- А что, уже рассвет? - удивился старшой. Ему явно уже хотелось пойти на попятную, и он ждал только подходящего момента. Он почувствовал, что авторитет Лени подействовал на его друганов больше, чем его собственный. Даже для этих пацанов Филатов оказался авторитетом! Да и как могло быть иначе, если даже старшой, как оказалось позже, своим двум сынишкам, пацанятам, читал вслух Ленину сказку. Но это выяснилось уже после того, как все вместе махнули за рассвет! Потом старшой извинился перед Леней. Его пацаны пили с моим рижским приятелем, а потом к ним подошел Лановой и читал им стихи Пушкина. И пацаны прослезились. Не от стихов Пушкина, а оттого, что на рассвете по пьяной удали им никогда никто не читал стихов. А старшой продолжал извиняться перед Леней, пока мы не причалили:

    - Да я чего… Да мы так… Пошутить хотели! А ты… Ты чего? Но сказка твоя! Реально вещь! Всем конкретно, без базара, как на духу говорю, ты наш, Ленька! Отвечаю, чтоб мне песчинка в презер попала!

    Леня подобрел:

    - Смотри, Миха (он так меня называл - Миха), а ведь этот пацан способный, тебе за ним записывать надо. Как тебя зовут?

    Старшой назвал свою кликуху (не называю, потому, как предполагаю, что он еще жив. Ведь способный!).

    И мы снова выпили за рассвет. В слове "рассвет" чувствовался уже более объемный смысл. Мы пили за рассвет в мыслях и в душе нашего отечества вместе с его пацанами!

    В Москву недоопохмелившийся десант отправился наутро тремя самолетами, которые летели друг за другом этаким воздушным экспрессом. Мы с Леней продолжали ностальгировать по нашей молодости с картонными стаканчиками, в которых была теплая водка. Хорошенькие стюардессы то и дело подливали нам в наши одноразовые стаканчики, чтобы у нас топливо в полете не закончилось. Леня читал мне свои новые стихи. Я ему тогда отпустил высочайший комплимент: "Только гениальный поэт может так вдохновенно читать свои стихи в полете, у двери самолетного туалета". Стюардессы жаловались нам, что у них много работы и что они вынуждены постоянно разносить этим прожорливым пассажирам фирменное самолетное блюдо - куриные ножки на листьях недомытого салата. И все-таки то одна, то другая задерживались около нас и тоже слушали Ленины стихи. Мы и за них выпили! Потому что только наши неизбалованные структурированным мышлением Запада женщины могут застыть в позе "девушка с подносом" возле читающего свои стихи у двери туалета поэта!

    Когда приземлились в Москве и пришло время прощаться, Леня спросил меня: "А помнишь выставку Каракалпакской АССР на Тверской улице?"

    Как я мог ЭТО забыть?!

    …Конец шестидесятых. Расцвет застоя в самом расцвете. Мы с Леней после просмотра какого-то полулегального фильма в окраинном кинотеатре приехали в центр и зашли в пельменную, где выпили водки и закусили каждый двойной порцией пельменей. Вышли на улицу. Решили дойти до дома пешком. Но не рассчитали, мороз оказался настолько сильным, что мы быстро замерзли. До метро далеко, а денег оставалось 20 копеек на двоих.

    В то время отец мне высылал деньги каждую неделю. Понемногу. Он понимал, что если вышлет сразу на месяц, то я на эти деньги напою и накормлю друзей, то есть практически нормально поем всего раз в месяц. А если он будет высылать деньги еженедельно, то я буду есть как следует хотя бы один раз в неделю. Он даже грозился переводить мне деньги ежедневно. Вот от этих еженедельных денег и осталось 20 копеек. Проходили как раз мимо здания, на первом этаже которого располагался выставочный зал. А над входом крупно висело объявление: "Выставка народного творчества Каракалпакской АССР". Вход десять копеек.

    А у нас двадцать! И нас двое! И нам очень хочется в тепло! А там наверняка тепло. Зашли. Выставка оказалась не очень широкоформатной, но мы тщательно осматривали все экспонаты, тянули время, чтобы успеть отогреться. Даже дежурная надсмотрщица начала косить в нашу сторону, мол, какие любознательные молодые люди, как их заинтересовали резные поплавки каракалпакских рыбаков.

    Когда отогрелись и пришло время покидать выставку, Леня предложил:

    - Давай напишем отзыв?

    - Давай!

    По нашей просьбе надсмотрщица выдала нам книгу отзывов. Отзывов в этой книге еще не было ни одного. На первом же пустом листе, поперек страницы, по диагонали, крупно и размашисто мы написали всего одно слово:

    "О-Х-Р-Е-Н-И-Т-Е-Л-Ь-Н-О!"

    Воспитанный советским нравственным прошлым, я, естественно, несколько смягчил наш отзыв. Написанное слово было конкретнее. Мы выскочили в мороз и постарались поскорее завернуть за угол, чтобы нас не успели сдать в милицию.

    Сейчас я вспоминаю этот случай и думаю: в то время мы были студентами, никому не известными. Я - студентом МАИ, Леня - Щукинского училища. Поэтому отважно, не боясь никаких разоблачений, подписались своими настоящими фамилиями: Задорнов, Филатов.

    Интересно, за сколько бы сегодня можно было продать этот листок? Если бы, конечно, он сохранился.

    Да, я еще и еще раз благодарен моим друзьям за то, что они не дали мне засохнуть даже в моей эстрадной популярности. И когда я оглядываюсь на нашу молодость, я понимаю, что мы ее прожили

    ОХРЕНИТЕЛЬНО!

    Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

    За то, что до сих пор чувствую себя в душе студентом, я благодарен Московскому авиационному институту. Эти три буквы - МАИ - улучшают мне настроение быстрее, чем любая буддистская мантра.

    Конечно, под влиянием Вовки Качана и Лени Филатова я не мог не увлечься самодеятельностью. Сценой. В Доме культуры МАИ в то время были мощнейшие самодеятельные коллективы. Естественно, более всего меня интересовал театральный. Меня быстро заметили. В то время победителем во всесоюзном конкурсе КВН стала команда Риги. Поскольку я учился уже в Москве, то не имел права быть ее участником. Зато я имел право участвовать в конкурсе болельщиков.

    В те годы было мало телевизионных каналов, и КВН смотрели практически все. Рейтинг был стопроцентным! Выше, чем в наше время у президента в новогоднюю ночь. Естественно, в МАИ и в Доме культуры МАИ удивились, когда увидели на экране мое лицо. Пригласили в Театр миниатюр. Стараясь подражать в остроумии Лене Филатову, я попытался сварганить для этого театра свою первую миниатюру - пародию на КВН. Там были такие шутки, которые я помню до сих пор. Например: "Начинаем разминку! Команда слева подпрыгивает, а команда справа приседает! Жюри, ваши оценки?" - "Жюри посовещалось, и я как председатель решил: команда справа победила, потому что она подпрыгивала выше, чем приседала команда слева!" В этой миниатюре я впервые появился в ДК МАИ на сцене - играл… Маслякова! Да, уже в то время Масляков был популярным ведущим. Масляков был всегда! Он всегда "зажигал", и дай ему Бог зажигать и впредь нашу молодежь!

    За эту миниатюру я был неоднократно отмечен различными почетными грамотами. Мне нравились почетные грамоты, ими здорово было заклеивать стены в местах разорвавшихся обоев в моей комнате коммунальной квартиры.

    Я настолько увлекся самодеятельностью, что некоторые преподаватели даже стали завышать мне оценки за мою растущую популярность. Конечно, были и провалы. Например, однажды, в подражание Мрожеку и Олби, я написал пьесу в тональности очень модного в то время на Западе театра абсурда. Я никогда более нигде не видел такого эффекта. Когда мы закончили ее играть, не раздалось ни одного аплодисмента. В сюжете было все так запутано, что никто из зрителей даже не понял, что спектакль закончился. Пришлось мне как автору выйти и объявить, что, извините, все. Даже после этого зрители не поаплодировали. Молча встали и разошлись по домам. Вечером после этого хотелось плакать.

    Благодаря самодеятельности меня на факультете стали считать незаменимым человеком. И поэтому при распределении оставили в институте. Даже предложили доплачивать полставки, аж целых 45 рублей, к моей инженерной зарплате. Это меня здорово вдохновило. Ведь зарплата была чуть больше ста рублей. Если без вычетов. А если с вычетами - 85,50. 45 рублей аванс в начале месяца и 40 рублей 50 копеек - 25-го числа. Конечно, полставки возвышало меня до зарплаты ведущего инженера. На эти полставки я каждый месяц мог покупать по ондатровой шапке.

    Практически у меня образовался свой самодеятельный коллектив из студентов. С этого момента, помимо мечты купить ондатровую шапку, обозначились еще две: придумать что-то новенькое для сцены и поскорее запустить в нашей лаборатории, где я работал инженером, новую, запатентованную нашей группой форсунку с тангенциальным входом топлива для форсажной камеры двигателя самолета! Шутка ли, моя фамилия в Патентной библиотеке значилась среди изобретателей подающей надежды форсунки. Смысл ее был в том, чтобы впрыскивать в камеру сгорания топливо в паровой фазе. Это увеличило бы коэффициент полезного действия такой камеры, снизило потребление топлива, и за самолетами исчез бы угарный след! Да за такие достижения нам полагалась бы Нобелевская вместе с Ленинской, но мы были "группой" засекреченной!

    Испытать форсунку на настоящем авиационном топливе нам тоже не разрешили. Взрывоопасно. И тогда… я предложил испытать форсунку, запустив в топливный бак вместо топлива специально с этой целью сваренную нами брагу. Брага как модель топлива в этом случае проходила по всем нормам техники безопасности. Это не была взрывоопасная смесь даже при нагревании. Эксперимент увеличил мою попу-лярность даже среди инженерно-преподавательского состава нашего факультета. Впервые в истории человечества самогон хлестал со скоростью звука! 40 литров браги мы перегнали за 12 секунд! Это был мировой рекорд. Он может быть занесен в Книгу рекордов Гиннесса. До сих пор эта форсунка выставлена в музее МАИ. И под ней среди тех, кто ее создавал, есть и моя фамилия! И когда-нибудь может такое случиться, что мои потомки будут получать за нее немалые авторские!

    Но все остальное, свободное от форсунки время я стал проводить в новом Дворце культуры МАИ. Постепенно у нас сложился свой, почти профессиональный коллектив. Назвали мы его агиттеатр "Россия". Мы стали лауреатами всевозможных фестивалей. Народу в коллективе с каждым годом прибавлялось. В спектакле "И нет нам покоя" по роману Островского "Как закалялась сталь" участвовало около 250 человек! Каждое лето ЦК ВЛКСМ выдавал нам путевки и оплачивал гастроли по комсомольским ударным стройкам страны. Конечно, в такие поездки выезжали не всем составом, а человек по 20–25.

    Несколько раз побывали на БАМе, совершили хождение за три моря: Баренцево, Карское и море Лаптевых. На Североморском пути нас переправляли вертолетами с одного сухогруза на другой, где мы и давали концерты для моряков в кают-компаниях. Одно лето болтались под Камчаткой, в тамошних морях на агиттеплоходе "Корчагинец". К нашему агиттепдоходу подходили плавбазы, рыбаки с них переходили к нам, и мы выступали перед ними чуть ли не каждый день по три раза. Плавбазы, помню, произвели тогда на меня сильное впечатление своим запахом. Еще не появлялась плавбаза из-за горизонта, а запах требухи уже предупреждал о ее скором приближении. Такого запаха больше я в жизни никогда не встречал. Если плавбаза останавливалась ночью где-то рядом с нашим агиттеплоходом, то приходилось в своей каюте все вокруг обрызгивать одеколоном, а в нос засовывать тампоны. К сожалению, я в то время не пил. Тем, кто пили, было легче. Они напивались до состояния неощущения никаких запахов.

    Еще в одно лето путешествовали по Уссурийскому краю: выступали у лесорубов, у пограничников… И далее на самых секретных подводных лодках! Самых тихоходных подводных лодках мира, которых боялись во всем мире, включая американцев. Не считая, конечно, Джеймса Бонда, о котором мы знали в то время только понаслышке. И для нас что Джеймс Бонд, что Джеймс Бомж - одно и то же.

    Туркмения, Тюменская область, Биробиджан, Хабаровский край, Камчатка и Магадан - в каких только закоулках Советского Союза мы ни побывали с нашим агиттеатром! Ударные комсомольские стройки называли противоударными. А комсомольцев-первопроходцев - первопроходимцами! Пожалуй, самые сложные гастроли оказались в Туркмении. Хлопкоробы на полях, как правило, сидели на мешках с хлопком, а мы подгоняли грузовик, откидывали его борта и выступали в кузове, как на сцене. Вот только с первых же спектаклей обозначилось одно, довольно серьезное, "но". Хлопкоробы плохо понимали по-русски. Шутки проваливались в бездну.

    Стихи еще кое-как слушали. Первый успех выпал на мою долю, когда я начал читать программные стихи Маяковского о советском паспорте. Не мог поначалу понять, почему это вызывает такой смех у сборщиков хлопка, пока не присмотрелся к сидящим на мешках зрителям и не заметил, что они смотрят куда-то в сторону от меня и хохочут. Оказалось, один из наших в поле пытался оседлать ишака. Ишак его скидывал. Это и вызвало бурную реакцию среди зрителей. С тех пор, приезжая на очередную концертную точку, в очередном поле, мы сразу спрашивали, есть ли у них ишак? Гастроли пошли удачнее. А по возвращении в Москву нас наградили почетной грамотой за большую агитационно-воспитательную работу среди молодежи Туркменистана!

    В нашем театре за несколько лет все поперевлюблялись друг в друга, попереженились - появились дети ночных репетиций! Любая самодеятельность не вечна. У нее нет будущего, потому что актеры все равно разбегаются по своим основным профессиям. Да, мы не стали профессиональным театром. В то время не было кооперативов, не было коммерческой подосновы для организации нового театра. Но заряд, полученный всеми участниками нашего театра, был настолько огромен, что большинство из них до сих пор работает вместе. И составляет костяк той концертной бригады, которая хоть и не выходит на сцену, но организовывает одни из самых мощных праздников и концертных действий в Москве: на Красной площади, на Поклонной горе, на Арбате во время Дней города…

    Под руководством двух выпускников нашего театра Александра Четверки-на и Евгения Шибагутдинова 9 мая в 95 году, когда на День Победы приехал в Москву Клинтон, на Поклонной горе было срежиссировано представление с фрагментами и отрывками из спектакля, который мы играли в МАИ в 75 году. И даже Клинтон прослезился!

    Благодаря поездкам с агиттеатром мне захотелось не только писать миниатюры, но и описывать то, что я видел в этих поездках. "Очерки о БАМе" были напечатаны в журнале "Юность", о Приморском крае - в журнале "Дальний Восток", о Тюмени - в "Молодой гвардии"… Только тогда отец сказал мне: "Похоже, в тебе есть способности".

    Агиттеатр - это вторая шаровая молния моей жизни!

    Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net

    Была в моей жизни страничка, за которую многие меня винят и критикуют, а я считаю, что она для меня оказалась очень полезной. В течение двух лет я работал режиссером самодеятельного театрального коллектива… в клубе имени Дзержинского в КГБ!

    Как это случилось? Прежде всего потому, что из МАИ, к сожалению, пришлось уходить. Форсунка надежд не оправдала. Технологии не позволяли поставить ее на форсажную камеру. Изобретение не засчитывалось! А для внедрения в самогонные аппараты в деревнях и селах она была слишком дорогой. Не окупилась бы даже при учете того, что спирт выходил из нее в паровой фазе со скоростью звука.

    В агиттеатре "Россия" участники тоже повзрослели, должны были разбегаться по распределениям, осваивать свои основные профессии. Меня же к тому времени приглашали выступать самостоятельно на концертах. Прежде всего потому, что профессиональные актеры читали со сцены мои монологи и рассказы, сокращая их по указанию цензуры, а я, как отморозок из самодеятельности, читал их же без всяких купюр. Поэтому все чаще и чаще на закрытые праздничные концерты, которые часто в то время устраивались в научно-исследовательских институтах и на производственных предприятиях Обществом книголюбов и обществом "Знание", стали приглашать меня, а не тех, кто читал мои рассказы.

    Появились деньги не только на ондатровую шапку, но и на то, чтобы заказать костюм у первого моднейшего модельера Советского Союза Вячеслава Зайцева! А первые рассказы, которые были напечатаны в "Литературной газете" и журнале "Юность", получили такой широкий отклик читателей, что от руководства "Юности" мне поступило предложение возглавить "Зеленый портфель" - юмористический отдел журнала. Так я на пару лет стал журналистом!

    Однако КГБ не дремал. Следил за мной тщательно еще со времени моей работы в самодеятельности МАИ. В клуб Дзержинского наш агиттеатр даже приглашали для выступлений в праздничных концертах. Помню, как это случилось в первый раз, наверное, в году в 78-м. Звонок мне домой: "С вами говорят из КГБ СССР". Я аж привстал со стула. Современной молодежи не понятно, что для нас тогда означал подобный звонок. Обладатель сурового голоса словно увидел по спецтелефону, как я в испуге подскочил со стула: "Не волнуйтесь. Ничего страшного. Просто мы хотим пригласить для участия в ноябрьском концерте ваш коллектив агиттеатра МАИ "Россия".

    Поскольку в самодеятельности не обучали профессиональной сценической речи, мы выступали с микрофонами. Собственного голоса озвучить большой зал не хватало. В том разговоре с голосом из КГБ я задал вопрос, от которого даже тот бывалый голос вынужден был сделать паузу: "Скажите, а у вас микрофонов достаточно?" Надо отдать должное голосу, он быстро нашелся и ответил весьма достойно: "Чего-чего, а этого добра у нас навалом!"

    - И еще нам нужно будет какую-нибудь машину типа микроавтобуса, чтобы нас после концерта отвезли обратно в ДК МАИ.

    Мой собеседник, видимо, в прошлом проработал разведчиком в Англии - у него было почти английское, ненавязчивое чувство юмора:

    - Вы что, боитесь, что мы вас после концерта оставим у себя? Так не говорите лишнего, и все будет в порядке!