Вскоре, однако, дела испортились по глупости Лавальер: эта несомненно очень добрая девушка была полностью лишена каких-либо признаков ума. Фрейлина держала в тайне от короля секреты Мадам, которые она узнавала от Монтале, пообещав той молчать; но ее недомолвки и натянутый вид были красноречивее слов, и король стал догадываться, что она что-то скрывает от него. А это как раз то, что его величество не выносит больше всего на свете; он желает знать все о своих любовницах и не допускает, чтобы от него утаивали хоть что-то; он ежеминутно спрашивает: - Что говорят люди? Что вам известно?

    Кроме того, король ревновал Лавальер к некоему г-ну де Бражелону, который любил ее еще в Блуа и за которого она едва не вышла замуж. Впоследствии Монтале сумела этим воспользоваться, чтобы втереться в доверие к королю, о чем я еще расскажу. Итак, его величество принялся расспрашивать Лавальер, а та ничего не отвечала. Государь настаивал, а затем стал умолять; она продолжала упорно молчать, и он ушел от нее разъяренным. Влюбленные обещали друг другу никогда не ложиться спать рассерженными; девушка ждала, что король вернется, но он так и не пришел; она разволновалась, проплакала всю ночь и в конце концов рано утром помчалась как безумная в маленький захудалый монастырь в Шайо.

    Очевидно, в дело вмешался сам черт: не далее как накануне кто-то, находясь у господина Главного, вздумал сказать, что Мадам очень плохо, гораздо хуже, чем говорили, и что она, конечно, не поправится. Мой досточтимый братец, сущий агнец в такого рода делах, оцепенел от страха и отозвал Варда в сторону, чтобы рассказать ему о своих отношениях с принцессой и о том, как он будет горевать, если с ней приключится беда, - словом, все то, что ему следовало держать за зубами.

    Между тем Вард, безусловно, был самый вероломный и самый гнусный человек на свете, а в довершение всего его любовницей была графиня Суасонская, таившая в себе еще больше злобы и коварства, чем он, если такое вообще возможно, и еще больше способная на всевозможные пакости. Вард тут же ей все рассказал, в то время как мой брат поспешил к Мадам и признался ей, что он проговорился; принцесса страшно разгневалась и велела Гишу немедленно порвать с Вардом.

    - Сударыня, - возразил граф, - я без промедления буду драться с Вардом, если вы этого потребуете, но я не могу порвать отношений с другом из-за того, что по собственной воле поговорил с ним откровенно; Вард - порядочный человек, он ни за что нас не выдаст и, возможно, напротив, окажется нам полезным.

    Тем временем пропала Лавальер. Утром королю доложили, что в Тюильри ее нигде не могут найти: она исчезла.

    Король идет к Мадам, чтобы выяснить, куда подевалась его драгоценная любовница; Мадам отвечает, что ей ничего не известно, а король заявляет, что она должна это знать. Оба начинают горячиться и выходят из себя, и тут появляется Месье; он многозначительно заявляет:

    - Хорошо, что эта особа сбежала, она больше не станет ко мне приходить.

    Король сделал вид, что он ничего не услышал, и удалился; он обошел весь дворец и расспросил о Лавальер фрейлин, ее подруг, а также лакеев, горничных и даже простых служанок. Монтале громко кричала и клялась, что она ни о чем не знает - и это была правда. Наконец один из кучеров рассказал, куда он отвез девушку. Король поспешил в Шайо. Он нашел свою любовницу распростертой на полу, всю в слезах, и тотчас же увез ее во дворец, но вместе с тем затаил на нее обиду из-за ее молчания; видя это, Лавальер все ему рассказала.

    Это признание придало королю уверенность; вернувшись в Тюильри, он поднялся в свои покои по малой лестнице, приказал позвать Мадам в какую-то темную комнату и любезно попросил ее снова принять Лавальер на службу. Как известно, принцесса не выносила эту особу, виня ее в своем разладе с королем; Мадам считала себя всесильной и в отместку очень резко сказала: "Нет".

    - Почему же, сударыня? - спросил король. - Какая у вас на то причина?

    - Вам она прекрасно известна, к тому же на это не согласится Месье.

    - Стало быть, мой брат хочет изгнать девушку из своего дома лишь потому, что ее считают моей любовницей? Принцесса опустила глаза и промолчала.

    - Если это так, то я знаю, как сделать его более сговорчивым. Неужели лучше быть любовницей графа де Гиша, чем любовницей французского короля?

    - А кто это любовница графа де Гиша? - высокомерно осведомилась Мадам.

    - Вы, сударыня.

    - Я?!

    - Не отпирайтесь, мне это известно.

    Король обстоятельно пересказал принцессе то, что он узнал от Лавальер, и та не смогла ничего отрицать, но не сообщил ей, от кого он получил столь точные сведения.

    Мадам была потрясена. Король, проливший много слез и не желавший, чтобы это заметили, смягчился; он не стал осыпать свою невестку упреками и дал ей обещание обо всем забыть, но при условии, что она соблаговолит порвать с графом де Гишем и снова взять к себе Лавальер. Мадам согласилась на все, о чем он просил, мысленно проклиная болтунов.

    Лавальер вернулась в свою комнату, а король вечером явился к принцессе и велел позвать Монтале, гордую подобным знаком внимания. Он начал расспрашивать плутовку о Бражелоне и заставил ее раз десять повторить то, что ему приятно было услышать; она привирала, как жития святых. Государь ушел умиленным и успокоенным. Его любовница была оправдана, а Монтале прослыла оракулом.

    Король продолжал ежедневно навещать графиню Суасонскую. Лавальер не могла ему помешать, но она ненавидела графиню, и той это было известно. Вард и эта интриганка с утра до вечера ломали головы над тем, какую бы неприятность доставить любовнице короля; в конце концов они придумали неплохое средство: то было пресловутое испанское письмо, которое они направили камеристке королевы Ла Молина, надеясь, что она передаст его ее величеству; в этом послании они с чрезвычайной злобностью рассказывали о любовной связи короля и Лавальер.

    Прочитав письмо, Ла Молина не стала передавать его своей госпоже, а отнесла королю; государь пришел в ужасную ярость и поклялся, что он прикажет колесовать сочинителей этого письма, если ему удастся их разыскать. Он начал расспрашивать всех, даже мерзавца де Варда, и тот не нашел ничего лучшего, как навлечь подозрения на герцога и герцогиню де Навай, что и послужило главной причиной их последовавшей вскоре опалы.

    Весь двор пришел в волнение. Мадам и граф де Гиш обо всем узнали; они страшно волновались и встречались каждый день благодаря Монтале, чтобы, по их словам, вместе подумать над тем, как им расстаться. Но разве влюбленные способны сообща найти такое средство?

    Вард, ставший другом и наперсником Мадам, в один прекрасный день пришел к мысли, что принцесса моложе и красивее графини Суасонской, что она необычайно умна и к тому же является Мадам, особой, наиболее приближенной к королю, - словом, что она больше подходит такому человеку, как он, чем племянница Мазарини. Поэтому маркиз решил стать поклонником принцессы и показывать ей это без слов, проявляя по отношению к ней величайшее внимание и безграничную преданность.

    Увидев, что дела его друга приняли новый оборот, Вард попытался найти средство незаметно избавиться от Гиша под видом нежной заботы о нем. Он отправился к моему отцу и рассказал ему все, заявив, что его сын гибнет и что его необходимо насильно спасти от смертельной угрозы; по его мнению, единственное средство спасти графа состояло в том, чтобы отправить его в Лотарингию командовать полками, расквартированными в окрестностях Нанси. Король поспешил дать на это согласие; когда маршала уговорили и он обратился с той же просьбой к его величеству, государь уже не сомневался, что все сговорились, чтобы без шума удалить графа, и вечером сообщил об этом Мадам; принцесса страшно опечалилась, но не из-за того, что ей предстояло расстаться с моим братом, а потому что, как она полагала, он решил покинуть ее без предупреждения.

    Как только Гиш с его необычайной гордостью и несговорчивостью обо всем узнал, он написал Мадам, что не собирается никуда уезжать, а если она изволит согласиться, то он заявит королю перед лицом всего двора, что этого назначения он не добивался и потому отказывается от него. Вард, боявшийся неприятных последствий, был тут ни при чем - граф сам хотел сделать эту глупость.

    Монтале живо привела моего брата к Мадам, чтобы влюбленные могли посоветоваться и попрощаться. Принцесса заперлась с Гишем в молельне; в самый трогательный момент их свидания появился Месье. Графа кое-как успели спрятать в камине, и он долго там просидел, не имея возможности выйти. Наконец, Монтале выпустила моего брата на свободу, полагая, что он спасен, в то время как, напротив, этому волоките теперь грозила еще большая опасность.

    У Монтале было немало завистниц среди ее товарок, раздосадованных тем, что король и его любовница так к ней благоволят; одна из них, некая девица по имени д'Артиньи, отнюдь не образец добродетели, не спускала глаз со своей подруги, задумав ее погубить. Увидев, как Монтале вместе с графом де Гишем вошла к Мадам, она тотчас же поспешила сообщить это королеве-матери, никогда не любившей свою невестку.

    Королева немедленно послала за Месье и, действуя как истинная святоша, все ему рассказала. Вы можете себе представить ярость принца! Он тут же отдал приказ прогнать Монтале; плутовка подчинилась, но не растерялась и забрала с собой шкатулки, где хранились все письма. Затем Месье отправился к Мадам и для начала сообщил ей, что он перед этим сделал, после чего принялся осыпать жену всевозможными оскорблениями и упрекать ее за связь с Гишем, о которой, как он утверждал, ему были известны все подробности.

    - Я сию же минуту пойду к вашей матери-королеве в Пале-Рояль, - грозил он, - и объявлю ей о том, что развожусь с вами и отдаю вас в монастырь, что ни в коем случае не оставлю вас здесь и что вы недостойны моей милости.

    Мадам растерялась; вначале она ничего не говорила, но, немного придя в себя, выслушала этот словесный поток достаточно хладнокровно и призналась лишь в том, в чем сочла возможным признаться. Догадавшись, что мужу известно немного, она и рассказала ему о немногом, ставя себе это в заслугу, и утаила от него остальное. Мадам призналась, что у нее было только одно свидание с графом и она получила несколько его писем.

    - Кроме того, все было вполне невинно, - заявила она.

    Месье не поверил жене, но не показал вида, ибо она ступила на скользкую почву, и ему вовсе не хотелось идти по ее стопам. Принцесса мягко пожаловалась на его дружеские привязанности и сказала, что она тоже считала себя вправе питать к кому-либо дружеские чувства, притом гораздо менее всепоглощающие и бурные, нежели чувства Месье к шевалье де Лоррену и другим его приближенным.

    - Шевалье де Лоррен, сударь, для вас то же, что для меня граф де Гиш. У меня, подобно вам, возникло желание завести друга, но этот друг не все время находится со мной, он отнюдь не живет во дворце, не следует за мной в спальню, как ваш, и позволяет мне проводить с вами более трех четвертей моего времени. Как видите, мы с вами еще не в расчете.

    Когда Месье говорили во всеуслышание о шевалье де Лоррене, он держал во рту горячий горох, по выражению г-на де Ларошфуко; принц приходил в явное замешательство, и я не возьмусь это объяснить, так как взяла себе за правило никогда не обращать внимание на то, что меня не касается. Мадам удалось таким образом избежать опасности; Месье больше ни слова не произнес о монастыре и лишь попросил жену не принимать больше моего брата. - Но, сударь, пойдут разговоры, - возразила принцесса. - Я берусь выпроводить Гиша без всякого шума и скандала, сударыня. - Разве недостаточно было отослать Монтале?

    - Ах! Что касается этой особы, не говорите мне о ней, с этой девицей нельзя иметь дело. Я наслушался рассказов о ее проделках. Я не желаю больше ее видеть, я не желаю ее видеть никогда.

    Мадам не стала терять время на то, чтобы защищать Монтале - у нее и без того хватало забот, и она знала, что плутовка способна выпутаться из трудного положения без посторонней помощи; она заявила Месье, что эти склоки и пересуды в его доме выставляют принца в невыгодном свете и она просит его положить им конец.

    - Мне нечего вам сказать, сударь, относительно того, что между нами произошло, ведь вы хозяин дома; но никому не говорите о своих заблуждениях, будем выглядеть достойно хотя бы в глазах тех, кто на нас смотрит. Мы находимся на подмостках театра, где за места взимается двойная плата, и вследствие этого нас всегда готовы освистать.

    Увы! Она была права: нижестоящие нас оценивают; если бы они судили о нас с нашей точки зрения, мы бы не казались им виноватыми, но они судят о нас по себе, помня только о собственных страданиях и полагая, что мы их лишены, и ненавидят нас. Бог их за это наказывает.

    Месье обрадовался, что ему удалось употребить свою власть или хотя бы показать видимость ее, и не стал таить зла на моего брата. Он поверил словам Мадам или захотел им поверить, но потребовал, чтобы она не виделась больше с Монтале. И та стала козлом отпущения: на нее посыпались незаслуженные упреки, бедняжку услали в монастырь и, разумеется, это взбудоражило весь монастырь.

    Моему брату поневоле пришлось уехать. Вард посадил графа в карету, внушив ему, что его присутствие якобы вредит репутации Мадам. Как только Гиш удалился, маркиз сумел воспользоваться его отъездом, чтобы втереться в доверие к принцессе; и я говорю это теперь, когда мне суждено вскоре предстать перед Господом; я говорю это, так как меня влечет истина и у меня нет желания лгать: если Мадам когда-нибудь любила хотя бы одного мужчину, то следует признать, что виновником ее смерти был только Вард, и потому именно Вард, а не Гиш, должен нести перед Богом бремя ответственности за ее загубленную жизнь. Вы вскоре будете убеждены в этом так же, как и я.

    Мой брат являлся своего рода героем романа: он любил лишь себя одного, но любил себя настолько, что со стороны казалось, если особенно не приглядываться, будто он любил кого-то еще. Нежные чувства доставляют некоторым людям физическое наслаждение, им необходимо найти объект этих наслаждений, и другие служат им для этого. Их мнимая привязанность к кому бы то ни было не что иное, как себялюбие. Гиш относился к разряду таких людей. Но при этом в его характере отсутствовали всякое честолюбие и коварство; он довольствовался душевным трепетом в духе Клелии или Мадам и не пожертвовал бы своими переживаниями по поводу трудноосуществимого свидания даже ради короны французского короля. Подобный любовник не мог причинить принцессе вреда; напротив, он отвлекал ее от повседневных забот и никогда не использовал ее доверие ни в личных целях, ни в интересах других.

    Энергичный, властный, настойчивый Вард, терзаемый всевозможными страстями, любил в Мадам прежде всего принцессу и лишь затем женщину. Он хотел обладать г-жой Генриеттой не столько для того, чтобы испытать блаженство, сколько для того, чтобы получить власть над нею. Я хорошо знала Варда, мне странным образом довелось провести с ним сутки, и за эти сутки я узнала всю правду об этом человеке. Будь я рядом с Мадам, я уберегла бы ее от него, поскольку распознала негодяя.

    Он вступил в соперничество с шевалье де Лорреном, еще одним властолюбцем. Несчастная принцесса стала жертвой этой борьбы - не сумев взять над ней верх, эти двое ее погубили.

    Двор переехал в Сен-Жермен, где графиня Суасонская с Вардом затеяли новую интригу против Лавальер и втянули в нее Мадам, позволившую им это сделать. Они решили предложить королю мадемуазель де Ла Мот-Уданкур и убедили его величество, что она умирает от любви к нему. Несмотря на свое страстное чувство к Лавальер, король им поверил (мужчины всегда такому верят) и принялся расхаживать по кровельным желобам вместе с Лозеном, чтобы заглянуть в покои фрейлин. Госпожа де Навай это заметила и приказала заделать дымоходы решетками; тем самым она подписала себе приговор - на следующий же день ее отстранили от должности.

    Мой дядя, в ту пору шевалье де Грамон, был влюблен в Ла Мот и недолго был ее любовником; его безжалостно изгнали. Именно тогда он отправился в Англию, где приобрел первенство среди тамошних вельмож в отношении причуд и изысканных манер. Он вернулся оттуда много лет спустя, будучи мужем мисс Гамильтон.

    Таким образом, интрига против бедняжки Лавальер, тихо плакавшей в своем уголке и не строившей никаких козней, развивалась успешно, но тут королева-мать, ненависть которой не проявляла себя, но никогда не угасала, узнала об этой истории. Она терпеть не могла г-жу Суасонскую, которая в годы несовершеннолетия короля сеяла при дворе раздоры и лишала ее власти над сыном; эта особа преуспела благодаря любовной связи с нашим государем. Королева удостоверилась, что все письма Ла Мот к королю писала не фрейлина, а друзья графини: маркиз д'Аллюи и маркиз де Буйон.

    - Убедитесь в этом сами, - сказала она сыну, - я заранее отдаю вам копию письма, которое вам вручат сегодня вечером; как видите, в этом письме вас просят удалить Лавальер. Сличив оба экземпляра, вы увидите, обманываю ли я вас.

    Вечером король получил письмо, о котором ему сообщила королева. Он немедленно отослал его обратно вместе с копией. Графиню от этого едва не разбил удар. С тех пор король больше не встречался с Ла Мот, изображавшей скорбь и безутешное горе, а Лавальер немного перевела дух. Что касается Мадам, полностью подпавшей под влияние Варда, она отнюдь не прогнала предавшую ее д'Артиньи, когда Монтале - эта достойная девица ничего не забывала! - когда Монтале выведала из недр своего монастыря, что та явилась ко двору беременной, что у нее уже был один ребенок и она всех обманывала. Плутовка даже прислала письма д'Артиньи. Мадам сделала вид, что решила прогнать эту особу, но Вард стал возражать, и та осталась.

    Самое интересное - это то, что Месье питал к Варду нежные чувства и нисколько не ревновал Мадам к нему. Вард ухитрился обратить всю его ревность на принца де Марсильяка, сына г-на де Ларошфуко, того самого, кто оказывал королю услуги в его сердечных делах, о чем я уже рассказывала. Месье так распалился, что заставил принца уйти прочь, чего тому совершенно не хотелось, а торжествующий Вард принялся вовлекать в свои дела г-жу де Шатийон, чтобы снова не ссориться с графиней Суасонской, которая могла приносить ему пользу до тех пор, пока он был уверен в своей власти над Мадам.