- Не в том дело, - сказал Шико, решив оттеснись любезного Борроме на последнюю линию обороны. - Учитель должен быть по меньшей мере вдвое сильнее ученика.

    - Ах, господин Брике, - произнес Борроме, бледнея и кусая губы, - вы чересчур требовательны.

    "Он еще и гневлив, - подумал Шико. - Это второй смертный грех, а говорят, достаточно одного, чтобы погубить душу. Мне повезло".

    Вслух же он сказал:

    - Если бы Жак действовал более хладнокровно, полагаю, он сравнялся бы с вами.

    - Не думаю, - возразил Борроме.

    - А я так уверен в этом.

    - Господину Брике следовало бы помериться силами с Жаком, - сказал не без горечи казначей, - тогда ему легче было бы вынести правильное суждение.

    - О, я слишком стар! - заметил Шико.

    - Зато у вас есть опыт, - сказал Борроме.

    "Ты еще и насмехаешься! - подумал Шико. - Погоди, погоди!"

    - Не бойтесь, сударь, - продолжал Борроме, - мы будем к вам снисходительны, как предписывает сама церковь.

    - Нехристь ты этакий! - прошептал Шико.

    - Да ну же, господин Брике, одну только схватку!

    - Попробуй, - сказал Горанфло, - что тебе стоит, попробуй!

    - Я вам не сделаю больно, сударь, - вмешался Жак, становясь на сторону учителя и желая уязвить его обидчика. - Рука у меня легкая.

    - Славный мальчик! - прошептал Шико, устремляя на монашка невыразимый взгляд и безмолвно улыбаясь.

    - Что ж, - сказал он, - раз всем этого хочется…

    - Браво! - вскричали монахи, предвкушая легкую победу Жака.

    - Но предупреждаю вас: не более трех схваток, - отозвался Шико.

    - Как вам будет угодно, сударь, - сказал Жак.

    Медленно поднявшись со скамейки, на которую он уселся во время разговора, Шико приладил куртку, надел кожаную перчатку и маску - все это с ловкостью черепахи, ловящей мух.

    - Если ты дашь парировать ему свои удары, - шепнул Борроме Жаку, - я с тобой больше не фехтую, так и знай.

    Жак кивнул и улыбнулся, словно желая сказать: "Не беспокойтесь, учитель".

    Шико все так же медленно стал в позицию, ловко скрыв свою силу и искусство.

    В том веке, о котором мы повествуем, стремясь не только рассказать о событиях, но также о нравах и обычаях, фехтование было не тем, чем оно стало в наше время.

    Шпаги оттачивались с обеих сторон, благодаря чему ими рубили почти так же часто, как и кололи. Вдобавок левой рукой, вооруженной кинжалом, можно было не только обороняться, но и наносить удары: все это приводило к многочисленным ранениям или, скорее, царапинам, которые в серьезном поединке особенно разъяряли бойцов.

    Искусство фехтования, занесенное к нам из Италии, сводилось к ряду движений, которые вынуждали бойца постоянно менять место, поэтому из-за малейших неровностей почвы возникали серьезные затруднения.

    Нередко можно было видеть, как фехтовальщик вытягивается во весь рост или, наоборот, вбирает голову в плечи, прыгает направо, налево и приседает, упираясь рукой в землю. Одним из первых условий успешного овладения этим искусством были ловкость и быстрота не только руки, но также ног и всего тела.

    Казалось, однако, что Шико изучил фехтование не по правилам этой школы. Он словно предугадал современное нам искусство шпаги, все превосходство которого и, в особенности, все изящество состоит в подвижности рук при почти полной неподвижности корпуса.

    Ноги его крепко упирались в землю, кисть руки отличалась гибкостью и силой, конец шпаги гнулся, как тростник, но от середины до рукояти она была словно каменная.

    Увидев перед собой не человека, а бронзовую статую, у которой двигалась, на первый взгляд, только кисть руки, брат Жак стал порывисто, бурно нападать, но Шико лишь вытягивал руку и выставлял ногу и при малейшей ошибке противника наносил ему удар прямо в грудь, а Жак, багровый от ярости и уязвленного самолюбия, отскакивал назад.

    Минут десять мальчик делал все, что мог: он устремлялся вперед, словно леопард, свивался кольцом, как змея, прыгал из стороны в сторону. Но Шико, все так же невозмутимо, выбирал удобный момент и, отклонив рапиру противника, неизменно поражал его в грудь своим грозным оружием.

    Брат Борроме бледнел, стараясь подавить досаду.

    Наконец Жак в последний раз напал на Шико. Видя, что мальчик нетвердо стоит на ногах, тот оставил открытие, чтобы противник направил в это место всю силу своего удара. Жак не преминул это сделать. Шико так внезапно отпарировал удар, что бедняга потерял равновесие и упал. Шико же, незыблемый как скала, даже не сдвинулся с места.

    Брат Борроме до крови искусал себе пальцы.

    - Вы скрыли от нас, сударь, что являетесь гением фехтовального искусства, - сказал он.

    - Что вы! - удивленно вскричал Горанфло, хотя из вполне понятных дружеских чувств он и разделял торжество приятеля. - Да Брике никогда не практикуется!

    - Я всего лишь жалкий буржуа, - сказал Шико, - а не гений фехтовального искусства! Вы смеетесь надо мной, господин казначей!

    - Однако же, сударь, - возразил брат Борроме, - если человек владеет шпагой, как вы, он, наверное, без конца работал ею.

    - Бог ты мой, сударь, - добродушно ответил Шико, - мне порой приходилось обнажать шпагу. Но, делая это, я никогда не забывал одного обстоятельства.

    - Какого?

    - Что для человека с обнаженной шпагой в руке гордыня - плохой советчик, а гнев - плохой помощник… Теперь выслушайте меня, братец Жак, - добавил он. - Кисть руки у вас отличная, но с ногами и головой дело обстоит неважно. Подвижности достаточно, но рассудка не хватает. В фехтовальном искусстве имеют значение три вещи: прежде всего голова, затем руки и ноги. Голова помогает защищаться, руки и ноги дают возможность победить. Но, владея и головой, и рукой, и ногами, побеждаешь всегда.

    - О сударь, - сказал Жак, - сразитесь с братом Борроме: это будет замечательное зрелище.

    Шико хотел пренебрежительно отвергнуть это предложение, но тут ему пришла в голову мысль, что гордец казначей, пожалуй, постарается извлечь выгоду из его отказа.

    - Охотно, - сказал он. - Если брат Борроме согласен, я в его распоряжении.

    - Нет, сударь, - ответил казначей, - я потерплю поражение. Лучше уж сразу признать это.

    - Как он скромен, как мил! - произнес Горанфло.

    - Ты ошибаешься, - шепнул ему на ухо беспощадный Шико, - он вне себя, ибо тщеславие его уязвлено. На месте Борроме я на коленях молил бы о таком уроке, какой сейчас получил Жак.

    Сказав это, Шико, по своему обыкновению, ссутулился, искривил ноги, сморщил лицо и снова сел на скамью.

    Жак подошел к нему - восхищение возобладало у юноши над стыдом поражения.

    - Не согласитесь ли вы дать мне уроки, господин Робер? - спросил он. - Сеньор настоятель разрешит… Ведь правда, ваше преподобие?

    - Да, дитя мое, - ответил Горанфло, - с удовольствием.

    - Я не хочу заступать место, по праву принадлежащее вашему учителю, - молвил Шико, поклонившись Борроме.

    - Я не единственный учитель Жака, - сказал тот, - здесь не только я обучаю фехтованию. Не одному мне принадлежит эта честь, пусть же не я один отвечу за поражение.

    - А кто же другой преподаватель? - поспешно спросил Шико; он заметил, что Борроме покраснел, опасаясь, что сболтнул лишнее.

    - Да нет, никто, - пробормотал он, - никто.

    - Как же так? - возразил Шико. - Я отлично слышал, что вы неволили сказать… Кто же ваш другой учитель, Жак?

    - Ну да, - вмешался Горанфло, - как зовут того толстячка, которого вы мне представили, Борроме? Он иногда заходит к нам, славный такой и выпивать мастер.

    - Не помню его имени, - сказал Борроме.

    Добродушный брат Эузеб, с длинным поварским ножом за поясом, глупо вылез вперед.

    - А я знаю, как его зовут, - сказал он.

    Борроме стал подавать ему знаки, но тот ничего не заметил.

    - Это же метр Бюсси-Леклер, - продолжал Эузеб. - Он преподавал фехтование в Брюсселе.

    - Вот как! - заметил Шико. - Метр Бюсси-Леклер! Клянусь богом, отличная шпага!

    И, произнося эти слова со всем благодушием, на какое он был способен, Шико на лету поймал яростный взгляд, который Борроме метнул на злосчастного Эузеба.

    - Скажите, а я и не знал, что его зовут Бюсси-Леклер, мне забыли об этом сообщить, - сказал Горанфло.

    - Я не думал, что его имя может иметь для вас значение, ваша милость, - заметил Борроме.

    - И правда, - подтвердил Шико, - один учитель или другой - не все ли равно, был бы он хорошим фехтовальщиком.

    - И правда, не все ли равно? - подхватил Горанфло. - Был бы он хорошим фехтовальщиком.

    С этими словами он направился к лестнице, ведшей в его покои. Монахи с восхищением взирали на своего настоятеля.

    Учение было окончено.

    У подножия лестницы Жак, к величайшему неудовольствию Борроме, возобновил свою просьбу. Но Шико ответил:

    - Преподаватель я плохой, друг мой, а сам научился, размышляя и практикуясь. Делайте, как я, - ясный ум из всего извлечет пользу.

    Борроме дал команду, и монахи, построившись, вошли в здание монастыря.

    Опираясь на руку Шико, Горанфло величественно поднялся вверх по лестнице.

    - Надеюсь, - горделиво произнес он, - про этот дом все скажут, что здесь верно служат королю.

    - Еще бы, черт побери, - сказал Шико, - придешь к вам, достопочтенный настоятель, и чего только не увидишь!

    - И все это за какой-нибудь месяц, даже меньше того.

    - Да, вы сделали больше, чем можно было ожидать, друг мой, и когда я возвращусь, выполнив свою миссию…

    - Да, дорогой друг, поговорим о вашей миссии.

    - Это тем более уместно, что до отъезда мне надо послать весточку или, вернее, вестника к королю.

    - Вестника, дорогой друг? Вы, значит, постоянно сноситесь с королем?

    - Да, с ним лично.

    - Хотите кого-либо из братии? Для монастыря было бы великой честью, если бы кто-нибудь из наших братьев предстал пред очи короля.

    - Разумеется.

    - В вашем распоряжении двое из наших лучших ходоков. Но расскажите мне, Шико, каким образом король, считавший вас умершим…

    - Я ведь говорил вам: у меня был летаргический сон; пришло время - и я воскрес.

    - И вы снова в милости?

    - Более чем когда-либо, - сказал Шико.

    - Значит, вы сможете рассказать королю обо всем, что мы здесь делаем для его блага?

    - Не премину, друг мой, не премину, будьте покойны.

    - О, дорогой Шико! - вскричал Горанфло: он уже видел себя епископом.

    - Но у меня к вам две просьбы.

    - Какие?

    - Прежде всего о небольшой сумме денег, которую король вам возвратит.

    - Деньги! - вскричал Горанфло, быстро поднявшись с места. - У меня ими полны сундуки!

    - Клянусь богом, вам можно позавидовать, - сказал Шико.

    - Хотите тысячу экю?

    - Да нет же, дорогой друг, это слишком много. Вкусы у меня простые, желания скромные. Звание королевского посланца не вскружило мне голову; я не только не хвалюсь им, я стараюсь его скрыть. Мне достаточно сотни.

    - Возьмите. Ну, а вторая просьба?

    - Мне нужен оруженосец.

    - Оруженосец?

    - Да, спутник в дорогу. Я ведь человек компанейский.

    - Ах, друг мой, будь я свободен, как в былые времена… - сказал со вздохом Горанфло.

    - Да, но вы не свободны.

    - Высокое звание налагает узы, - прошептал Горанфло.

    - Увы! - произнес Шико. - Всего сразу не охватишь. Не имея возможности, дражайший настоятель, путеществовать в вашем достопочтенном обществе, я удовлетворюсь братцем Жаком.

    - Братцем Жаком?

    - Да, юноша пришелся мне по вкусу.

    - Он в твоем распоряжении, друг мой.

    Настоятель позвонил в колокольчик. Тотчас же появился келейник.

    - Позовите брата Жака, а также брата, выполняющего поручения в городе…

    - Жак, - сказал Горанфло, - даю вам чрезвычайной важности поручение.

    - Мне, господин настоятель? - удивленно спросил юноша.

    - Да, вы будете сопутствовать господину Роберу Брике в его далеком путешествии.

    - О! - восторженно вскричал юный брат. - Путешествовать на вольном воздухе, на свободе!.. Мы каждый день будем фехтовать, правда, господин Робер Брике?

    - Да, дитя мое.

    - И мне можно взять аркебуз?

    - Да.

    Жак выбежал из комнаты, издавая радостные крики.

    - Что касается поручения, - сказал Горанфло, - то прошу вас, приказывайте… Подите сюда, брат Панург.

    - Панург! - прошептал Шико, у которого это имя вызывало не лишенное приятности воспоминание. - Панург!..

    Панург тотчас же явился. Со своими маленькими глазками, острым носом и заостренным подбородком он очень напоминал лису.

    Шико смотрел на него одно мгновение, но этого было достаточно, чтобы по достоинству оценить монастырского посланца.

    Панург смиренно остановился в дверях.

    - Подойдите, господин курьер. Знаете вы Лувр? - спросил Шико.

    - Да, сударь.

    - А известен ли вам в Лувре некий Генрих де Валуа?

    - Король?

    - Не знаю, действительно ли он король, - сказал Шико, - но так его называют.

    - Мне придется иметь дело с королем?

    - Именно. Вы его знаете в лицо?

    - Хорошо знаю, господин Брике.

    - Вы скажете, что вам необходимо с ним поговорить.

    - Меня допустят?

    - Да, к его камердинеру. Монашеская ряса послужит вам пропуском. Его величество, как вы знаете, отличается набожностью.

    - А что я должен сказать камердинеру его величества?

    - Вы скажете, что посланы к нему Тенью.

    - Какой тенью?

    - Любопытство - большой недостаток, брат мой.

    - Простите.

    - И что вы пришли за письмом.

    - Каким письмом?

    - Опять?

    - Ах да, правда.

    - Вы добавите, что Тень будет ожидать письма на Шарантонской дороге.

    - И я должен нагнать вас на этой дороге?

    - Совершенно верно.

    Панург направился к двери и приподнял портьеру - Шико показалось, что за портьерой кто-то подслушивает.

    Шико обладал острым умом и тотчас же решил, что там находится брат Борроме.

    "А, ты подслушиваешь, - подумал он. - Тем лучше, нарочно буду говорить погромче".

    - Значит, дорогой друг, - сказал Горанфло, - король возложил на вас почетную миссию?

    - Да, и притом конфиденциальную.

    - Политического характера, полагаю.

    - Я тоже так полагаю.

    - Как, вы не знаете толком, какая миссия на вас возложена?

    - Я знаю, что должен отвезти письмо, вот и все.

    - Это, верно, государственная тайна?

    - Думаю, что да.

    - И вы даже не подозреваете, какая?

    - Мы ведь одни - не так ли? - и я могу вам сказать все, что думаю.

    - Говорите. Я нем как могила.

    - Так вот, король решил наконец оказать помощь герцогу Анжуйскому.

    - Вот как?

    - Да. Сегодня ночью с этой целью должен был выехать господин де Жуаез.

    - Ну, а вы, друг мой?

    - Я еду в сторону Испании.

    - А каким способом?

    - Пешком, верхом, в повозке - как придется.

    - Жак будет вам приятным спутником. Вы хорошо сделали, что выбрали его, - он, чертенок, владеет латынью.

    - Должен признаться, мне он очень понравился.

    - Ваше желание - закон, друг мой. Но я думаю, что он будет для вас и отличным помощником в случае какой-нибудь стычки.

    - Благодарю, дорогой друг. Мне остается только проститься с вами.

    - Прощайте!

    - Что вы делаете?

    - Намереваюсь дать вам пастырское благословение.

    - Ну вот еще, - сказал Шико, - между нами это лишнее.

    - Вы правы, - ответил Горанфло, - благословение хорошо для чужих.