Мне ведь и самому приходилось в 80-е годы в журнале "Юность" с молодыми авторами работать. Знаю точно: если сделаешь замечание, а человек побагровеет, пойдет пятнами, - ничего из него путного не получится, а если прислушается к замечаниям, - может, толк и будет.

    Кто-то из древних сказал: "Юмор - это когда ты смеешься над тем, кто упал. А сатира - над тем, кто толкнул". В наше время считаю необходимым смеяться только над тем, кто толкается.

    Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

    После "вагонов" был "Шпион", а потом еще пять неудачных выступлений. Потом я стал писать для артистов, а артисты упоминали на сцене мою фамилию. Причем им я старался отдать шутки посмешнее, а себе для выступлений оставлял то, что поумнее. У меня этот тумблер четко работал.

    Как-то мы с артистами выступали на теплоходе во время круиза по Волге. Меня брали в качестве молодого начинающего. Ездили такой компанией: Андрей Вознесенский, Булат Окуджава, Виктория Токарева, Вероника Долина и многие другие и я.

    Помню, мы шли на теплоходике из Куйбышева (теперь Самара) в Тольятти. На юте на скамеечке сидел очень грустный Булат Окуджава, как будто предчувствовал, что вся демократия, за которую он борется, закончится грандиозным воровством. Я подошел к нему, хотелось поговорить с вели-[ким. Думал, он меня сейчас за мои выступления будет хвалить. А он неожиданно сказал:

    - Я недавно смотрел по телевидению выступление одного известного артиста, не помню его фамилии, он читал ваш монолог. Скажите, зачем вы пишете такую дрянь? Ведь когда вы выступаете в наших вечерах, вы читаете неплохие литературные рассказы.

    Я ответил, что делаю это специально, потому что артисты требуют более примитивных шуток. И за это платят деньги. Вот как только начну получать от них и за их исполнение рублей 200 в месяц, буду сидеть дома и писать только то, что мне хочется.

    Мне показалось, Окуджава еще более погрустнел и ответил:

    - Так не бывает, молодой человек. Я много видел начинающих авторов, небесталанных, которые говорили то же самое: вот сейчас немножко поработаю за деньги, а потом - для души. Но ни один из них так к душе своей и не вернулся. Если вы сейчас же это дело не бросите, никогда из эстрады не выберетесь! Всю жизнь будете писать только за деньги и станете рабом этого дела.

    Последнее время я все чаще вспоминал этот разговор.

    Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

    Когда конферансье произносил эту фразу, начинался шквал аплодисментов. Приветствовали практически не меня, а советскую железную дорогу!

    Все это на самом деле было: 1983 год, я собирался в Ленинград, кажется, с сестрой и папой. Билеты у нас были во второй вагон. Приходим на посадку, а первых трех вагонов нет. Спрашиваю: "Где начальник поезда?" Проводница четвертого вагона мне отвечает: "В первых трех вагонах". Видимо, так его, бедолагу, в тупик вместе с этими тремя вагонами и увезли…

    В общем, кое-как распихали нас по поезду. Я страшно разозлился. К тому времени я уже часто печатался в "Литературной газете" и даже был лауреатом премии "Золотой теленок". Что очень ценилось среди коллег, поскольку эта премия была как бы двойной - и золото, и телятина одновременно! Я написал фельетон о том, как и почему нас распихивали по вагонам, после чего получил довольно много писем с описанием подобных случаев. В том числе и одно письмо, прочитав которое я стал вслух читать его в компаниях. О том, как к поезду прицепили два девятых вагона.

    Историю эту я отшлифовал, дофантазировал и стал рассказывать со сцены. И вот однажды, 10 августа 1984 года, меня пригласили на съемки передачи

    "Вокруг смеха". Это был день закрытия Олимпийских игр в Сан-Франциско, куда сборная СССР не поехала в знак протеста против чего-то там… Короче, нам повезло: чтобы отвлечь мысли советских людей от Олимпиады в США, в этот день советская цензура разрешила участникам телевизионных передач, и в особенности сатирикам, больший процент сатиры, чем обычно.

    Позволили выступить даже Окуджаве, который тогда считался опальным поэтом. Следующим должен был выходить Хазанов, но он сильно запаздывал. Надо было чем-то заполнить возникшую паузу. И вот Веселовский, большой рыжий незаурядный Веселовский, возглавлявший в "Литературке" самый популярный в то время сатирический "Клуб 12 стульев", предложил: "Есть у меня один молодой автор, он может потянуть время. Хоть до утра будет выступать".

    Я уже на тот момент довольно много поездил по стране с концертами от Общества книголюбов. Имел опыт разговора с залом. Выступать пришлось всего минут 30–40, что по тогдашним меркам было просто безумием, так как даже маститым авторам давали не более пяти-шести минут. Сначала я прочитал то, что заготовлено, ну а потом стал просто болтать. В частности, рассказал эту историю про два девятых вагона. И оказалось, что все, подготовленное с редактором для съемки, - чепуха по сравнению с этим рассказом.

    Но если вы думаете, что наутро после передачи я проснулся знаменитым и меня стали узнавать на улице, то сильно ошибаетесь. Для съемок меня до неузнаваемости загримировали: нарисовали глаза, уши, раскрасили все, что можно, - короче, на сцене появился человек, которому надо бы сниматься в передаче "Я сама"…

    И вот программа вышла в эфир. Я безумно расстроился. Всего один короткий рассказик оставили и тот слегка сократили. Мне казалось, что это - провал. Да еще обрезали концовку. Там по сюжету второй девятый вагон в конце концов попал в тупик вместе с пассажирами. И ночью одного пассажира, собиравшегося по турпутевке в Венгрию, хватил удар. Цензура отрезала концовку про Венгрию, потому что "это очень непатриотично, когда туристы стремятся в почти антисоветскую страну". (Позже мне разрешили Венгрию заменить на Болгарию как на более дружественную.)

    А на следующий день после выхода телевизионной передачи на экраны я пошел на вокзал покупать билеты на поезд в Ригу. Стою в очереди, за мной - две женщины, и одна другой пересказывает мою историю с двумя девятыми вагонами. Причем пересказывает так неточно, что совершенно несмешно. И та, которой она пересказывала, ее спросила: "А что тут смешного?" Я не выдержал такого издевательства над своим текстом и вмешался: "Неправильно рассказываете!" И уточнил, что неправильно. Тетка возмутилась: "А ты откуда знаешь?" Я попытался ей робко объяснить, что это именно я вчера выступал с этой историей по телевидению. Тетка пригляделась ко мне: "Да ладно врать! Тот симпатичный был!"

    Вот так пришла первая популярность. Фамилию мою никто не запомнил. Имя, впрочем, тоже. Запомнили только словосочетание "Два девятых вагона". Поэтому конферансье объявляли меня в общих концертах так: "Михаил Задорнов (полная тишина в зале). Молодой, подающий надежды писатель-сатирик (полная тишина в зале). Вы помните историю про два девятых вагона? Выступает девятый вагон!" Начинались бурные аплодисменты. Приветствовали практически не меня, а советскую железную дорогу!

    Одним из своих пиков популярности Задорнов обязан генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Сергеевичу Горбачеву и партийному боссу Советской Латвии Борису Пуго (покончившему с собой после путча).

    Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

    Спасибо генсеку! После его приезда в Ригу меня перестали объявлять как "Два девятых вагона", а стали называть писателем-сатириком.

    - В 85-м году, накануне приезда в Ригу Горбачева, Пуго устроил грандиозную чистку города! Я в это время как раз был в Риге в отпуске.

    Бывшие советские идеологические лидеры (они же сегодняшние бизнесмены) могли бы рассказать, если бы были честнее, как они в те дни драили тротуары и мыли шампунем мост через Даугаву… После этого я написал рассказ "Письмо генеральному секретарю". Смысл такой: простые горожане пишут письмо генеральному секретарю ЦК КПСС, в котором выражают благодарность за то, что он навестил их город. "Благодаря вам наши партийные чиновники сделали для пас больше, чем было сделано ими за все годы советской власти: почистили тротуары, отмыли памятник Ленину так, что это оказался памятник Менделееву, выкрасили все дома, правда, только вдоль тех улиц, по которым вас возили, во все дома подключили горячую воду, которую отключили еще в 45-м году немцы при отступлении. Видимо, наши партийцы боялись, что вы захотите зайти, как вы это любите делать, незапланированно к кому-нибудь домой и принять душ. Конечно, после того как вы уехали, у нас снова эту воду отключили. И продукты снова исчезли из магазинов, но за то время, что вы у нас были, мы набрали их на три года вперед, поэтому очень просим вас, приезжайте к нам поскорее еще раз, нам так понравилось мыться!" И т. д. и т. п.

    Написать-то этот рассказ я написал, но естественно, что его никто не печатал. Редакторы читали, говорили с грустным видом: смешно или очень смешно, но печатать не будем. И только главный редактор журнала "Театр" Салынский, известный советский драматург, позвонил в ЦК КПСС Александру Яковлеву и сказал: "Молодой автор написал рассказ очень смелый, у этого автора может быть большое будущее. Если бы вы прочитали и разрешили нам его напечатать в журнале "Театр", я бы был вам благодарен". И Яковлев разрешил.

    После выхода этого номера журнала случилось то, о чем я даже не мечтал. В это время в Советском Союзе было очень много разных научно-исследовательских институтов, в них работали интеллигентные и широкообразованные люди. Естественно, что большинство из них мыслили по-диссидентски. Как раз к тому времени страна наводнилась ксероксами, и мой рассказ начали ксерокопировать по всем городам. Он распространялся, как когда-то большевиками распространялись листовки. Вот это уже была настоящая популярность! Меня перестали объявлять как "Два девятых вагона" и стали называть писателем-сатириком. А через полгода в нью-йоркском журнале "Тайм" появилась заметка, где было написано, что в Советском Союзе впервые напечатали рассказ, в котором высмеивается генеральный секретарь ЦК КПСС, и это значит, что Горбачев действительно перестраивает страну!

    Сегодня принято считать, что человек становится популярен только благодаря телевидению. Это не всегда так. Ко мне популярность пришла с моими подпольно перепечатанными рассказами. Если благодаря телевидению я начал собирать залы по тысяче человек, то после рассказов, напечатанных в журнале "Театр", мои концерты стали устраиваться во дворцах спорта и… на стадионах!

    Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

    Никогда не забуду 1988 год: в одном Ростове - семь стадионов зрителей за неделю! В Минске на концерт 30 тысяч человек собралось. Когда я закончил свое выступление, "зал" неистовствовал и все зрители встали. Режиссер-постановщик этого концерта, дабы еще усилить эффект финала, подал мне "ЗИЛ". Точь-в-точь такой, на котором генералиссимусы встречали на Красной площади парад. "ЗИЛ" открытый. Я встал рядом с водителем и объезжал трибуны, совершая такие круги почета. Зрители бросали к машине цветы, пытались прорваться через кордоны милиции. "Что-то во мне есть от такого политического лидера, который ни к чему хорошему свой народ не приводит", - подумал я тогда. Какая-то тетка прорвала охрану и почти бросилась под машину. От счастья лицезреть того, кого скоро должны были посадить! И кто честно все высказал в глаза народу. А еще, стоя в этом "ЗИЛе", я подумал: ведь скажу сейчас в микрофон "Побежали брать обком!" (тем более что он был неподалеку, за углом), и точно ведь половина стадиона побежит впереди меня. Да, тогда я впервые почувствовал, что в моих выступлениях есть энергетика, и дал себе слово никогда ею не пользоваться на полную мощность, только для того, чтобы она работала "зажигалкой".

    Говорят, можно голосом такие частоты брать, что зритель начинает заводиться. Энергообмен происходит. Система "зритель - артист" входит в единый резонанс. Такой же резонанс возникает порой между мужчиной и женщиной. Некоторые это называют любовью, некоторые - страстью, видимо, у страсти и у любви просто разные частоты. Я давно почувствовал, что у меня отношения с залом, как с любимой женщиной. Пока публика не получит от моего выступления максимального удовольствия, я со сцены не ухожу. Поэтому иногда приходится выступать очень долго, до четырех часов. Почему? Да потому, что я сам получаю удовольствие только в том случае, если получает удовольствие зал.

    А недавно я узнал, что в одном древнем философском учении говорится, что существуют две степени эгоизма. Первая степень - это когда человек получает удовольствие от того, что что-то потребляет - низшая степень, близкая к животному эгоизму, а вторая, высшая стадия эгоизма, которая движет развитием человечества, - это получать удовольствие от того, что кому-то доставляешь радость!

    Такого эгоизма не только не надо стесняться-к такому надо стремиться. Когда я узнал эту формулировку древних мудрецов, я понял, почему бесперспективно сегодня ожидать каких-то действий во имя народа от наших верхов. Дело в том, что они находятся на низшей степени развития. У них эгоизм животный. Получать удовольствие, потребляя. Оргазм потребления! И только тогда можно ждать верных подвижек и оживления нашей Отчизны, когда туда - наверх - попадут люди, которые будут получать оргазм от того, что их народ получает оргазм!

    Мои зрители - единственные люди, которых я никогда не обманывал. Я очень дорожу их любовью. И не променяю ее ни на какие деньги. Конечно, я не против денег. Люблю их тратить! Но, даже если бы мне их не платили или платили гораздо меньшие гонорары, я бы все равно продолжал выступать! Только вы об этом никому не говорите. Пускай это останется между нами, и мне продолжают платить деньги. Двойное удовольствие получается.

    Деньги должны быть слугами, а не господами.

    Из беседы Михаила Задорнова с журналисткой рижской газеты "Суббота" Ритой Трошкиной

    Однажды, 15 лет назад, в ночь наступления 1992 года, мы, звякнув бокалами шампанского, привычно замерли у голубых экранов. И вдруг вместо напряженного лица руководителя страны в телевизоре появился улыбающийся Задорнов. Что это? Галлюцинация? Очередной переворот? Неужели вокзал-почту-телеграф тоже заняли сатирики?

    - Михаил Николаевич, как это вам удалось так элегантно вписаться в историю страны?

    - Все произошло случайно. Я был приглашен ведущим "Голубого огонька". В то время это считалось очень почетным. Мне такая честь выпала впервые, и я с радостью согласился, естественно, не представляя, что ждет меня впереди.

    31 декабря днем, во время генеральной репетиции, перед самым выходом в эфир на Дальний Восток и Сахалин, где народ уже собрался встречать Новый год, меня вызвали к председателю главного государственного телеканала. Как бывший советский партработник, он даже двери своего кабинета плотно закрыл перед нашим с ним разговором. Уже через пять минут беседы я понял, что в стране сложилась чрезвычайная ситуация и я буду непосредственным ее свидетелем. А может быть, и участником.

    Нигде не могут найти Ельцина… В ноябре уходящего года наш бывший советский народ распрощался со своим последним генсеком Горбачевым и полновластным хозяином в стране стал Борис Николаевич. Короче, поздравлять советский народ, извините, россиян, с праздником было некому. Горбачев уже не был президентом, поэтому он это делать не мог, а Ельцин просто уже не мог! Об этом и поведал мне в сдержанных выражениях Председатель телевидения и добавил:

    - Вы, Михаил Николаевич, ведущий "Голубого огонька"! Не поздравить от имени телевидения наших телезрителей мы не имеем права, придется это делать вам!

    К тому моменту я уже многое в жизни повидал, но к такому повороту событий готов не был:

    - В какое время будет это поздравление?

    - Как обычно. Когда поздравляют главы государств.

    - А вы понимаете, что это нелепо будет выглядеть, для многих смешно, а главное, чуть ли не символично?

    - Другого выхода у нас нет. Так что давайте, я вас прошу, подготовьтесь и приходите ко мне, мы прорепетируем, как это лучше сделать. Вы же автор, напишите себе текст сами. Это им там, наверху, тексты пишут, а вы уж сами. Не отчаивайтесь, не надо, вы - Михаил Николаевич. Имя предыдущего президента - Михаил, а отчество сегодняшнего - Николаевич. Чувствуйте себя эстафетной палочкой!

    Его ирония вернула меня к нашей, насмехающейся над нами, реальности. И я решил приколоться. Все наши главы, сколько я помню поздравлений, строили их по определенной формуле. И я решил от этой формулы не отходить. Свое поздравление выстроил с теми же "заходами" и с теми же "алаверды": поздравляю вас, дорогие рабочие и крестьяне, поздравляю вас, медики, поздравляю вас, учителя, военные, пенсионеры… и тэдэ и тэпэ - по всем слоям бывшего советского человечества.

    Поздравил даже бывших коммунистов и лично Михаила Сергеевича Горбачева. Мне было его тогда жалко. Хотя я никогда не относился к нему с большой любовью и считал, что благодаря ему многое развалилось в нашей стране, но в последний год его так унижали, что я искренне ему сочувствовал. Через много лет, когда мы с Горбачевым впервые встретились, он поблагодарил меня за это выступление, сказав: "Вы чуть ли не единственный, кто меня поздравил в тот тот год публично".

    Правда, тот позитивно-прикольный юмор, который был заложен в ироничную интонацию моего поздравления, мало кто из телезрителей заметил. Все были шокированы самим фактом появления лица известного сатирика вместо президента. Как сказал позже Ширвиндт: "А чему тут удивляться: если политики взяли на себя роль сатириков, то сатирики должны взять на себя роль политиков". Единственный, кто обратил внимание на все эти тонкости моего поздравления, вплоть до обращения к Михаилу Сергеевичу, был Егор Яковлев. Он позвонил мне на следующий день и сказал: "Вы сами не знаете, какой вы замечательный политик! И тонкий. Вам надо когда-нибудь пойти в политику". В то утро я был после такого похмелья, что пошутить удачно в ответ мне не удалось, и Егор Яковлев, кажется, принял мой ответ скорее за оскорбление всех политиков: "Я не пойду в политику, - ответил я, - потому что у меня еще есть способности!"