- Но позвольте спросить, - сказал д'Эпернон, - каким образом барон мог испугаться меня, когда Франсинетте поручено было пригласить его от вашего имени? Ты, стало быть, сказала ему, что я здесь? Да отвечай же, Франсинетта!

    - Я ничего не могла сказать ему, ваша светлость, потому что его там не было.

    Несмотря на этот ответ Франсинетты, высказанный с быстротою откровенности и истины, герцог, по-видимому, стал подозревать еще более. Нанона не могла уже говорить от радости.

    - Прикажите мне идти за Бискарро? - спросила служанка.

    - Разумеется, непременно, - отвечал герцог грубым голосом. - Или нет, погоди. Ты останешься здесь, потому что, может статься, понадобишься своей госпоже, а я пошлю туда Куртово.

    Франсинетта вышла. Через пять минут Куртово постучался в дверь.

    - Ступай к хозяину "Золотого Тельца", - сказал герцог, - и приведи его сюда, мне нужно переговорить с ним. Скажи, чтобы он захватил с собою карту завтрака. Дай ему эти десять луи, чтобы завтрак был получше. Ступай!

    Куртово подставил полу платья, получил деньги и тотчас вышел для исполнения полученного приказания.

    Он был лакей, всегда живший в хороших домах и знавший свое ремесло превосходно. Он пошел к Бискарро и сказал ему:

    - Я уговорил герцога заказать вам лучший завтрак, он дал мне восемь луидоров. Естественно, я оставлю два себе за комиссию, а вот вам остальные шесть. Пойдемте поскорее.

    Бискарро, дрожа от радости, перепоясал чистый фартук, положил шесть луидоров в карман и, пожав руку Куртово, отправился вслед за егерем, который повел его скорым маршем к уединенному домику.

    На этот раз Нанона перестала трусить: уверенность Франсинетты совершенно успокоила ее, ей даже очень хотелось потолковать с Бискарро.

    Его ввели в комнату тотчас, как он пришел.

    Бискарро вошел, франтовски засунув фартук за пояс, с колпаком в руке.

    - У вас вчера остановился молодой дворянин, барон де Каноль, - спросила Нанона. - Где он?

    - Да, где он? - прибавил герцог.

    Бискарро начал беспокоиться, потому что шесть луидоров, данные ему егерем, заставляли его догадываться, что он имеет дело с важным вельможею. Поэтому он сначала отвечал с замешательством:

    - Он уехал.

    - Уехал? - повторил герцог. - В самом деле, уехал?

    - Точно уехал.

    - А куда? - спросила Нанона.

    - Этого я не могу сказать вам, сударыня, потому что, право, сам не знаю.

    - Вы, по крайней мере, знаете, по какой дороге он поехал?

    - По Парижской.

    - А в котором часу выехал он? - спросил герцог.

    - В полночь.

    - И ничего не приказывал? - боязливо спросила Нанона.

    - Ничего, он только оставил письмо, поручив мне отдать его Франсинетте.

    - А отчего не отдал ты этого письма, дурак? Так-то ты уважаешь приказание дворянина.

    - Я уже отдал, давно отдал.

    - Франсинетта! - закричал герцог с гневом.

    Франсинетта, слушавшая у дверей, одним прыжком перелетела из передней в спальню.

    - Почему ты не отдала госпоже своей письмо, которое оставил ей барон Каноль?

    - Я думала… ваша светлость… - шептала горничная в страхе.

    "Ваша светлость! - подумал испуганный Бискарро, скрываясь в угол спальни. - Ваша светлость… Это, верно, какой-нибудь переодетый принц".

    - Да я у ней не успела спросить его, - возразила Нанона побледнев.

    - Дай! - закричал герцог, протягивая руку.

    Бедная Франсинетта медленно подала письмо, обращаясь к госпоже своей со взглядом, который хотел сказать: "Вы сами видите, я ни в чем не виновата, дурак Бискарро все испортил".

    Молнии заблистали в глазах Наноны и полетели к Бискарро.

    Несчастный потел страшно и отдал бы все шесть луидоров за то, чтобы стоять у своей печи и держать в руках какую-нибудь кастрюлю.

    Между тем герцог взял письмо, развернул и прочитал его. Пока он читал, Нанона стояла бледная и холодная, как мрамор, она чувствовала, что в ней живо только одно сердце.

    - Что значит это маранье? - спросил герцог.

    Из этих слов Нанона поняла, что письмо не может повредить ей.

    - Прочтите вслух. Может быть, я могу объяснить вам его, - сказала она.

    Герцог прочел:

    "Милая Нанона! " Тут он повернулся к ней, она оправилась от испуга и могла вынести его взгляд с удивительною храбростию.

    Герцог продолжал.

    "Милая Нанона!

    Пользуясь отпуском, которым обязан вам, я для развлечения поскачу в Париж. До свидания, прошу не забыть похлопотать о моем счастии".

    - Да он сумасшедший, этот Каноль!

    - Почему же? - спросила Нанона.

    - Разве можно уезжать так, в полночь, без всякой причины? - сказал герцог.

    "Да, правда", - подумала Нанона.

    - Ну, объясните же мне его отъезд?

    - Ах, Боже мой, - отвечала Нанона с очаровательною улыбкою, - нет ничего легче, ваша светлость.

    - И она называет его светлостью! - прошептал Бискарро. - Решительно, он принц.

    - Что же? Говорите!

    - Вы сами не догадываетесь?

    - Нет, нимало!

    - Ведь Канолю только двадцать семь лет, он молод, хорош и беспечен. Какой глупости дает он предпочтение? Разумеется, любви. Он, верно, видел у Бискарро какую-нибудь хорошенькую путешественницу и тотчас поскакал за нею.

    - Влюблен! Вы так думаете? - вскричал герцог в восторге от мысли, что если Каноль влюблен в другую, так верно не влюблен в Нанону.

    - Да, разумеется, он влюблен. Не так ли, Бискарро? - сказала Нанона, радуясь, что герцог соглашается с ее мыслью. - Ну, отвечайте откровенно: не так ли, я угадала правду?

    Бискарро вообразил, что настала благоприятная минута подслужиться молодой даме, поддакивая ей. Он улыбнулся, разинув огромный рот, и сказал:

    - Действительно, вы, может быть, правы.

    Нанона подвинулась на шаг к трактирщику и невольно вздрогнула.

    - Не так ли? - сказала она.

    - Кажется, сударыня, что именно так. Да, сударыня, вы раскрыли мне глаза.

    - Ах, расскажите нам все это, господин Бискарро! - вскричала Нанона, предаваясь первым подозрениям ревности, - говорите, какие путешественницы останавливались вчера в вашей гостинице?

    - Рассказывайте, - прибавил герцог, разваливаясь в кресле и протягивая ноги.

    - Путешественниц не было, - сказал Бискарро.

    Нанона вздохнула.

    - Останавливался, - продолжал трактирщик, не подозревая, что каждое его слово падало как свинец на сердце Наноны, - останавливался только молодой дворянин, белокурый, хорошенький, полный, который не ел, не пил и боялся ехать ночью… Дворянин боялся ехать ночью, - прибавил Бискарро, лукаво покачивая головою, - вы изволите понимать…

    - Ха! Ха! Ха! Прекрасно! - закричал герцог.

    Нанона отвечала на его хохот скрежетом зубов.

    - Продолжайте, - сказала она трактирщику. - Вероятно, дворянчик ждал Каноля?

    - Нет, он ждал к ужину высокого господина с усами и даже довольно грубо обошелся с бароном Канолем, когда этот хотел ужинать с ним, но храбрый барон не струсил от такой малости. Он, кажется, отчаянный человек, после отъезда высокого господина, поехавшего направо, он поскакал за маленьким, уехавшим налево.

    При этом странном заключении Бискарро, видя веселое лицо герцога, позволил себе начать такой громкий смех, что стекла в окнах задрожали.

    Герцог, совершенно успокоенный, верно, поцеловал бы почтенного Бискарро, если бы трактирщик был из дворян. Между тем, бледная Нанона с судорожною и холодною улыбкою слушала каждое слово Бискарро с тем страшным вниманием, которое заставляет ревнивых выпить чашу яда до дна.

    Наконец она спросила:

    - Что заставляет вас думать, что этот дворянин - переодетая женщина, что барон Каноль влюблен в нее и что он поехал в Париж не для одного развлечения, не от одной скуки?

    - Что заставляет меня думать? - повторил Бискарро, непременно хотевший передать свое убеждение слушателям. - Позвольте, сейчас скажу.

    - Говорите, говорите, любезный друг, - сказал герцог, - вы в самом деле очень забавны.

    - Ваша светлость слишком добры, - отвечал Бискарро. - Извольте послушать.

    Герцог превратился в слух.

    Нанона сжала кулаки.

    - Я ничего не подозревал и просто принял белокурого дворянина за мужчину, как вдруг встретил барона Каноля на лестнице. Левою рукою он держал свечу, а правою - перчатку и смотрел, и нюхал ее с любовью.

    - Ха! Ха! Ха! Чудо, чудо! - закричал герцог, становившийся все веселее по мере того, как переставал бояться за себя.

    - Перчатку! - повторила Нанона, стараясь вспомнить, не оставила ли она подобного залога любви в руках своего друга. - Какая перчатка? Не такая ли?

    - Нет, - отвечал Бискарро, - перчатка была мужская.

    - Мужская! Станет барон Каноль с любовью рассматривать мужскую перчатку! Ах, Бискарро, вы сошли с ума!

    - Нет, перчатка принадлежала белокурому господину, который не ел, не пил и боялся ехать ночью, премаленькая перчатка, куда едва ли вошла бы ваша ручка, сударыня, хотя ручка у вас крошечная.

    Нанона простонала, как будто ей нанесли невидимую рану.

    - Надеюсь, - сказала она с чрезвычайным усилием, - что теперь вы довольны, и ваша светлость знает все, что хотел знать.

    Стиснув зубы, с дрожащими губами, она указала пальцем на дверь, но изумленный Бискарро, заметив гнев на лице молодой женщины, ничего не понимал и оставался на одном месте, раскрыв глаза и рот.

    Он подумал:

    "Если отсутствие барона доставляет им такое неудовольствие, то возвращение его покажется счастием. Польщу этому благородному вельможе сладкой надеждой, чтобы у него аппетит был лучше".

    Вследствие такого соображения Бискарро принял самый грациозный вид и, ловко выставив правую ногу вперед, сказал:

    - Барон уехал, но ежеминутно может воротиться.

    Герцог улыбнулся при этом открытии.

    - Правда, - сказал он, - точно правда? Может быть, он даже воротился. Подите-ка, посмотрите, господин Бискарро, и дайте мне ответ.

    - А завтрак-то, - сказала Нанона. - Мне очень хочется есть, я голодна.

    - Дело, - отвечал герцог, - я пошлю туда Куртово. Гей, Куртово, ступай в гостиницу господина Бискарро и осведомься, не воротился ли барон де Каноль. Если его там нет, так разузнай и поищи в окрестностях. Мне очень хочется завтракать с ним, ступай!

    Куртово ушел, а Бискарро, заметив беспокойное молчание обоих хозяев дома, хотел было опять начать говорить.

    - Разве вы не видите, что госпожа моя дает вам знак уйти? - сказала ему Франсинетта.

    - Позвольте, позвольте! - вскричал герцог. - Вот и вы, Нанона, теряетесь в свою очередь! А где же завтрак! Мне так же хочется есть, как и вам, меня мучит голод. Подойдите, господин Бискарро, прибавьте вот эти шесть луи к прежним: они даются вам за приятную историю, которую вы нам рассказали.

    Потом он приказал историку превратиться в повара. Поспешим сказать, что Бискарро столько же отличился во второй должности, сколько и в первой.

    Между тем Нанона обдумала и рассмотрела положение, в которое ее поставило известие почтенного Бискарро. Во-первых, верно ли это известие? А во-вторых, если оно даже верно, не следует ли извинить Каноля? В самом деле, какая жестокая обида ему, храброму дворянину, это несостоявшееся свидание! Какая ему обида - шпионство герцога д'Эпернона и необходимость присутствовать при торжестве соперника! Нанона была так влюблена, что приписывала его бегство припадку ревности и не только извиняла Каноля, но даже жалела о нем; она даже радовалась, что он любит ее так сильно, что решился на маленькое мщение. Но, однако же, надо вырвать зло с корнем, остановить эту любовь в самом ее начале.

    Но тут страшная мысль поразила Нанону, как громом.

    Что, если встреча Каноля и переодетой дамы просто свидание!

    Но нет, она тотчас успокоилась: переодетая дама ждала высокого мужчину с усами, грубо обошлась с Канолем, да и сам Каноль узнал, какого пола незнакомец, только по маленькой перчатке, найденной случайно.

    Все равно, все-таки надобно остановить Каноля.

    Тут, вооружась всем своим мужеством, она воротилась к герцогу, который только что отпустил Бискарро, осыпав его похвалами и наделив приказаниями.

    - Как жаль, - сказала она, - что ветреность несносного Каноля помешает ему воспользоваться честью, которой вы хотели удостоить его! Если бы он был здесь, вся его будущность устроилась бы, но его нет, и он может потерять всю карьеру.

    - Но, - возразил герцог, - если мы его отыщем…

    - О, этого не может быть, ведь дело идет о женщине. Он не вернется.

    - Что же прикажете мне делать? Как помочь горю? - отвечал герцог.

    - Молодые люди ищут веселья, он молод и веселится.

    - Но я постарше его и порассудительнее, и полагаю, что следовало бы оторвать его от этого несвоевременного веселья.

    - Какая сердитая сестрица!

    - В первую минуту он может сетовать на меня, - продолжала Нанона,

    - но впоследствии уж верно будет благодарить.

    - Ну, так говорите, что вы хотите делать? Если у вас есть какой-нибудь план, так я готов исполнить его, говорите!

    - Разумеется, есть.

    - Так говорите.

    - Вы хотели послать его к королеве с важным известием?

    - Хотел, но ведь его нет.

    - Пошлите за ним вдогонку, он едет по Парижской дороге, тут уж половина дела сделана.

    - Вы совершенно правы.

    - Поручите все дело мне, и Каноль получит ваши приказания сегодня вечером или завтра утром, не позже. Отвечаю вам за успех.

    - Но кого послать?

    - Вам нужен Куртово?

    - Нисколько.

    - Так отдайте мне его, и я его отправлю к Канолю с моим поручением.

    - Какая дипломатическая голова! Вы далеко пойдете, Нанона! - сказал герцог.

    - Только бы вечно учиться у такого превосходного учителя, больше я ничего не желаю.

    Она обняла старого герцога, а тот вздрогнул от радости.

    - Какую чудесную шутку сыграем мы с нашим селадоном! - сказала она.

    - И рассказывать будет весело!

    - Я сама хотела бы поехать за ним, чтобы видеть, как он примет посланного.

    - К несчастию, или лучше сказать, к счастию, это невозможно, и вам надобно остаться со мною.

    - Пожалуй, но не будем терять времени. Извольте писать вашу депешу, герцог, и отдавайте Куртово в мое распоряжение.

    Герцог взял перо и на листочке бумаги написал только эти два слова:

    "Бордо - нет".

    Потом подписал свое имя.

    На конверте этой лаконической депеши он надписал:

    "Ее величеству королеве Анне Австрийской, правительнице Франции".

    В то же время Нанона написала две строчки и показала их герцогу.

    Вот они:

    "Любезный барон!

    Вы видите здесь депешу к королеве. Отдайте немедленно, дело идет о спасении отечества.

    Ваша преданная сестра Нанона".

    Нанона складывала записку, когда на лестнице послышались быстрые шаги. Куртово отворил дверь с веселым лицом человека, который принес нетерпеливо ожидаемое известие.

    - Вот барон Каноль, я встретил его очень близко отсюда, - сказал егерь.

    Герцог вскрикнул от приятного изумления.

    Нанона побледнела, бросилась в дверь и прошептала:

    - Верно, такова уж моя судьба!

    В эту минуту в дверях показалось новое лицо, одетое в великолепный костюм, со шляпою в руках и улыбавшееся с самодовольным видом.

    Если бы гром разразился над Наноною, это не столько бы поразило ее, сколько удивило это неожиданное появление. Она невольно с глубокою горестью вскрикнула в испуге:

    - Опять он!

    - Да, я, милая моя сестрица, - отвечал гость нежным голосом. - Но извините, - прибавил он, увидав герцога, - может быть, я беспокою вас.

    И он до земли поклонился гиеннскому губернатору, который отблагодарил его ласковым жестом.

    - Ковиньяк! - прошептала Нанона так тихо, что слово это, казалось, вылетело из ее сердца, а не из уст.

    - Добро пожаловать, барон де Каноль, - сказал герцог с веселою улыбкою, - ваша сестра и я говорим только о вас со вчерашнего вечера, и со вчерашнего вечера желаем видеть вас.

    - А, вы желали видеть меня! В самом деле? - сказал Ковиньяк, обращая на Нанону взгляд, в котором выражались ирония и сомнение.