- Мне необходимо вам объяснить, - начал Холмер, - почему я сразу же, и в такое время, обратился к вам. Ну, во-первых, я кое-что знаю о ваших потрясающих успехах и отличной репутации, но, кроме того, мне известно мнение о вас Дика Вильямса, вернее, Ричарда А. Вильямсона, торговца хлопком. Он сказал мне, что однажды вы сотворили для него чудо. - Холмер некоторое время вежливо помолчал, предоставив Вулфу возможность согласиться с этим лестным для него утверждением.

    Вулф так и сделал, наклонив свою огромную голову на целую восьмую дюйма.

    - Я, конечно, не прошу для себя чуда, - продолжал Холмер, - но мне необходима быстрота, смелость и необычайная проницательность.

    Он устроился в кожаном кресле, стоящем около письменного стола Вулфа, придерживая свой портфель у локтя на подлокотнике. У него был хорошо поставленный баритон, такой же жесткий, как и он сам.

    - И особенно секретность. Мне очень хорошо известно, что все это у вас имеется. Что же касается меня, то я - старший партнер юридической фирмы с самой надежной репутацией, офис которой размещается на Уолл-стрит. Дело заключается в том, что молодая женщина, интересы которой я представляю, внезапно исчезла, и есть основания опасаться, что она может совершить нечто опрометчивое и даже подвергнуться крайней опасности. Ее необходимо немедленно отыскать и сделать это так быстро, как только возможно.

    Я открыл ящик стола, чтобы вытащить записную книжку, и потянулся за ручкой. Что может быть приятнее такого дела? Исчезнувшая молодая особа и старший партнер уолл-стритовской юридической фирмы с самой надежной репутацией, настолько обеспокоенный, что даже на ночь глядя пришел к нам за помощью, предварительно не позвонив. Я смотрел на Вулфа и с трудом удерживал улыбку.

    Его губы были плотно сжаты, выдавая тем самым недовольство перед неизбежной работой. Когда на Вулфа надвигалась работа, он становился мрачен. Чаще всего он никак не мог найти причин для благовидного отказа, не мог изложить в убедительной форме своих извинений. Все это он ненавидел.

    - У меня есть определенное предложение, - продолжал Холмер. - Я заплачу вам пять тысяч долларов, если вы обнаружите ее и позволите мне связаться с ней до 29 июня, то есть в течение шести дней, считая с сегодняшнего дня. Я заплачу и вдвое больше: десять тысяч, если вы доставите ее в Нью-Йорк, живую и невредимую, к утру 30 июня.

    Я смотрел на него с живым интересом, когда он говорил о пяти тысячах долларов, а потом о десяти, но когда я услышал о дате - 30 июня, я тотчас же опустил глаза. Это все, конечно, могло быть и простым совпадением, но у меня появилось внезапно предчувствие того, что здесь что-то не так. А мой опыт уже давно научил меня не пренебрегать подобными предчувствиями. Я поднял глаза настолько, чтобы видеть лицо Вулфа, но на нем не проскользнуло и тени того, что произнесенная дата поразила его так же, как меня.

    - А не лучше ли вам обратиться в полицию? - спросил он.

    Холмер покачал головой:

    - Как я уже имел честь сказать вам, здесь необходимо полнейшее соблюдение секретности.

    - Это понятно, раз вы решили обратиться за помощью к частным детективам. Расскажите мне о вашем деле, только кратко и ясно. Поскольку вы, как сами изволили сказать, юрист, то должны знать, что мне необходимо решить, возьмусь ли я за эту работу.

    - А почему бы вам не взяться за нее?

    - Не знаю, не знаю… Вы лучше расскажите мне все подробности дела.

    Холмер выпрямился в кресле. Я решил, что его манера сжимать и разжимать пальцы - не установившаяся привычка, просто он был на пределе.

    - В любом случае, - начал он, - это конфиденциально. Имя молодой женщины, которая исчезла, - Присцилла Идз. Мне известна вся ее жизнь до малейших подробностей. Я - ее опекун. Кроме того, я управляю ее собственностью, согласно завещанию отца Присциллы, умершего десять лет назад. Она проживает в квартире на Восточной Семьдесят четвертой улице. Я должен был приехать туда сегодня вечером, чтобы обсудить с ней кое-какие деловые вопросы. Войдя в квартиру немногим позже восьми, я ее не нашел. Горничная была крайне встревожена, поскольку ожидала свою хозяйку домой к обеду, а от нее до сих пор не было никаких известий…

    - Таких подробностей мне не нужно рассказывать, - нетерпеливо перебил его Вулф.

    - Хорошо, я постараюсь изложить все короче, - согласился Холмер. - Я обнаружил на ее письменном столе адресованный мне конверт. Там лежала записка, написанная ее рукой.

    Он потянулся за своим портфелем, открыл его и извлек оттуда небольшой, сложенный вдвое листок голубой бумаги, но снова опустил его обратно, чтобы достать из футляра очки и надеть их на нос. Потом опять взялся за листок.

    - Вот, послушайте, что здесь написано: "Дорогой Перри…" - Он замолчал и, подняв подбородок, посмотрел сначала на меня, потом перевел взгляд на Вулфа. - Она называет меня по имени, - объяснил он, - с того времени, как ей исполнилось двадцать лет, а мне сорок девять. Это было предложение ее отца.

    Он явно жаждал комментариев, и Вулф вынужден был пробормотать:

    - Но ведь это же не имеет существенного значения для дела.

    Холмер кивнул:

    - Я просто упомянул об этом, но будем читать дальше.

    "Дорогой Перри!

    Надеюсь, вы не будете на меня слишком сердиться за то, что я вас так подвела. Я не собираюсь делать никаких глупостей. Я просто хочу побыть одна там, где я сейчас есть. Я сомневаюсь, что вы хоть что-нибудь услышите обо мне до 30 июня, но после этой даты узнаете все обязательно. Пожалуйста, не волнуйтесь, и не пытайтесь меня найти.

    Любящая Прис".

    Холмер медленно сложил записку и снова убрал ее в портфель.

    - Возможно, мне следует объяснить вам смысл этой даты - 30 июня. В этот день моей подопечной исполняется двадцать пять лет и, согласно условиям ее отца, опекунство над ней заканчивается. Она войдет в полное владение своей собственностью. Таково было завещание. Но есть и некоторые осложнения, как это почти всегда бывает при назначении опекунства. Основной капитал Присциллы составляют девяносто процентов акций крупной и весьма процветающей корпорации. Среди части управляющих и директоров бытует мнение о том, что моя подопечная нуждается в контроле. Это-то и есть первое, и очень важное, осложнение. Второе - бывший муж моей подопечной.

    Вулф нахмурился:

    - Он жив?

    Патрон никогда не вел дела, связанные с супружескими скандалами.

    - Да, - коротко ответил Холмер и тоже нахмурился. - Это было непростительной ошибкой со стороны Присциллы. Она убежала с ним в Южную Америку, когда ей было всего девятнадцать лет, оставила его тремя месяцами позже и развелась в 1948 году. Правда, дальнейших осложнений между ними не было. Но две недели назад я получил письмо, присланное на мое имя, как управляющему ее собственностью, в котором, видите ли, утверждается, что, согласно подписанному моей подопечной вскоре после замужества документу, половина ее состояния законным порядком переходит к нему. Я сомневаюсь в этом…

    Тут я решил вмешаться, так как уже достаточно томился в неизвестности.

    - Вы говорите, - выпалил я, - ее зовут Присцилла Идз?

    - Да, она вернула свою девичью фамилию после развода. А имя ее мужа - Эрик Хаф. Я сомневаюсь…

    - О, мне кажется, что я где-то ее встречал. Я думаю, вы настолько предусмотрительны, что захватили с собой ее фотографию? - Я встал и подошел к нему. - Мне хотелось бы взглянуть на нее.

    - Конечно, конечно, - торопливо сказал он, хотя ему и не нравилась роль допрашиваемого. Он вынужден был покорно протянуть мне фотографию, которую извлек из своего портфеля. - Я захватил ее из квартиры. У меня три отличные фотографии. Смотрите…

    Он передал мне еще две. Я взял их и стал внимательно рассматривать. Тем временем Холмер продолжал:

    - Я очень сомневаюсь, чтобы его притязания имели под собой законную почву, но в нравственном отношении здесь, несомненно, могут возникнуть серьезные затруднения. Для моей подопечной они весьма нежелательны. Письмо я получил из Венесуэлы, и она, я думаю, могла отправиться туда, чтобы повидаться с ним. Присцилла, видимо, имела намерения вернуться сюда до 30 июня. Сколько же ей понадобится времени, чтобы добраться до Каракаса самолетом? Я думаю, что не более двенадцати часов. Вы должны знать, что она очень упорна в своих намерениях. Я считаю, что в первую очередь необходимо будет проверить всех пассажиров, летящих в Венесуэлу, и сделать все, чтобы дать мне возможность связаться с нею прежде, чем она увидится с этим Хафом.

    Я передал Вулфу фотографии молодой женщины.

    - На нее стоит взглянуть, - сказал я ему. - Я как будто уже видел ее, и не только на фотографии. И, как мне кажется, совсем недавно. Я, конечно, не помню, где и когда, но именно в тот день у нас на обед была треска. Я не…

    - О чем, черт возьми, ты там бормочешь? - сердито сказал Вулф.

    Я посмотрел ему в глаза.

    - Вы слышали, - сказал я и сел.

    Вулф ловко управился с Перри Холмером после того, как я дал ему понять, что Присцилла Идз находится у нас в доме, наверху, в Южной комнате. Это был один из лучших его трюков. Проблема состояла в том, чтобы удалить Холмера из дома в наиболее короткий срок.

    При этом он должен был быть убежден в необходимости услуг Вулфа, но без конкретных обязательств с нашей стороны.

    Вулф разрешил эту проблему блестяще, сказав, что все обдумает и если решит взяться за это дело, то я немедленно позвоню Холмеру в его офис в десять утра и встречусь с ним для дальнейших переговоров. Холмер, конечно, вышел из себя, услышав это, так как жаждал немедленных действий с нашей стороны.

    - Но позвольте, что бы вы обо мне подумали сами, - сказал Вулф, - если бы я, основываясь только на полученной от вас информации, согласился заняться этим делом. Без достаточной проверки всех возможностей сразу же приступить к работе над ним?

    - Что бы я подумал? Да я и хочу только одного: чтобы вы немедленно приступили к делу!

    - А я совершенно уверен в обратном, - возразил Вулф. - Я уверен, что вы никогда не стали бы нанимать дурака. Я ведь никогда не видел вас раньше. Может быть, ваше имя Перри Холмер, а может быть, и Эрик Хаф. Ведь я пока располагаю только вашими показаниями. Все, что вы мне рассказали сейчас, еще не основание, чтобы доверять вашим словам. Я бы хотел, чтобы Арчи Гудвин предварительно посетил квартиру вашей подопечной и побеседовал обстоятельно с горничной и со всеми теми, с кем сочтет необходимым, и только после этого позвонил бы в ваш офис. Я способен на смелые поступки, но не на опрометчивые. Если вам нужны детективы, способные не раздумывая откликнуться на предложение неизвестного лица, то Гудвин сейчас же даст вам их имена и адреса.

    Холмер был, однако, упрям и засыпал нас всевозможными возражениями и предложениями. Он сказал, что удостоверить его личность очень легко. Достаточно позвонить Ричарду А. Вильямсону. А для посещения квартиры его подопечной сегодняшний вечер более подходит, чем завтрашнее утро.

    Но, выполняя желание Вулфа, я никак не мог заняться этим вопросом ранее завтрашнего утра. Нам ведь еще предстояло решить вместе с ним очень важную проблему. Мы оба пришли к такому выводу, что чем скорее Холмер оставит нас и позволит приступить к ее решению, тем лучше. Наконец, после долгих пререкательств, он все же ушел. Но прежде чем сунуть портфель под мышку, убрал в него фотографии. В прихожей он позволил подать себе шляпу и открыть перед ним дверь.

    Едва я переступил порог кабинета Вулфа, как тот взревел:

    - Приведи ее немедленно сюда, слышишь!

    Я остановился:

    - О'кей. Но ведь вы просили ее выставить?

    - Нет, - уже более спокойно сказал он. - Не надо этого делать, приведи ее сюда.

    Я на мгновение заколебался, решая, как наилучшим образом воспользоваться этим обстоятельством.

    - Но, как вы знаете, это моя добыча, - сказал я, глядя на него. - То, что я отвел ее наверх и там запер, - моя инициатива. Если бы не я, вы уже давно бы выставили ее за дверь. Вы же велели вернуть ей деньги и поскорее избавиться от нее. После того, что вам так любезно поведал Холмер, вы, возможно, будете с ней еще суровее. А потому я предоставляю вам право самому подняться за ее багажом и позволить ей уйти, когда я сочту это нужным.

    Он громко хихикнул. За те годы, что мы провели с ним, работая бок о бок, мне ни разу не удалось видеть ничего подобного. Этим хихиканьем он, должно быть, выражал радость и разрешение привести Присциллу.

    Я постоял секунды три, глядя на него пристальным взглядом и тем самым давая ему возможность сходить наверх самому, но, как я понял, он совсем не желал этого. Поэтому я повернулся и направился к лестнице.

    Я поднялся на второй этаж, повернул ключ в замочной скважине и постучал в дверь комнаты, назвав при этом свое имя. Она любезно пригласила меня войти, что я и не замедлил сделать. Я увидел, что ей удалось очень уютно устроиться. Одна из кроватей была разобрана, а аккуратно сложенное покрывало лежало на другой. Сидя за столом, у окна, она при свете настольной лампы что-то проделывала с ногтями. Присцилла была без туфель, в накинутом на голое тело голубом неглиже. Выглядела она меньше ростом и даже моложе, чем утром в своем платье персикового цвета.

    - Должна вас предупредить, - сразу же сказала она, - что через десять минут я уже буду в постели.

    - О, я очень сомневаюсь в этом. К сожалению, вам сейчас придется одеться. Вулф хочет, чтобы вы спустились вниз, в его кабинет.

    - Сейчас?

    - Вот именно.

    - Почему он сам не может подняться сюда?

    Я посмотрел на нее. При таком обороте дела она становилась для меня своеобразной угрозой. Такое отношение к Ниро Вулфу в его собственном доме явилось бы для него образцом бесстыдства.

    - Потому что на этом этаже для него нет достаточно вместительного кресла, - отрезал я. - Одевайтесь поскорее. Я подожду вас в коридоре.

    Я вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Я, конечно, не прыгал от восторга и не задирал нос. Хотя мне было очень лестно, что именно я затеял это дело, которое так кстати обернулось обещанием десяти тысяч долларов. Но пока я не видел ни одного из возможных путей их получения и понятия не имел о том, какую линию поведения изберет Вулф. Я ведь уже сообщил ему о своей позиции, а он только хихикнул.

    Одевание не заняло у дамы много времени, и это было одним очком в ее пользу. Когда она снова появилась в своем персиковом платье, ее первый вопрос был:

    - Он очень сердит?

    Я не сказал ничего, что могло бы испугать ее.

    Лестница не была достаточно широка для нас двоих, и мы спустились вниз, прижавшись друг к другу, причем ее пальцы лежали на моей руке. Она как бы хотела показать, что я теперь для нее "свой". Я сказал Вулфу, что это "моя добыча", с тем, чтобы подчеркнуть перед ним значимость своих деловых качеств и заявить о своей привилегии. Поэтому, когда мы вдвоем входили в кабинет, я нарочно выпятил как можно больше грудь, чтобы придать себе независимый вид. Она прошла к письменному столу, протянула руку и с сердечной простотой сказала:

    - Вы именно такой, каким я вас и представляла.

    Я бы… - И сразу же замолчала, потому что, как я понял, ее обдало холодом от его взгляда.

    Он не шевельнул и мускулом. Выражение его лица было не враждебным, но и далеко не сердечным. Присцилла даже отступила несколько назад.

    - Я не стану пожимать вам руку, - сразу же сказал Вулф, - потому что в дальнейшем вы можете посчитать, что я вас обманул. Посмотрим, что мы можем сделать для вас. Садитесь, мисс Идз.

    Она, как мне показалось, держалась просто молодцом. Конечно, мало приятного, когда протянутую тобой руку отказались пожать, какими бы объяснениями при этом ни сопровождался отказ. Шагнув назад, она вся вспыхнула, открыла рот, но тут же сразу его закрыла. Она посмотрела на меня, потом снова на Вулфа и, видимо, решив, что ей следует, несмотря ни на что, все же быть сдержанной, решительно шагнула к красному кожаному креслу. Но не успела она сесть, как сразу же резко подалась вперед и спросила, подозрительно глядя на Вулфа:

    - Как вы меня назвали?

    - Вашей настоящей фамилией, мисс Идз.

    Пораженная, она молча смотрела на него, потом перевела свой растерянный взгляд на меня и снова спросила:

    - Как вы сказали? Почему меня так назвали?

    - Послушайте, - взмолился я, - вы получили удар, и какая вам разница, от кого - от меня или от него?

    Садитесь и спокойно принимайте все как должное…

    - Но не могли же вы… - перебила она меня. Конец фразы повис в воздухе. Она снова опустилась в кресло. Ее замечательные глаза обратились к Вулфу: - Разницы, конечно, никакой, но я полагаю, что теперь мне придется заплатить вам гораздо больше. Но это меня вполне устраивает, так как я уже и сама собиралась это сделать. Я уже сказала об этом мистеру Гудвину.

    Вулф кивнул:

    - Но он при этом сказал вам, что берет деньги условно. Вы не забыли, надеюсь, об этом? Он это сделал на случай моего согласия. Арчи, достань, пожалуйста, деньги и верни мисс Идз.

    Я, естественно, и не мог ожидать ничего другого, но все же решил не делать из этого трагедии. Когда бы я ни садился на мель, всегда старался при этом выглядеть как можно эффектнее. Поэтому я встал, не спеша подошел к сейфу, вынул доллары и протянул их Присцилле.

    Но она даже рукой не пошевельнула.

    - Возьмите же их, - сказал я ей. - Если хотите упрямиться, то найдите другое место, где это будет иметь успех.

    Я бросил деньги ей на колени и вернулся к своему креслу. Когда я сел, Вулф заговорил:

    - Ваше присутствие здесь, мисс Идз, совершенно нелепо. Это ведь не меблированные комнаты и не лечебница для истеричных женщин. Это мой дом…