- Говорите от своего имени, Портос, когда говорите подобные нелепости, - перебил его Арамис. - Что до меня, то все сказанное этими двумя господами, на мой взгляд, прекрасно и вполне достойно двух благородных дворян.

    - К вашим услугам, сударь, - проговорил Атос, становясь на свое место.

    - Я ждал только вашего слова, - ответил д'Артаньян, скрестив с ним шпагу.

    Не успели зазвенеть клинки, как отряд гвардейцев кардинала показался из-за угла монастыря.

    Но не успели зазвенеть клинки, коснувшись друг друга, как отряд гвардейцев кардинала под командой г-на де Жюссака показался из-за угла монастыря.

    - Гвардейцы кардинала! - в один голос вскричали Портос и Арамис. - Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны!

    Но было уже поздно. Противников застали в позе, не оставлявшей сомнения в их намерениях.

    - Эй! - крикнул де Жюссак, шагнув к ним и знаком приказав своим подчиненным последовать его примеру. - Эй, мушкетеры! Вы собрались здесь драться? А как же с эдиктами?

    - Вы крайне любезны, господа гвардейцы, - сказал Атос с досадой, так как де Жюссак был участником нападения, имевшего место два дня назад. - Если бы мы застали вас дерущимися, могу вас уверить - мы не стали бы мешать вам. Дайте нам волю, и вы, не затрачивая труда, получите полное удовольствие.

    - Милостивые государи, - сказал де Жюссак, - я вынужден, к великому сожалению, объявить вам, что это невозможно. Долг для нас - прежде всего. Вложите шпаги в ножны и следуйте за нами.

    - Милостивый государь, - сказал Арамис, передразнивая де Жюссака, - мы с величайшим удовольствием согласились бы на ваше любезное предложение, если бы это зависело от нас. Но, к несчастью, это невозможно: господин де Тревиль запретил нам это. Идите-ка своей дорогой - это лучшее, что вам остается сделать.

    Насмешка привела де Жюссака в ярость.

    - Если вы не подчинитесь, - воскликнул он, - мы вас арестуем!

    - Их пятеро, - вполголоса заметил Атос, - а нас только трое. Мы снова потерпим поражение, или нам придется умереть на месте, ибо объявляю вам: побежденный, я не покажусь на глаза капитану.

    Атос, Портос и Арамис в то же мгновение пододвинулись друг к другу, а де Жюссак поспешил выстроить своих солдат. Этой минуты было достаточно для д'Артаньяна: он решился. Произошло одно из тех событий, которые определяют судьбу человека. Ему предстояло выбрать между королем и кардиналом, и, раз выбрав, он должен будет держаться избранного. Вступить в бой - значило не подчиниться закону, значило рискнуть головой, значило стать врагом министра, более могущественного, чем сам король. Все это молодой человек понял в одно мгновение. И к чести его мы должны сказать: он ни на секунду не заколебался.

    - Господа, - сказал он, обращаясь к Атосу и его друзьям, - разрешите мне поправить вас. Вы сказали, что вас трое; но мне кажется, что нас четверо.

    - Но вы не мушкетер, - возразил Портос.

    - Это правда, - согласился д'Артаньян, - на мне нет одежды мушкетера, но душой я мушкетер. Сердце мое - сердце мушкетера. Я чувствую это и действую как мушкетер.

    - Отойдите, молодой человек! - крикнул де Жюссак, который по жестам и выражению лица д'Артаньяна, должно быть, угадал его намерения. - Вы можете удалиться, мы не возражаем. Спасайте свою шкуру! Торопитесь!

    Д'Артаньян не двинулся с места.

    - Вы в самом деле славный малый, - сказал Атос, пожимая ему руку.

    - Скорей, скорей, решайтесь! - крикнул де Жюссак.

    - Скорей, - заговорили Портос и Арамис, - нужно что-то предпринять.

    - Этот молодой человек исполнен великодушия, - произнес Атос.

    Но всех троих тревожила молодость и неопытность д'Артаньяна.

    - Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу юноша, почти ребенок, а скажут, что нас было четверо.

    - Да, но отступить!.. - воскликнул Портос.

    - Это невозможно, - сказал Атос.

    Д'Артаньян понял причину их нерешительности.

    - Милостивые государи, - сказал он, - испытайте меня, и клянусь вам честью, что я не уйду с этого места, если мы будем побеждены!

    - Как ваше имя, храбрый юноша? - спросил Атос.

    - Д'Артаньян, сударь.

    - Итак: Атос, Портос, Арамис, д'Артаньян! Вперед! - крикнул Атос.

    - Ну как же, государи мои, - осведомился де Жюссак, - соблаговолите вы решиться наконец?

    - Все решено, сударь, - ответил Атос.

    - Каково же решение? - спросил де Жюссак.

    - Мы будем иметь честь атаковать вас, - произнес Арамис, одной рукой приподняв шляпу, другой обнажая шпагу.

    - Вот как… вы сопротивляетесь! - воскликнул де Жюссак.

    - Тысяча чертей! Вас это удивляет?

    И все девять сражающихся бросились друг на друга с яростью, не исключавшей, впрочем, известной обдуманности действий.

    Атос бился с неким Каюзаком, любимцем кардинала, на долю Портоса выпал Бикара, тогда как Арамис оказался лицом к лицу с двумя противниками.

    Что же касается д’Артаньяна, то его противником оказался сам де Жюссак.

    Сердце молодого гасконца билось столь сильно, что готово было разорвать ему грудь. Видит бог, не от страха - он и тени страха не испытывал, - а от возбуждения. Он дрался, как разъяренный тигр, носясь вокруг своего противника, двадцать раз меняя тактику и местоположение. Жюссак был, по тогдашнему выражению, "мастер клинка", и притом многоопытный. Тем не менее он с величайшим трудом оборонялся против своего гибкого и ловкого противника, который, ежеминутно пренебрегая общепринятыми правилами, нападал одновременно со всех сторон, в то же время парируя удары, как человек, тщательно оберегающий свою кожу.

    Эта борьба в конце концов вывела де Жюссака из терпения. Разъяренный тем, что ему не удается справиться с противником, которого он счел юнцом, он разгорячился и начал делать ошибку за ошибкой. Д'Артаньян, не имевший большого опыта, но зато помнивший теорию, удвоил быстроту движений. Жюссак, решив покончить с ним, сделал резкий выпад, стремясь нанести противнику страшный удар. Но д'Артаньян ловко отпарировал, и, в то время как Жюссак выпрямлялся, гасконец, словно змея, ускользнул из-под его руки и насквозь пронзил его своей шпагой. Жюссак рухнул как подкошенный.

    Освободившись от своего противника, д'Артаньян быстрым и тревожным взглядом окинул поле битвы.

    Арамис успел уже покончить с одним из своих противников, но второй сильно теснил его. Все же положение Арамиса было благоприятно, и он мог еще защищаться.

    Бикара и Портос ловко орудовали шпагами. Портос был уже ранен в предплечье, Бикара - в бедро. Ни та, ни другая рана не угрожала жизни, и оба они с еще большим ожесточением продолжали изощряться в искусстве фехтования.

    Атос, вторично раненный Каюзаком, с каждым мгновением все больше бледнел, но не отступал ни на шаг. Он только переложил шпагу в другую руку и теперь дрался левой.

    Д'Артаньян, согласно законам дуэли, принятым в те времена, имел право поддержать одного из сражающихся. Остановившись в нерешительности и не зная, кому больше нужна его помощь, он вдруг уловил взгляд Атоса. Этот взгляд был мучительно красноречив. Атос скорее бы умер, чем позвал на помощь. Но взглянуть он мог и взглядом мог попросить о поддержке. Д'Артаньян понял и, рванувшись вперед, сбоку обрушился на Каюзака:

    - Ко мне, господин гвардеец! Я убью вас!

    Каюзак обернулся. Помощь подоспела вовремя. Атос, которого поддерживало только его неслыханное мужество, опустился на одно колено.

    - Проклятие! - крикнул он. - Не убивайте его, молодой человек. Я должен еще свести с ним старый счет, когда поправлюсь и буду здоров. Обезоружьте его, выбейте шпагу… Вот так… Отлично! Отлично!

    Это восклицание вырвалось у Атоса, когда он увидел, как шпага Каюзака отлетела на двадцать шагов. Д'Артаньян и Каюзак одновременно бросились за ней: один - чтобы вернуть ее себе, другой - чтобы завладеть ею. Д'Артаньян, более проворный, добежал первый и наступил ногой на лезвие.

    Каюзак бросился к гвардейцу, которого убил Арамис, схватил его рапиру и собирался вернуться к д'Артаньяну, но по пути наскочил на Атоса, успевшего за эти короткие мгновения перевести дух. Опасаясь, что д'Артаньян убьет, его врага, Атос желал возобновить бой.

    Д'Артаньян понял, что помешать ему - значило бы обидеть Атоса. И действительно, через несколько секунд Каюзак упал: шпага Атоса вонзилась ему в горло.

    В это же самое время Арамис приставил конец шпаги к груди поверженного им противника, заставив его признать себя побежденным.

    Оставались Портос и Бикара. Портос дурачился, спрашивая у Бикара, который, по его мнению, может быть час, и поздравляя его с ротой, которую получил его брат в Наваррском полку. Но все его насмешки не вели ни к чему: Бикара был один из тех железных людей, которые падают только мертвыми.

    Между тем пора было кончать. Могла появиться стража и арестовать всех участников дуэли - и здоровых и раненых, роялистов и кардиналистов. Атос, Арамис и д'Артаньян окружили Бикара, предлагая ему сдаться. Один против всех, раненный в бедро, Бикара все же отказался. Но Жюссак, приподнявшись на локте, крикнул ему, чтоб он сдавался. Бикара был гасконец, как и д'Артаньян. Он остался глух и только засмеялся. Продолжая драться, он между двумя выпадами концом шпаги указал точку на земле.

    - Здесь… - произнес он, пародируя слова Библии, - здесь умрет Бикара, один из всех, иже были с ним.

    - Но ведь их четверо против тебя одного. Сдайся, приказываю тебе!

    - Раз ты приказываешь, дело другое, - сказал Бикара. - Ты мой командир, и я должен повиноваться…

    И, внезапно отскочив назад, он переломил пополам свою шпагу, чтобы не отдать ее противнику. Перекинув через стену монастыря обломки, он скрестил на груди руки, насвистывая какую-то кардиналистскую песенку.

    Мужество всегда вызывает уважение, даже если это мужество врага. Мушкетеры отсалютовали смелому гвардейцу своими шпагами и спрятали их в ножны. Д'Артаньян последовал их примеру, а затем, с помощью Бикара, единственного из гвардейцев оставшегося на ногах, он отнес к крыльцу монастыря Жюссака, Каюзака и того из противников Арамиса, который был только ранен. Четвертый гвардеец, как мы уже говорили, был убит. Затем, позвонив в колокол у входа и унося с собой четыре шпаги из пяти, опьяненные радостью, они двинулись к дому г-на де Тревиля.

    Они шли, держась под руки и занимая всю ширину улицы, заговаривая со всеми встречавшимися им мушкетерами, так что в конце концов это стало похоже на триумфальное шествие. Д'Артаньян был в упоении. Он шагал между Атосом и Портосом, с любовью обнимая их.

    - Если я еще не мушкетер, - произнес он на пороге дома де Тревиля, обращаясь к своим новым друзьям, - я все же могу уже считать себя принятым в ученики, не правда ли?

    История эта наделала много шума. Г-н де Тревиль вслух бранил своих мушкетеров и втихомолку поздравлял их. Нельзя было, однако, терять время: следовало немедленно предупредить короля, и г-н де Тревиль поспешил в Лувр. Но было уже поздно: король сидел, запершись с кардиналом. Де Тревилю было сказано, что король занят и никого сейчас принять не может. Тревиль явился вечером, в час, когда король играл в карты. Король был в выигрыше, и так как его величество отличался чрезвычайной скупостью, то находился по этому случаю в прекрасном расположении духа.

    - Подойдите-ка сюда, господин капитан! - закричал он, еще издали заметив де Тревиля. - Подойдите, чтобы я мог хорошенько выбранить вас. Известно ли вам, что его высокопреосвященство явился ко мне с жалобой на ваших мушкетеров и так волновался, что после разговора даже слег в постель? Да что же это - головорезы, черти какие-то ваши мушкетеры?

    - Нет, ваше величество, - ответил де Тревиль, с первых слов поняв, какой оборот примет дело. - Нет, как раз напротив: это добрейшие создания, кроткие, как агнцы, и стремящиеся, ручаюсь вам, только к одному - чтобы шпаги их покидали ножны лишь для службы вашему величеству. Но что поделаешь: гвардейцы господина кардинала всюду придираются к ним, и бедные молодые люди вынуждены защищаться, хотя бы во имя чести своего полка.

    - Послушайте, господин де Тревиль! - воскликнул король. - Послушайте! Можно подумать, что речь идет о какой-то монашеской общине. В самом деле, дорогой мой капитан, у меня является желание лишить вас капитанского чина и пожаловать им мадемуазель де Шемро, которую я обещал сделать настоятельницей монастыря. Но не воображайте, что я поверю вам на слово. Меня, господин де Тревиль, называют Людовиком Справедливым, и вот мы сейчас увидим…

    - Именно потому, что я полагаюсь на эту справедливость, я терпеливо и с полным спокойствием буду ждать решения вашего величества.

    - Подождите, подождите, - сказал король. - Я недолго заставлю вас ждать.

    Счастье в игре к этому времени начало изменять королю: он стал проигрывать и был не прочь - да простят нам такое выражение - увильнуть. Через несколько минут король поднялся и, пряча в карман деньги, лежавшие перед ним на столе и почти целиком выигранные им, сказал:

    - Ла Вьевиль, займите мое место. Мне нужно поговорить с господином де Тревилем о важном деле… Ах да, тут у меня лежало восемьдесят луи - поставьте столько же, чтобы пострадавшие не пострадали. Справедливость - прежде всего!

    Затем он повернулся к де Тревилю.

    - Итак, сударь, - заговорил он, направляясь с ним к одному из окон, - вы утверждаете, что именно гвардейцы его высокопреосвященства затеяли ссору с вашими мушкетерами?

    - Да, ваше величество, как и всегда.

    - Как же все это произошло? Расскажите. Ведь вам, наверное, известно, дорогой мой капитан, что судья должен выслушать обе стороны.

    - Господи боже мой! Все это произошло как нельзя более просто. Трое лучших моих солдат - имена их хорошо известны вашему величеству, имевшему не раз случай оценить их верность, а они, могу уверить ваше величество, всей душой преданы своей службе, - итак, трое моих солдат, господа Атос, Портос и Арамис, собирались на прогулку вместе с одним молодым гасконцем, которого я как раз сегодня утром поручил их вниманию. Они собирались, если не ошибаюсь, в Сен-Жермен и местом встречи назначили поляну около монастыря Дешо. Внезапно откуда-то появился господин де Жюссак в сопровождении господина Каюзака, Бикара и еще двух гвардейцев. Эти господа пришли сюда такой многочисленной компанией, по-видимому, не без намерения нарушить указы.

    - Так, так, я только сейчас понял, - сказал король. - Они сами собирались здесь драться на дуэли?

    - Я не обвиняю их, ваше величество, но ваше величество сами можете посудить: с какой целью пятеро вооруженных людей могут отправиться в такое уединенное место, как окрестности монастыря кармелиток?

    - Вы правы, Тревиль, вы правы!

    - Но, увидев моих мушкетеров, они изменили намерение, и личная вражда уступила место вражде между полками. Вашему величеству ведь известно, что мушкетеры, преданные королю, и только королю, - исконные враги гвардейцев, преданных господину кардиналу?

    - Да, Тревиль, да, - с грустью произнес король. - Очень печально видеть во Франции это разделение на два лагеря. Очень печально, что у королевства две головы. Но все это кончится, Тревиль, все это кончится… Итак, вы говорите, что гвардейцы затеяли ссору с мушкетерами?

    - Я говорю, что дело, вероятно, произошло именно так. Но ручаться не могу. Вы знаете, как трудно установить истину. Для этого нужно обладать той необыкновенной проницательностью, благодаря которой Людовик Тринадцатый прозван Людовиком Справедливым.

    - Вы правы, Тревиль. Но мушкетеры ваши были не одни. С ними был юноша, почти ребенок.

    - Да, ваше величество, и один раненый, так что трое королевских мушкетеров, из которых один был ранен, и с ними один мальчик устояли против пятерых самых прославленных гвардейцев господина кардинала и даже уложили четверых из них.

    - Да ведь это победа! - воскликнул король, просияв, - Полная победа!

    - Да, ваше величество, столь же полная, как у Сэ.

    - Четыре человека, из которых один раненый и один почти ребенок, сказали вы?

    - Едва ли его можно назвать даже молодым человеком. Но вел он себя во время этого столкновения так великолепно, что я возьму на себя смелость рекомендовать его вашему величеству. - Как его зовут?

    - Д'Артаньян, ваше величество. Это сын одного из моих самых старых друзей. Сын человека, который вместе с отцом вашего величества участвовал в войне добровольцем.

    - И вы говорите, что этот юноша хорошо держался? Расскажите мне это поподробнее, Тревиль: вы ведь знаете, что я люблю рассказы о войнах и сражениях.

    И король Людовик XIII, гордо откинувшись, покрутил ус.

    - Ваше величество, - продолжал де Тревиль, - как я уже говорил, господин д'Артаньян - еще почти мальчик и, не имея чести состоять в мушкетерах, был одет как горожанин. Гвардейцы господина кардинала, приняв во внимание его крайнюю молодость и особенно то, что он не принадлежит к полму, предложили ему удалиться, раньше чем они произведут нападение…

    - Вот видите, Тревиль, - перебил его король, - первыми напали они.

    - Совершенно верно, ваше величество, сомнений в этом нет. Итак, они предложили ему удалиться, но он ответил, что он мушкетер душой, всецело предан вашему величеству и, следовательно, остается с господами мушкетерами.