помощь все величие, на какое он только был способен. – Прекратим эту шутку, прошу вас. Мои клиенты – люди осмотрительные и разумные, они не одалживают деньги первому встречному.

    – Да разве я пришел просить деньги ваших клиентов? – отозвался Сальватор, нимало не смутившись под горделивым взглядом нотариуса.

    – Уж не мои ли деньги вы хотите получить? – спросил нотариус.

    – Несомненно.

    – Да вы с ума сошли, милейший!

    – Отчего же?

    – Нотариусам запрещено спекулировать собственным состоянием.

    – На свете так много всего, что запрещено, однако нотариусы этим занимаются.

    – Какой вы чудак! – бросил мэтр Баратто, поднимаясь и направляясь к звонку.

    – Прежде всего, я вам не чудак! – отрезал Сальватор и протянул руку, преграждая ему путь. – И потом, я еще не все сказал.

    Извольте сесть на место и выслушать меня до конца.

    Мэтр Баратто бросил на комиссионера испепеляющий взгляд, однако во всем облике посетителя, в его позе, выражении лица чувствовалось столько силы и мощи, что нотариус снова сел: Сальватор напоминал ему льва на отдыхе.

    Однако, когда он сел, на губах его мелькнула усмешка; было очевидно, что он готов нанести противнику сокрушительный удар.

    – Вы сказали, – молвил он, – что пришли от имени господина Лоредана де Вальженеза. Как это понимать?

    – Вам изменяет память, достойнейший мэтр Баратто, – ответил Сальватор. – Я вам не сказал, что пришел от господина Лоредана де Вальженеза.

    – Как так?

    – Я сказал, что пришел просто от господина де Вальженеза.

    – По-моему, это одно и то же.

    – Нет, это совершенно разные люди.

    – Объяснитесь, не то, должен вас предупредить, я начинаю терять терпение.

    – Имею честь повторить, сударь, что если я до сих пор не изложил вам свое дело, то в этом виноваты только вы.

    – Хорошо, давайте поскорее с ним покончим.

    – Это мое самое горячее желание. Несмотря на свою превосходную память, сударь, – продолжал Сальватор, – мне кажется, вы забыли, что существуют два Вальженеза.

    – Что значит – два Вальженеза? – вздрогнул нотариус.

    – Одного зовут Лоредан де Вальженез, другого – Конрад де Вальженез.

    – И вы явились от…

    – …от того, которого зовут Конрад.

    – Вы, стало быть, знавали его раньше?

    – Я знал его все время.

    – Я хотел сказать: "До его смерти".

    – А вы уверены, что он мертв?

    Этот вопрос, совсем простой на первый взгляд, заставил г-на Баратто подскочить на стуле.

    – Что значит – уверен ли я?

    – Да, я именно об этом вас спросил, – невозмутимо подтвердил молодой человек.

    – Разумеется, я уверен.

    – Вглядитесь в меня.

    – В вас?

    – Да.

    – Зачем?

    – Вот черт! Я вам говорю: "Мне кажется, господин Конрад де Вальженез жив"; вы отвечаете: "Я уверен, что господин Конрад де Вальженез мертв". Тогда я вам говорю: "Посмотрите на меня хорошенько!" Возможно, вы получите ответ на свой вопрос.

    – Как этот осмотр может дать ответ на мой вопрос? – продолжал недоумевать нотариус.

    – По очень простой причине: я и есть Конрад де Вальженез.

    – Вы?! – вскрикнул г-н Баратто, и его щеки залила смертельная бледность.

    – Я! – все так же флегматично ответил Сальватор.

    – Это ложь! – пролепетал нотариус. – Господин Конрад де Вальженез мертв.

    – Господин Конрад де Вальженез перед вами.

    Во время этой непродолжительной беседы мэтр Баратто остановил затравленный взгляд на молодом человеке; очевидно, он призвал на помощь свою память и действительно признал неоспоримое сходство посетителя с Конрадом де Вальженезом.

    Он перестал сопротивляться и перешел к другой форме диалога.

    – Предположим, это так, что дальше?

    – Согласитесь, это уже кое-что! – заметил Сальватор.

    – Какая вам от этого выгода?

    – Прежде всего, я жив, а это немало. Кроме того, это доказывает, что я вас не обманывал, когда сказал, что явился от имени господина де Вальженеза. Наконец, это позволяет мне надеяться, что вы выслушаете меня с большим вниманием и большей вежливостью.

    – Господин Конрад…

    – …Конрад де Вальженез! – поправил его Сальватор.

    – Господин Конрад де Вальженез! Вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что произошло после смерти вашего уважаемого отца.

    – Лучше, чем кому бы то ни было, это верно! – подтвердил молодой человек тоном, от которого в жилах нотариуса застыла кровь.

    – Но не лучше, чем мне, – прибавил нотариус.

    – Не лучше, но так же хорошо.

    На мгновение наступила тишина: Сальватор остановил на судейском крючке взгляд, каким змея завораживает пташку.

    Но как пташка не падает без борьбы в пасть змеи, так и г-н Баратто решил бороться до последнего.

    – Что вам угодно? – спросил он.

    – Прежде всего, ответьте: уверены ли вы, что я – Конрад де Вальженез? – спросил Сальватор.

    – Насколько можно быть уверенным в присутствии человека, в похоронах которого я принимал участие, – отозвался нотариус, надеясь вернуться на путь сомнения.

    – Иными словами, вы приняли участие в захоронении тела, которое я купил в анатомическом театре и выдал за свой труп по причинам, которые мне нет нужды вам сейчас объяснять.

    Это был последний удар. Нотариус не пытался больше спорить.

    – Чем больше я на вас смотрю, – проговорил он, пытаясь оправиться от смущения и от всей души желая, чтобы Сальватор дал ему передохнуть, – тем более знакомым мне кажется ваше лицо. Но, признаться, с первого взгляда я бы вас не признал.

    Прежде всего потому, что я в самом деле считал вас мертвым…

    И потом, вы сильно изменились.

    – За шесть лет немудрено измениться! – с печалью в голосе отметил Сальватор.

    – Неужели уже шесть лет прошло?!.. Как скоро летит время! – вздохнул нотариус, пытаясь за неимением лучшего перевести разговор на избитую тему.

    Продолжая говорить, мэтр Баратто с беспокойством разглядывал костюм молодого человека. Но убедившись в том, что это костюм комиссионера и даже бляха на месте, он постепенно успокоился: ему показалось, он прекрасно понял смысл просьбы, с которой отважился к нему обратиться Сальватор. После своего осмотра он пришел к вполне естественному выводу, что, хотя одежда на посетителе вполне чистая, ее владелец живет в нищете и пришел к нему, как он сам и сказал, сделать небольшой заем.

    Ну что ж, мэтр Баратто был человеком, обладавшим чувством собственного достоинства. Про себя он уже решил, что, если Сальватор будет держать себя прилично, он как нотариус семейства Вальженезов не даст сыну маркиза де Вальженеза умереть с голоду, даже если этот сын – незаконнорожденный, и ссудит его несколькими луидорами.

    От таких мыслей мэтр Баратто повеселел. Он поудобнее устроился в кресле, закинул ногу на ногу, взял в руки одну из папок с бумагами, лежавшими перед ним на столе, и начал ее просматривать, в надежде с пользой провести те несколько минут, пока молодой человек изложит свою просьбу.

    Сальватор следил за ним, не говоря ни слова, но если бы нотариус поднял в эту минуту глаза, то ужаснулся бы, прочтя на лице посетителя глубокое презрение.

    Впрочем, нотариус глаз не поднимал. Он просматривал или делал вид, что просматривает лист гербовой бумаги, исписанный сверху донизу, и, не отводя взгляда от бумаги, спросил с оттенком христианского сострадания:

    – Так вы стали комиссионером, бедный мальчик?

    – Да, – не сдержав улыбки, ответил Сальватор.

    – На жизнь-то вы хоть себе зарабатываете? – продолжал, не поворачивая головы, нотариус.

    – Не жалуюсь, – отозвался Сальватор, восхищаясь самонадеянностью мэтра Баратто.

    – И сколько вы зарабатываете в день?

    – Пять-шесть франков. Как вы понимаете, всяко бывает.

    – Ого! Так это, стало быть, неплохое ремесло! Имея пять франков в день, можно, пожалуй, будучи экономным, откладывать по четыреста-пятьсот франков в год!

    – Вы так думаете? – продолжал игру Сальватор, наблюдая за нотариусом, как кот следит за мышкой, угодившей ему в лапы.

    – Ну да, ну да, – покивал мэтр Баратто. – Вот, к примеру, я, когда был главным клерком в этой конторе, откладывал по две тысячи франков, а жалование мое составляло полторы тысячи франков в год. Так я положил начало своему состоянию… О, экономия, дорогой мой, экономия прежде всего! Без экономии нет счастья… Я тоже был молод, я, как и все, любил почудить.

    Но никогда я не покушался на свои сбережения, не позволял себе ни малейшего долга. Только руководствуясь подобными принципами, можно обеспечить себе спокойную старость. Кто знает!

    Может быть, вы тоже станете однажды миллионером!

    – Кто знает! – эхом отозвался Сальватор.

    – Да… А пока – мы в затруднительном положении, а? Мы напроказничали, а теперь на мели, вспомнили о славном мэтре Баратто и решили: "Это добрый малый, он выручит нас из беды"?

    – Признаться, сударь, вы читаете мои мысли как по писаному.

    – Увы! – наставительно промолвил нотариус. – К несчастью, мы привыкли иметь дело с человеческими горестями:

    то, что случилось с вами, происходит каждый день с пятьюдесятью несчастными; все они заводят одну и ту же песню, а я выставляю их за дверь раньше, чем они успевают допеть до конца.

    – Да, – кивнул Сальватор, – я, еще входя сюда, заметил, что вы привыкли поступать именно так.