- Так кто же это такой "отфетственни министерстфо"? - спросила Александра Федоровна. - Столыпин?

    Трепов вертелся ужом, бормотал про старость (дурак, не надо б, потом лишь понял), постепенно перешел на солдатские анекдоты, знал, что это - единственное спасение, государь сразу все забывал, а государыня Александра Федоровна поперек ему ни в чем не шла, стелила мягко: не русская, чай, баба, которая во всем норовит свое проволочь и людей не стыдится; эта бесовка все ночью решала, на ушко, в тишине, да без свидетелей, подучит, а сама потом молчит, любуется "либер Ники": вот, мол, какой у нас государь мудрый и дальновидный!

    Вечер кончился сносно, Трепов ушел к себе довольный, ибо в словах Николая - "узнай, от кого идет", "кто про „декорацию“ распускает" - увидел разрешение на поступок, а чего еще желать? Больше желать нечего!

    У входа в ресторан "Кюба" толкались филеры, каждого раздевали глазом, к подозрительным прикасались бедром - нет ли бомбы? Не ровен час, взорвут Дмитрия Федоровича, лишат жизни доброхота, который людей вокруг себя видит, рядовым полицейским не брезгует и по-русски говорит доходчиво, не то как иные сановники - на иностранном, чтоб свою отдельность показать, загородиться.

    Трепов - в кабинете, обтянутом шелком, стол сервирован скромно - ждал Павла Николаевича Милюкова: тот согласился на встречу без колебаний, хотя Иван Мануйлов полагал, что кадетский председатель станет жеманиться.

    "Ванюша, детская душа, - сказал тогда Трепов, - он к кому угодно придет, ты словам-то не очень верь, слово для того и дадено, чтоб им пользоваться соответственно обстоятельствам! Он хочет прийти, милый! Мечтает! Ему во дворец хочется, Ваня!"

    Милюков, как и приличествовало председателю ЦК, опоздал на три минуты, вошел настороженный, скованный в движении, отчего особенно явным делался его маленький рост.

    - Рад личному знакомству, Павел Николаевич, от всей души рад, и милости прошу к столу, - заворковал Трепов. (За речью следил особенно тщательно - профессор знает язык по-настоящему, с ним никак нельзя опускаться до уровня, столь угодного Царскому Селу.) - Пёрхепс вилл спик инглиш ^{note 3}? - спросил Трепов, глянув на половых, что замерли у черной, мореного дерева, инкрустированной двери. - Ор ю префер френч ^{note 4}?

    - Я люблю и английский и французский, - ответил Милюков, - но живу русским, Дмитрий Федорович.

    - Прекрасный ответ! Любому нашему квасному патриоту - образец некичливого русского достоинства…

    Половых Трепов отпустил, сам налил Милюкову рюмку мадеры.

    - Специально привез из Царского, - пояснил он. - Любимое вино государя, попробуйте.

    Милюков пригубил, осторожно поставил рюмку на скатерть, выкрахмаленную до металлической твердости, заметил:

    - Отдаю дань прекрасному вкусу монарха.

    - Святой, мудрый и красивый человек, - вздохнул Трепов. - Сколько же пишут всякого рода гнусности о нем?! Как можно?!

    - Видимо, вы не могли не заметить, Дмитрий Федорович, что наша партия всегда и везде подчеркивала свою преданность идее конституционной монархии под скипетром просвещенного государя императора…

    - Поэтому-то и просил вас, Павел Николаевич, согласиться на дружескую встречу… Я исповедую открытость в беседе с кем бы то ни было - с другом ли, с противником, - а поэтому позволю сразу поставить главный вопрос: как бы вы отнеслись к идее "министерства доверия"?

    - Которое придет на смену "ответственному министерству"?

    - А вы действительно считаете нынешнее - "ответственным"?

    - Вы нет?

    - Мы не туда пошли, Павел Николаевич, не туда. Извольте салату, я истосковался по зелени, государь ограничивает себя в еде, спартанская обстановка, поразительная скромность, воистину аристократическая… Оливковое масло изволите или наше, подсолнечное?

    - Оливковое, благодарю вас… А куда надобно идти, Дмитрий Федорович?

    - Ко взаимному доверию. Следовательно, к честному обмену мнениями. Я приглашаю вас сформировать министерство доверия, Павел Николаевич.

    Такого Милюков не ждал, вилка в руке дрогнула.

    - Как вас понять?

    - Так, как я сказал… Ваша аграрная программа, по которой часть земель будет отчуждена крестьянам - с выкупом, понятное дело, помещикам, - меня не пугает. Это, как я понимаю, главный пункт расхождений между вами и Горемыкиным, не так ли?

    - Горемыкин - пустое место, Дмитрий Федорович, разве вы его в расчет берете?

    - А кого вы берете в расчет?

    - Того же, кого и вы.

    Трепов решил настоять на своем, добиться ответа прямого, поэтому настойчиво спросил:

    - А кого, с вашей точки зрения, мы берем в расчет?

    - Столыпина, - ответил наконец Милюков. - Разве вы не его имели в виду?

    Добившись ответа, Трепов продолжил, словно бы Милюков пробросил мелочь:

    - Согласны ли вы, Павел Николаевич, чтобы облегчение крестьянской участи, то есть передача части земель мужику, было провозглашено государем, или полагаете, что только Дума вправе принять такой закон?

    - Я полагаю, что милость, данная крестьянству из рук государя, поможет успокоению страны, Дмитрий Федорович.

    Трепов откинулся на спинку кресла: Милюков в кармане. Хорош либерал! Ишь, глазами сияет, недоносок, видит себя в Зимнем, не иначе! Дай только время, я тебе покажу кадетскую свободу! На Акатуе у меня сгниешь!

    Трепов налил мадеры до краев.

    - За вас, Павел Николаевич, за то, что вы принесли с собою русскому обществу! Ваш ответ высокопатриотичен и продиктован заботой о будущем нашей отчизны. Благодарю вас!

    Чокнулись, помочили губы.

    - А теперь мой вопрос, Дмитрий Федорович.

    - К вашим услугам.

    - Угодно ли будет государю даровать всеобщее избирательное право?

    - Бесспорно.

    - За вас, - поднял бокал Милюков. - За то, что вы приносите с собой русскому обществу! Чокнулись. Губ не мочили.

    - Народ ждет конституции, Дмитрий Федорович. Можно надеяться на то, что государь подпишет основной закон, представленный на его благоусмотрение Думою?

    - Сначала нужно составить такой закон, Павел Николаевич. Составить в новых условиях, в обстановке всеобщего доверия.

    - Значит, самая идея конституции не отвергается?

    - Приветствуется. Государь готов даровать конституцию подданным.

    - Амнистия?

    - Нет. Государь никогда не простит цареубийц. Это позволит революционерам творить свое мерзкое дело безнаказанно!

    - Дмитрий Федорович, вы не правы! Амнистия, дарованная государем, лишь укрепит престиж монархии! Народ возблагодарит за это царя. У кого поднимется рука на освободителя?!

    - Александра Второго, освободителя, убили, Павел Николаевич.

    - Но то было иное время! Сейчас народ измучен революцией! Культурные слои хотят спокойствия и тишины! Поймите, именно престиж самодержавия поможет нам, нашей партии вести работу по изоляции крайних групп, мы откроем пропагандистскую кампанию в Думе, я обещаю вам это, я держу в руках третью часть всех депутатов, то есть относительное большинство. Уговорите государя, Дмитрий Федорович!

    - Я не могу этого сделать, хотя ваши доводы искренни и лично я могу вас понять. Я тем не менее реально мыслю, Павел Николаевич, я не хочу сулить невозможного…

    - Отмена военного положения?

    - Сложный вопрос. Совладаете с эсерами? С социал-демократами? От этого будет зависеть все.

    - С социал-демократами я смогу договориться. Плеханов занял вполне благоразумную позицию, он пользуется в партии авторитетом, он повернет своих единомышленников на верный путь. Я уже писал об этом, я с похвалой отозвался о его нынешней позиции.

    Трепов ничего не сказал, загадочно улыбнулся, достал из кармана записную книжечку, пометил что-то, вырвал листок и протянул Милюкову:

    - Как вам?

    Павел Николаевич прочитал:

    "Состав министерства доверия:

    Премьер - член ЦК к. д. партии Муромцев.

    Министр внутренних дел - Милюков или Петрункевич.

    Министр юстиции - Набоков или Караваев.

    Министр иностранных дел - Милюков или Извольский.

    Министр финансов - Герценштейн.

    Государственный контролер - Шипов.

    Военный, морской и министр двора - по усмотрению Е. И. Величества".

    Милюков ответил не сразу, должен был справиться с охватившим его волнением. Достал свой карандаш, следом за фамилией "Шипов" каллиграфически вывел "Гучков", протянул Трепову.

    - Сработаетесь? - удивился Дмитрий Федорович так, словно кабинет уже утвержден. - Он ведь со Столыпиным, во всем с Петром Аркадьевичем.

    - Ради вхождения в кабинет Гучков поменяет ориентацию.

    - Полагаете? Отчего?

    - Слишком молодой политик, слишком эмоциональный человек, слишком проломистый купец. Трепов рассмеялся:

    - Исчерпывающая характеристика!

    Трепов написал Милюкову свой личный телефон, в спальню, и просил звонить в любое время дня и ночи.

    - Я верю, что кабинет будет утвержден на этих днях, ждите от меня вестей.

    - Что-то я в добрые вести разучился верить, - откликнулся Милюков.

    - Тем не менее жду. Мой телефон записать?

    - Ну, вас найти нетрудно, вы теперь фигура, это я в тени, - улыбнулся Трепов. - Я ваш телефон знаю, Павел Николаевич, он в справочной книге уже распубликован…

    На прощание Милюков сказал:

    - Я, увы, привык к нашим опозданиям, привык к тому, что мы всегда пропускаем нужный момент, размышляючи вместо того, чтобы действовать, и посему оптимизм ваш и убежденность в скором решении нашего дела - сущий бальзам на сердце.

    - Когда дом горит, приходится с пятого этажа прыгать, - ответил Трепов. - Время, отпущенное на рассуждения, кончилось, Павел Николаевич, это теперь понимают все.

    Слово последнее произнес так, что и дурню было ясно - Царь.

    Вечером того же дня Трепов вызвал корреспондента агентства "Рейтер", прозванного "безносым Лоэнгрином" за боксерскую физиономию, верного приятеля Мануйлова-Манусевича, человека, служившего Лондону так же, как и Петербургу, сформулировал вместе с ним вопросы к себе и вместе же составил ответы. "Рейтер". - Чем, по-вашему, господин генерал, отличается ситуация сегодняшнего дня от прошлых пяти месяцев! Трепов. - Положение по-прежнему сложное. Ни ответственное, ни коалиционное, ни любое другое министерство, организованное вне Думы, не принесет успокоения стране. "Рейтер". - Какое же министерство может привести страну к нормальному состоянию! Трепов. - Кадетское. Министерство доверия. Кадеты сейчас - сильнейшая партия в Думе, им и надлежит повести страну по тому пути, который избран значительной частью населения после того, как был опубликован всемилостивейший манифест государя. Сейчас кадеты вынуждены считаться с частью левых групп. Если же они образуют министерство, то, понятно, все левые будут отринуты - политика не для левых, им угоден лишь безответственный шум и свара. "Рейтер". - Усматриваете ли вы риск в том, что именно к. д. партия возглавит кабинет! Трепов. - Определенный риск, бесспорно, есть. Однако положение таково, что необходима предпринимать шаги, время дискуссий кончилось, народ ожидает действий".

    Трепов интервью спрятал в сейф, сказал "Лоэнгрину", чтоб тот никуда из столицы не отлучался, оставлял, если отъедет надолго, телефон в бюро или дома.

    - На этих днях ждите вызова, надо будет срочно передать текст в Лондон.

    - Такой бы текст сейчас, сэр! Гвоздь, сенсация особенно хорошо стоит: "Диктатор выступает в пользу бывших противников"!

    - Сенсация - это когда ко времени, а сейчас рано, - ответил Трепов без обычных своих прибауточек - волновался, ибо шел к царю доложить разговор с Милюковым и передать в собственные его величества руки список кабинета министров, исправленный доверчивым и тщеславным карандашом кадетского лидера.

    Государь список спрятал в карман своего полковничьего, без крестов и аксельбантов, френча, погладил Трепова по плечу:

    - Устал?

    - И-эх, ваше величество, помру - отосплюся! Главнее, чтоб дело вышло: чужим дрыном да по иху же тыну! Ишь на что замахнулись, министерство им подавай! Была кадетская Дума - и нет, новую подберем так, чтоб шла-играла босиком!

    - А подберешь? - поинтересовался государь.

    - Подберу, ваше величество, подберу! - ликуя отозвался Трепов, не поняв даже, что этим своим обещанием поставил на себе как на претенденте крест, ибо Николай не любил людей, которые полагали возможным делать хоть что-нибудь, не заручившись его, самодержца, предварительным указанием.

    … С каждым днем все более явственными становились две тенденции России: первая - Царского Села и Зимнего, и вторая - та, что искала себя в душном зале Народного дома в Стокгольме на съезде русских марксистов…

    В силу сугубой малости первой тенденции можно было тогда уже, ранней весною девятьсот шестого, вывести точный прогноз на будущее: победит вторая тенденция, ибо она впервые в истории рассчитывала вероятия, базируясь не на прихотях личностей, а на фундаменте марксистской науки. "ПЕТЕРБУРГ ДЕЛОВАЯ СРОЧНАЯ ПО ШИФРУ МИДа СЕДЬМОЕ ДЕЛОПРОИЗВОДСТВО ТЧК ПРОШУ СРОЧНО И СТРОГО СЕКРЕТНО ВЫСЛАТЬ ТЕКСТ РУССКО-ГЕРМАНО-ИСПАНО-ШВЕДСКОГО ДОГОВОРА О ВЗАИМНОЙ ВЫДАЧЕ АНАРХИСТОВ ТЧК ГЛАЗОВ ТЧК". "СТОКГОЛЬМ ДЕЛОВАЯ ПО ШИФРУ МИДа ГЛАЗОВУ ТЧК ТЕКСТ ДОГОВОРА ВЫДАЧЕ АНАРХИСТОВ НАХОДИТСЯ НАШЕГО ПОСЛАННИКА СТЭЛЬ-ГОЛЬШТЕЙНА ТЧК ХАРЛАМПИЕВ ТЧК". "ПЕТЕРБУРГ ДЕЛОВАЯ СРОЧНАЯ ПО ШИФРУ МИДа ХАРЛАМПИЕВУ ТЧК ТЕКСТ ДОГОВОРА АРХИВАХ ПОСОЛЬСТВА НЕ ОБНАРУЖЕН ТЧК НАСТАИВАЮ НЕМЕДЛЕННОЙ ПЕРЕДАЧЕ СТОКГОЛЬМ ВМЕСТЕ С АНАЛИЗОМ ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ СОГЛАСНО СТАТЬЯМ ДОГОВОРА СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ АНАРХИСТАМИ ТЧК ГЛАЗОВ ТЧК". "СТОКГОЛЬМ ДЕЛОВАЯ ПО ШИФРУ МИДа ГЛАЗОВУ ТЧК ОБРАТИТЕСЬ СТЭЛЬ-ГОЛЬШТЕЙНУ СОДЕЙСТВИЕМ ТЧК ОН ЗАПРОСИТ ТЕКСТ ДОГОВОРА ШВЕДСКОМ МИДе ТЧК ХАРЛАМПИЕВ ТЧК". "ПЕТЕРБУРГ ДЕЛОВАЯ СРОЧНАЯ ПО ШИФРУ МИДа ХАРЛАМПИЕВУ ТЧК СТЭЛЬ-ГОЛЬШТЕЙНУ ОБРАЩУСЬ СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ ВРЕМЯ ВЫПОЛНИВ ЗАДАЧУ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ СВЯЗАННУЮ БЛАГОПОЛУЧИЕМ ОСОБ ЦАРСТВУЮЩЕЙ ФАМИЛИИ ДАЛЬНЕЙШЕЕ ПРОМЕДЛЕНИЕ ПЕРЕДАЧЕЙ ТЕКСТА СОГЛАШЕНИЯ ВЫДАЧЕ АНАРХИСТОВ ПОЛАГАЮ ВОЗМОЖНЫМ СЧИТАТЬ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ ТЧК ГЛАЗОВ ТЧК".

    - Слово по аграрному вопросу предоставляется товарищу Ленину, - сказал Дан, поглядев на Плеханова, который сидел безучастно, высокий, красивый, весь в своем далеком, величественный человек…

    - Я зачитаю проект резолюции. - Ленин достал из кармана листок бумаги. - В целях устранения остатков крепостного порядка, которые тяжелым гнетом лежат непосредственно на крестьянах, и в интересах свободного развития классовой борьбы в деревне партия требует:

    конфискации всех церковных, монастырских, удельных, государственных, кабинетских и помещичьих земель; учреждения крестьянских комитетов для немедленного уничтожения всех следов помещичьей власти и помещичьих привилегий и для фактического распоряжения конфискованными землями впредь до установления всенародным учредительным собранием нового земельного устройства; отмены всех податей и повинностей, падающих в настоящее время на крестьянство, как на податное сословие; отмены всех законов, стесняющих крестьянина в распоряжении его землей; предоставления выборным народным судам права понижать непомерно высокие арендные платы и объявлять недействительными сделки, имеющие кабальный характер.

    Если же решительная победа современной революции в России обеспечит полностью самодержавие народа, то есть создаст республику и вполне демократический государственный строй, то партия будет добиваться отмены частной собственности на землю и передачи всех земель в общую собственность всего народа…

    Ленин вернулся на свое место за столом президиума под аплодисменты большевиков - левая половина зала, где сидели меньшевики, хранила молчание.

    - Слово имеет товарищ Плеханов, - объявил Дан ликующе.

    - Аграрная история России более похожа на историю Индии, Египта, Китая и других восточных деспотий, чем на историю Западной Европы. - Плеханов говорил чеканно, чуть грассируя. - В этом нет ничего удивительного, ибо экономическое развитие каждого народа совершается в своеобразной исторической обстановке. У нас дело сложилось так, что земля вместе с земледельцами была закрепощена государством, и на основании этого закрепощения развился русский деспотизм. Чтобы разбить деспотизм, необходимо устранить его экономическую основу. Проект Ленина тесно связан с утопией, - Плеханов выделил это слово, - с анархической утопией захвата власти революционерами, и поэтому против него должны высказаться те из нас, которые не имеют вкуса к такого рода утопии. Иное дело муниципализация. В случае торжества реакции она не отдает земли в руки политических представителей старого порядка; наоборот, в органах общественного самоуправления, владеющих землею, она создает оплот против деспотии. И это будет очень сильный оплот. Я повторяю вслед за Наполеоном: "Плох тот человек, который рассчитывает лишь на благоприятное стечение обстоятельств". Впрочем, я не безусловный сторонник муниципализации. Я думаю, что если бы нам не удалось добиться ее, если бы нам пришлось выбирать между национализацией и разделом, то в интересах революции следовало бы предпочесть раздел. Вот в чем заключается разница между моими взглядами, с одной стороны, и взглядами Ленина с его анархо-утопическими замашками - с другой. Вы можете склониться к тому или другому из них, но вы должны понимать, что совместить их невозможно.

    Плеханова наградили аплодисментами, особенно неистовствовали кавказцы.

    Следующим говорил Суворов ("Борисов"), автор "компромиссной" теории "раздела" земель.