Однажды, когда король сделал в пути привал, желая поохотиться, а четыре друга, вместо того чтобы примкнуть к охотникам, удалились, по своему обыкновению, в трактир на проезжей дороге, какой-то человек, прискакавший во весь опор из Ла-Рошели, остановил коня у дверей этого трактира, желая выпить стакан вина, заглянул в комнату, где сидели за столом четыре мушкетера, и закричал:

    - Эй, господин д'Артаньян! Не вас ли я там вижу?

    Д'Артаньян поднял голову и издал радостное восклицание. Это был тот самый человек, которого он называл своим призраком, это был незнакомец из Менга, с улицы Могильщиков и из Арраса.

    Д'Артаньян выхватил шпагу и кинулся к двери. Но на этот раз незнакомец не обратился в бегство, а соскочил с коня и пошел навстречу д'Артаньяну.

    - А, наконец-то я вас нашел, милостивый государь! - сказал юноша. - На этот раз вы от меня не скроетесь.

    - Это вовсе не входит в мои намерения - на этот раз я сам искал вас. Именем короля я вас арестую! Я требую, чтобы вы отдали мне вашу шпагу, милостивый государь. Не вздумайте сопротивляться: предупреждаю вас, дело идет о вашей жизни.

    - Кто же вы такой? - спросил д'Артаньян, опуская шпагу, но еще не отдавая ее.

    - Я - шевалье де Рошфор, - ответил незнакомец, - конюший господина кардинала де Ришелье. Я получил приказание доставить вас к его высокопреосвященству.

    - Мы возвращаемся к его высокопреосвященству, господин шевалье, - вмешался Атос и подошел поближе, - и, разумеется, вы поверите слову господина д'Артаньяна, что он отправится прямо в Ла-Рошель.

    - Я должен передать его в руки стражи, которая доставит его в лагерь.

    - Мы будем служить ему стражей, милостивый государь, даю вам слово дворянина. Но даю вам также мое слово, - прибавил Атос, нахмурив брови, - что господин д'Артаньян не уедет без нас.

    Шевалье де Рошфор оглянулся и увидел, что Портос и Арамис стали между ним и дверью; он понял, что он всецело во власти этих четырех человек.

    - Господа, - обратился он к ним, - если господин д'Артаньян согласен отдать мне шпагу и даст, как и вы, слово, я удовлетворюсь вашим обещанием, отвезти господина д'Артаньяна в ставку господина кардинала.

    - Даю вам слово, милостивый государь, - сказал д'Артаньян, - и вот вам моя шпага.

    - Для меня это тем более кстати, - прибавил Рошфор, - что мне нужно ехать дальше.

    - Если для того, чтобы встретиться с миледи, - холодно заметил Атос, - то это бесполезно: вы ее больше не увидите.

    - А что с ней сталось? - с живостью спросил Рошфор.

    - Возвращайтесь в лагерь, там вы это узнаете.

    Рошфор на мгновение задумался, а затем, так как они находились всего на расстоянии одного дня пути от Сюржера, куда кардинал должен был выехать навстречу королю, он решил последовать совету Атоса и вернуться вместе с мушкетерами. К тому же его возвращение давало ему то преимущество, что он мог сам надзирать за арестованным.

    Все снова тронулись в путь.

    На следующий день в три часа пополудни, они приехали в Сюржер. Кардинал поджидал там Людовика XIII. Министр и король обменялись многочисленными любезностями и поздравили друг друга со счастливым случаем, избавившим Францию от упорного врага, который поднимал на нее всю Европу. После этого кардинал, предупрежденный Рошфором о том, что д'Артаньян арестован, и желавший поскорее увидеть его, простился с королем и пригласил его на следующий день осмотреть вновь сооруженную плотину.

    Вернувшись вечером в свою ставку у Каменного моста, кардинал увидел у дверей того дома, где он жил, д'Артаньяна без шпаги и с ним трех вооруженных мушкетеров.

    На этот раз, так как сила была на его стороне, он сурово посмотрел на них и движением руки и взглядом приказал д'Артаньяну следовать за ним.

    Д'Артаньян повиновался.

    - Мы подождем тебя, д'Артаньян, - сказал Атос достаточно громко, чтобы кардинал услышал его.

    Его высокопреосвященство нахмурил брови и приостановился, но затем, не сказав ни слова, прошел в дом.

    Д'Артаньян вошел вслед за кардиналом, а за дверью остались на страже его друзья.

    Кардинал отправился прямо в комнату, служившую ему кабинетом, и подал знак Рошфору ввести к нему молодого мушкетера.

    Рошфор исполнил его приказание и удалился.

    Д'Артаньян остался наедине с кардиналом; это было его второе свидание с Ришелье, и, как д'Артаньян признавался впоследствии, он был твердо убежден, что оно окажется последним.

    Ришелье остался стоять, прислонясь к камину; находившийся в комнате стол отделял его от д'Артаньяна.

    - Милостивый государь, - начал кардинал, - вы арестованы по моему приказанию.

    - Мне сказали это, монсеньер.

    - А знаете ли вы, за что?

    - Нет, монсеньер. Ведь единственная вещь, за которую я бы мог быть арестован, еще неизвестна вашему высокопреосвященству.

    Ришелье пристально посмотрел на юношу:

    - Вот как! Что это значит?

    - Если монсеньеру будет угодно сказать мне прежде, какие преступления вменяются мне в вину, я расскажу затем поступки, которые я совершил на деле.

    - Вам вменяются в вину преступления, за которые снимали голову людям познатнее вас, милостивый государь! - ответил Ришелье.

    - Какие же, монсеньер? - спросил д'Артаньян со спокойствием, удивившим самого кардинала.

    - Вас обвиняют в том, что вы переписывались с врагами государства, обвиняют в том, что вы выведали государственные тайны, в том, что вы пытались расстроить планы вашего военачальника.

    - А кто меня обвиняет в этом, монсеньер? - сказал д'Артаньян, догадываясь, что это дело рук миледи. - Женщина, заклейменная государственным правосудием, женщина, вышедшая замуж за одного человека во Франции и за другого в Англии, женщина, отравившая своего второго мужа и покушавшаяся отравить меня!

    - Что вы рассказываете, милостивый государь! - с удивлением воскликнул кардинал. - О какой женщине вы говорите это?

    - О леди Винтер, - ответил д'Артаньян. - Да, о леди Винтер, все преступления которой были, очевидно, неизвестны вашему высокопреосвященству, когда вы почтили ее своим доверием.

    - Если леди Винтер совершила те преступления, о которых вы говорите, милостивый государь, то она будет наказана.

    - Она уже наказана, монсеньер.

    - А кто же наказал ее?

    - Мы.

    - Она в тюрьме?

    - Она умерла.

    - Умерла? - повторил кардинал, не веря своим ушам. - Умерла? Так вы сказали?

    - Три раза пыталась она убить меня, и я простил ей, но она умертвила женщину, которую я любил. Тогда мои друзья и я изловили ее, судили и приговорили к смерти.

    Д'Артаньян рассказал про отравление г-жи Бонасье в Бетюнском монастыре кармелиток, про суд в уединенном домике, про казнь на берегу Лиса. Дрожь пробежала по телу кардинала - а ему редко случалось содрогаться.

    Но вдруг, словно под влиянием какой-то невысказанной мысли, лицо кардинала, до тех пор мрачное, мало-помалу прояснилось и приняло наконец совершенно безмятежное выражение.

    - Итак, - заговорил он кротким голосом, противоречившим его суровым словам, - вы присвоили себе права судей, не подумав о том, что те, кто не уполномочен наказывать и тем не менее наказывает, являются убийцами.

    - Монсеньер, клянусь вам, что у меня ни на минуту не была намерения оправдываться перед вами! Я готов понести то наказание, какое вашему высокопреосвященству угодно будет наложить на меня. Я слишком мало дорожу жизнью, чтобы бояться смерти.

    - Да, я знаю, вы храбрый человек, - сказал кардинал почти ласковым голосом. - Могу вам поэтому заранее сказать, что вас будут судить и даже приговорят к наказанию.

    - Другой человек мог бы ответить вашему высоко преосвященству, что его помилование у него в кармане, а я только скажу вам: приказывайте, монсеньер, я готов ко всему.

    - Ваше помилование? - удивился Ришелье.

    - Да, монсеньер, - ответил д'Артаньян.

    - А кем оно подписано? Королем?

    Кардинал произнес эти слова с особым оттенком презрения.

    - Нет, вашим высокопреосвященством.

    - Мною? Вы что, с ума сошли?

    - Вы, конечно, узнаете свою руку, монсеньер.

    Д'Артаньян подал его высокопреосвященству драгоценную бумагу, которую Атос отнял у миледи и отдал д'Артаньяну, чтобы она служила ему охранным листом.

    Кардинал взял бумагу и медленно, делая ударение на каждом слове, прочитал:

    Прочитав эти две строчки, кардинал погрузился в глубокую задумчивость, но не вернул бумагу д'Артаньяну.

    "Он обдумывает, какой смертью казнить меня, - мысленно решил д'Артаньян. - Но, клянусь, он увидит, как умирает дворянин!"

    Молодой мушкетер был в отличном расположении духа и готовился геройски перейти в иной мир.

    Ришелье в раздумье свертывал и снова разворачивал в руках бумагу. Наконец он поднял голову, устремил свой орлиный взгляд на умное, открытое и благородное лицо д'Артаньяна, прочел на этом лице, еще хранившем следы слез, все страдания, перенесенные им за последний месяц, и в третий или четвертый раз мысленно представил себе, какие большие надежды подает этот юноша, которому всего двадцать один год, и как успешно мог бы воспользоваться его энергией, его умом и мужеством мудрый повелитель.

    С другой стороны, преступления, могущество и адский гений миледи не раз ужасали его. Он испытывал какую-то затаенную радость при мысли, что навсегда избавился от этой опасной сообщницы.

    Кардинал медленно разорвал бумагу, так великодушно возвращенную д'Артаньяном.

    "Я погиб!" - подумал д'Артаньян.

    Он низко склонился перед кардиналом, как бы говоря:

    "Господи, да будет воля твоя!"

    Кардинал подошел к столу и, не присаживаясь, написал несколько строк на пергаменте, две трети которого были уже заполнены; затем он приложил свою печать.

    "Это мой приговор, - решил про себя д'Артаньян. - Кардинал избавляет меня от скучного заточения в Бастилии и от всех проволочек судебного разбирательства. Это еще очень любезно с его стороны".

    - Возьмите! - сказал кардинал юноше. - Я взял у вас один открытый лист и взамен даю другой. На этой грамоте не проставлено имя, впишите его сами.

    Д'Артаньян нерешительно взял бумагу и взглянул на нее. Это был указ о производстве в чин лейтенанта мушкетеров. Д'Артаньян упал к ногам кардинала.

    - Монсеньер, - сказал он, - моя жизнь принадлежит вам, располагайте ею отныне! Но я не заслуживаю той милости, какую вы мне оказываете: у меня есть три друга, имеющие больше заслуг и более достойные…

    - Вы славный малый, д'Артаньян, - перебил его кардинал и дружески похлопал по плечу, довольный тем, что ему удалось покорить эту строптивую натуру. - Располагайте этой грамотой, как вам заблагорассудится. Только помните, что, хотя имя и не вписано, я даю ее вам.

    - Я этого никогда не забуду! - ответил д'Артаньян. - Ваше высокопреосвященство может быть в этом уверены.

    Кардинал обернулся и громко произнес:

    - Рошфор!

    Кавалер, который, вероятно, стоял за дверью, тотчас вошел.

    - Рошфор, - сказал кардинал, - перед вами господин д'Артаньян. Я принимаю его в число моих друзей, а потому поцелуйтесь оба и ведите себя благоразумно, если хотите сберечь ваши головы.

    Рошфор и д'Артаньян, едва прикасаясь губами, поцеловались; кардинал стоял тут же и не спускал с них бдительных глаз.

    Они вместе вышли из комнаты.

    - Мы еще увидимся, не так ли, милостивый государь?

    - Когда вам будет угодно, - подтвердил д'Артаньян.

    - Случай не замедлит представиться, - ответил Рошфор.

    - Что такое? - спросил Ришелье, открывая дверь.

    Молодые люди тотчас улыбнулись друг другу, обменялись рукопожатиями и поклонились его высокопреосвященству.

    - Мы уже стали терять терпение, - сказал Атос.

    - Вот и я, друзья мои! - ответил д'Артаньян. - Я не только свободен, но и попал в милость.

    - Вы нам расскажете все?

    - Сегодня же вечером.

    Действительно, в тот же вечер д'Артаньян отправился к Атосу и застал его за бутылкой испанского вина - занятие, которому Атос неукоснительно предавался каждый день.

    Д'Артаньян рассказал ему все, что произошло между ним и кардиналом, и, вынув из кармана грамоту, сказал:

    - Возьмите, любезный Атос, она принадлежит вам по праву.

    Атос улыбнулся своей ласковой и очаровательной улыбкой.

    - Друг мой, для Атоса этого слишком много, для графа де Ла Фер - слишком мало, - ответил он. - Оставьте себе эту грамоту, она ваша. Вы купили ее, увы, дорогой ценой!

    Д'Артаньян вышел от Атоса и вошел в комнату Портоса.

    Он застал его перед зеркалом; облачившись в великолепный, богато расшитый камзол, Портос любовался собой.

    - А, это вы, любезный друг! - приветствовал он д'Артаньяна. - Как вы находите, к лицу мне это платье?

    - Как нельзя лучше, - ответил д'Артаньян. - Но я пришел предложить вам другое платье, которое будет вам еще больше к лицу.

    - Какое же это?

    - Мундир лейтенанта мушкетеров.

    Д'Артаньян рассказал Портосу о своем свидании с кардиналом и, вынув из кармана грамоту, сказал:

    - Возьмите, любезный друг, впишите ваше имя и будьте мне хорошим начальником.

    Портос взглянул на грамоту и, к великому удивлению д'Артаньяна, отдал ее обратно.

    - Да, это было бы для меня очень лестно, - сказал он, - но мне недолго пришлось бы пользоваться этой милостью. Во время нашей поездки в Бетюн скончался супруг моей герцогини, а потому сундук покойного просится ко мне в руки, и я, любезный друг, женюсь на вдове. Вот видите, я примерял мой свадебный наряд. Оставьте чин лейтенанта себе, друг мой, оставьте!

    И он возвратил грамоту д'Артаньяну.

    Юноша пошел к Арамису.

    Он застал его перед аналоем; Арамис стоял на коленях, низко склонив голову над раскрытым молитвенником.

    Д'Артаньян рассказал ему о своем свидании с кардиналом и, в третий раз вынув из кармана грамоту, проговорил:

    - Вы наш друг, наш светоч, наш незримый покровитель! Примите эту грамоту. Вы, как никто другой, заслужили ее вашей мудростью и вашими советами, неизменно приводившими нас к удаче.

    - Увы, любезный друг! - вздохнул Арамис. - Наши последние похождения окончательно отвратили меня от мирской жизни и от военного звания. На этот раз я принял бесповоротное решение: по окончании осады я вступаю в братство лазаристов. Оставьте себе эту грамоту, д'Артаньян: военная служба как нельзя более подходит вам. Вы будете храбрым и предприимчивым военачальником.

    Д’Артаньян, со слезами признательности на глазах и с радостью во взоре, вернулся к Атосу и по-прежнему застал его за столом; Атос рассматривал на свет лампы последний стакан малаги.

    - Ну вот, и они тоже отказались! - сказал д'Артаньян.

    - Да потому, милый друг, что никто не заслуживает этого больше вас.

    Он взял перо, вписал имя д'Артаньяна и подал ему грамоту.

    - Итак, у меня не будет больше друзей, - сказал юноша, - и, увы, не останется ничего больше, кроме горестных воспоминаний!

    Он поник головой, и две крупные слезы скатились по его щекам.

    - Вы молоды, - ответил Атос, - и ваши горестные воспоминания еще успеют смениться отрадными.

    Ла-Рошель, не получая помощи английского флота и войск, обещанных Бекингэмом, сдалась после годичной осады. Двадцать восьмого октября 1628 года была подписана капитуляция.

    Король совершил свой въезд в Париж 23 декабря того же года. Ему устроили торжественную встречу, точно он возвращался после победы над врагом, а не над французами. Он въехал через увитую цветами и зеленью аркаду, сооруженную в предместье Сен-Жак.

    Д'Артаньян принял пожалованный ему чин лейтенанта. Портос оставил службу и женился в следующем году на г-же Кокнар: в вожделенном сундуке оказалось восемьсот тысяч ливров.

    Мушкетон стал щеголять в великолепной ливрее и достиг величайшего удовлетворения, о каком он мечтал всю жизнь: начал ездить на запятках раззолоченной кареты.

    Арамис, совершив поездку в Лотарингию, внезапно исчез и перестал писать своим друзьям. Впоследствии стало известно через г-жу де Шеврез, рассказавшую об этом двум-трем своим любовникам, что он принял монашество в одном из монастырей Нанси.

    Базен стал послушником.

    Атос служил мушкетером под начальством д'Артаньяна до 1631 года, когда, после поездки в Турень, он тоже оставил службу под тем предлогом, что получил небольшое наследство в Русильоне.

    Гримо последовал за Атосом.

    Д'Артаньян три раза дрался на дуэли с Рошфором и все три раза его ранил.

    - В четвертый раз я, вероятно, убью вас, - сказал он, протягивая Рошфору руку, чтобы помочь ему встать.