Когда без десяти восемь Мартен из отдела азартных игр покинул свой кабинет, он изумился, увидев, что в коридоре по-прежнему толпятся журналисты и фотографы. Было очень холодно, и кое-кто, подняв воротник плаща, ел сандвичи.

    - Мегрэ еще не закончил? - спросил он на ходу.

    В самом конце коридора Мартен, вместо того чтобы спуститься вниз по лестнице, толкнул стеклянную дверь. Как и во всех помещениях уголовной полиции, электричество здесь расходовали весьма экономно. Посреди комнаты, служившей приемной, громоздился огромный круглый диван, обитый красным бархатом. На диване сидел человек в плаще и шляпе. В нескольких шагах от него два инспектора курили стоя, а старичок судебный исполнитель перекусывал в своей стеклянной клетке.

    Мартен набил трубку. Через четверть часа он будет дома и сядет за стол в кругу семьи. Сюда он зашел на минутку из любопытства, потому что все вокруг вот уже два дня только об этом деле и говорили.

    - Ну как? - спросил он вполголоса у одного из инспекторов.

    Тот, вздохнув, указал на дверь, ведущую в кабинет Мегрэ.

    - С кем он?

    - Все время с ее сестрой.

    Мужчина, прислушивавшийся к их перешептыванию, медленно поднял голову и бросил на них хмурый взгляд, в котором словно бы таился упрек. Человек был щуплый, болезненный, лет сорока или около того, с темными кругами под глазами и черными усиками.

    - Он там с самого утра, - снова прошептал Мартену инспектор.

    В этот момент дверь кабинета Мегрэ открылась. Появился комиссар, и, так как он не прикрыл за собой створку, все увидели его полный дыма кабинет и в зеленом кресле - силуэт совсем юной блондинки.

    - Люка! - позвал Мегрэ, ища инспектора глазами так, словно бы уже не видел отчетливо. - Сбегай за сандвичами. И зайди в пивную, пусть принесут несколько кружек пива.

    Мартен воспользовался появлением Мегрэ, чтобы пожать коллеге руку.

    - Продвигается?

    И Мегрэ, покраснев, поднял на него заблестевшие глаза. Можно было поклясться, что он много бы дал за хороший сквознячок.

    - Слушай, - проговорил он, понизив голос. - Сейчас выдам тебе кое-что. Если не закончу с этим расследованием сегодня вечером, я от него откажусь… Не понимаешь, нет? Так вот: я не могу дольше жить в этом…

    Человек на диване, который не мог расслышать его слов, дрожал в ожидании, но комиссар вернулся к себе, дверь снова закрылась. Мартен наконец ушел, тогда как стрелка на больших часах продолжала ползти к новой цифре, и по-прежнему слышны были выкрики журналистов.

    А между тем поначалу дело представлялось самым банальным. В прошлое воскресенье на пятом этаже дома по бульвару Бомарше - нижний этаж его занимал магазин курительных трубок - внезапно скончалась двадцатишестилетняя Луиза Вуавен;. по всем признакам, она отравилась.

    В комфортабельной, хорошо обставленной квартире (которая вполне могла бы быть и веселой), жили, кроме Луизы Вуавен, ее муж Фердинан Вуавен, агент по продаже драгоценных камней, и ее сестра Николь восемнадцати лет.

    Вот эту-то Николь Мегрэ и держал в своем кабинете уже много часов, а она все так же хорошо держалась и хотя и кусала нервно носовой платочек, но оставалась спокойной, несмотря на жару и духоту.

    На бюро стояла лампа с большим зеленым абажуром, так что свет падал прямо вниз. Лицо Мегрэ, возвышавшееся над лампой, оставалось в полумраке. А девушка, сидевшая в довольно низком кресле, как раз оказалась ярко освещенной. Шторы на окне задернуты не были, и видно было, как по темным стеклам, в которых отражались звезды фонарей на набережной, сбегают капли дождя.

    - Сейчас нам принесут попить, - с облегчением вздохнул Мегрэ.

    Было так жарко, что он с удовольствием стянул бы с себя воротничок и пиджак, а сидевшая тут же девушка не снимала шубки из серого меха, и на голове у нее была шапочка из того же меха, придававшая ей вид северянки, тем более что она была очень светлой блондинкой.

    Какой бы вопрос, какого он еще не задавал, задать ей? И все же он не мог смириться и просто так отпустить ее. Он смутно чувствовал необходимость держать ее при себе, тогда как ее зять по-прежнему дожидался в приемной.

    Для вида он листал ее досье - словно бы от того, что он без конца перечитывал все те же подробности дела, его могла озарить истина.

    Уже первый протокол, составленный в участке того квартала по поводу воскресных событий, несмотря на свою простоту, чем-то смущал.

    "…На пятом этаже, в комнате, которая находится в глубине квартиры, нами было обнаружено тело Луизы Вуавен, распростертое на полу. Доктор Блинд, вызванный семьей получасом раньше, сообщил, что женщина скончалась за несколько минут до того в страшных конвульсиях, и он уверенно приписывает смерть отравлению, криминальному или случайному, вызванному, без сомнения, очень большой дозой дигиталиса…"

    И далее:

    "…Нами был допрошен муж, Фердинан Вуавен, тридцати семи лет, который настаивает на том, что он ничего не знает… Однако он утверждает, что в течение нескольких месяцев его жена проявляла признаки неврастении…

    Нами была допрошена сестра Луизы Вуавен, Николь Ламюр, восемнадцати лет, родившаяся в Орлеане, которая сообщила нам те же сведения, что и ее зять…

    Нами была допрошена консьержка, которая утверждает, что уже давно Луиза Вуавен, чувствовавшая себя плохо, опасалась, что ее отравят".

    Да, все так и случилось именно в это воскресенье, в День всех святых. Шел дождь, холодный дождь, и воздух был пропитан запахом хризантем и церковного ладана, но к вечеру прокуратура уже направила его, промокшего, в грязных ботинках, на бульвар Бомарше; магазин курительных трубок был закрыт.

    Но все это было как всегда, повседневная драма. Истинную трагедию ожидавшие журналисты еще не выведали, ибо ее Мегрэ раскрыл только что, в жаркой духоте своего кабинета.

    И он нетерпеливо ждал освежающего пива, избегая до того смотреть на девушку с осунувшимся личиком, неотрывно глядевшую на угол бюро.

    - Войдите! - крикнул он.

    Парень из пивной "У дофины" принес кружки с пивом и сандвичи, краем глаза поглядывая на клиентку Мегрэ.

    - Так пойдет?

    - Да… Отнесите и месье, ожидающему в приемной.

    Но Вуавен, когда тот предложил ему поесть и выпить, лишь покачал головой, как человек, совсем павший духом.

    Мегрэ стоя пережевывал большие куски своего сандвича, а девушка откусывала маленькие кусочки от своего.

    - Сколько времени они были женаты?

    - Восемь лет…

    Банальная история людей ограниченных, без размаха. Фердинан Вуавен - мелкий агент по продаже драгоценных камней - во время своего пребывания в Орлеане, где он проводил экспертизу, познакомился с Луизой Ламюр, родители которой торговали обувью.

    - Короче говоря, вы были тогда еще маленькой?

    - Мне было десять лет…

    - Подозреваю, - попытался он пошутить, - что вы не были еще влюблены в вашего зятя…

    - Не знаю…

    Он искоса поглядел на нее, и у него пропала всякая охота смеяться.

    - Так, значит, уже год, как ваш отец умер и ваша сестра и ее муж приютили вас?

    - Я переехала жить к ним, именно так…

    - И когда именно вы стали любовницей Вуавена?

    - Семнадцатого мая…

    Она произнесла это отчетливо, почти с гордостью.

    - Вы его любите?

    - Да…

    Глядя на нее, такую хрупкую и пылкую, можно было бы представить себе, что он, внушивший такую любовь, красив и романтичен. Но вовсе нет - и это было одной из смущающих сторон этой истории, - агент был человеком самым заурядным, и нужно было сделать усилие, чтобы припомнить его лицо. Его профессия была начисто лишена поэтичности. Целыми часами он торчал в кафе на улице Лафайета, поблизости от биржи драгоценных камней, и только с месяц назад он купил себе по случаю скромную машину. Кроме всего прочего, он еще и не отличался крепким здоровьем.

    - А ваша сестра?

    - Моя сестра была очень ревнивой.

    - Она его любила?

    - Не знаю.

    - Что она сказала, застав вас?

    - Ничего не сказала… Она мне написала… С тех пор мы никогда не обращались друг к другу, ни словом не обменялись.

    - И когда это было?

    - Второго июня… Мы в третий раз были вместе…

    - На бульваре Бомарше?

    - Да… В моей комнате… Фердинан думал, что Луиза вышла из дома, а она была на кухне с прислугой…

    - Вы не думали о том, чтобы жить отдельно?

    - Я хотела… Это сестра потребовала, чтобы я осталась…

    - Почему?

    - Чтобы легче было за нами следить… Она опасалась, что, если я не буду жить в их квартире, ее мужу будет совсем просто со мной тайком встречаться…

    - А в квартире?

    - Она никогда не оставляла нас наедине… Всегда ходила в мягких домашних туфлях, так что появлялась бесшумно…

    - Как вы могли жить месяцами, не говоря друг другу ни слова?

    - Мы обменивались записками… Например, сестра писала: "Приготовь к завтрашнему утру свое грязное белье…", или же: "Не пользуйся ванной. Она течет…"

    - А Вуавен?

    - Он очень страдал. С самого начала он не стал спать в спальне жены и устроился на диване в гостиной… Он поклялся мне, что между ними ничего больше нет…

    Мегрэ посчитал на пальцах:

    - Июнь… июль… август… сентябрь… октябрь… Пять месяцев!.. Неужто пять месяцев вы так и жили?

    Кивком головы она подтвердила его слова, словно бы это было вполне естественным.

    - Фердинан Вуавен никогда не говорил вам о том, чтобы освободиться от жены?

    - Никогда! Клянусь вам…

    - И никогда не предлагал вам уехать вместе с ним?

    - Вы его не знаете, - вздохнула она, покачав головой. - Он порядочный человек, понимаете? Такой он и в делах… Подписав контракт, он выполняет его в точности, чего бы это ни стоило… Спросите у всех, с кем он работает…

    - Тем не менее ваша сестра в течение нескольких месяцев как бы предчувствовала свой конец… Она написала три письма одной своей подруге по пансиону, и в каждом из них речь идет об отравлении…

    - Знаю! Сестра словно совсем обезумела… Из-за того, что нас выслеживала… Чуть ли не каждую ночь она открывала дверь в мою комнату, и в темноте я ощущала, как ее рука касается моего лица. Она желала убедиться, что я в своей постели и что я там одна…

    - Один вопрос. Со второго июня вы больше не виделись с Вуавеном наедине?

    - Виделась три или четыре раза, не дома… Но сестра об этом узнавала… Каждый раз она нас ждала у дверей отеля… Она повсюду ходила за мной по пятам… Один раз она вышла на улицу в домашних туфлях, потому что ей не хватило времени надеть другие.

    Мегрэ побывал в квартире, такой же безликой, как сам Вуавен… Он представлял себе жизнь этих троих персонажей. И нужно было без конца кружиться вокруг все тех же вопросов, как без конца кружатся на манеже, не находя выхода, лошади.

    - Знаете ли вы, что в аптечке в ванной комнате лежала упаковка соды?

    Весь вопрос и был в этом. После смерти Луизы Вуавен всю квартиру перерыли. Очень скоро нашли стакан, в котором было лекарство. Анализ показал, что это дигиталис, разведенный в небольшом количестве воды.

    Рядом со стаканом нашли пакет с этикеткой "Питьевая сода". А в пакете был дигиталис, в количестве, достаточном, чтобы прикончить сотню людей.

    - Что вы делали в последнее воскресенье во второй половине дня?

    - То же, что и каждое воскресенье. Это был самый тяжелый день. Фердинан был в гостиной, просматривал счета. Я читала у себя в комнате. Сестра должна была быть у себя…

    - Что вы ели на завтрак?

    - Это я прекрасно помню… Зайца, его прислал один из клиентов Фердинана.

    Она по-прежнему произносила "Фердинан" с жаром, словно то был самый красивый и самый необыкновенный из людей.

    - Вас очень потрясла смерть сестры?

    - Нет!

    Она не таилась. Даже подняла голову, чтобы показать лицо.

    - Сестра заставляла его страдать слишком сильно…

    - А он?..

    - Разве это его вина?.. Я знаю, что он ее никогда не любил… Он прожил с нею восемь лет, но никогда не был счастлив… Сестра всегда была грустной, плохо себя чувствовала… В первый же год, как они поженились, ей пришлось перенести операцию, и она напрочь перестала быть женщиной, как какая-нибудь другая…

    Мегрэ еще раз вышел на минуту, и от дверей посмотрел на человека, глубоко утонувшего в диване. Один раз он ему уже задавал вопросы, но длилось это недолго, и он колебался, стоит ли затевать один из тех бесконечных допросов, что изнуряют обе стороны.

    - Он не захотел поесть? - тихо спросил Мегрэ у одного из инспекторов.

    - Нет… Утверждает, что не голоден…

    - Ну ладно!

    И Мегрэ, пытаясь приободриться, вернулся в кабинет, где неподвижно сидела Николь.

    - Да, кстати… Раз уж мы говорим о болезнях… У кого в доме побаливал живот?

    У Фердинана! - без колебаний откликнулась она. - Редко, но иногда его схватывало, особенно когда у него бывало сердцебиение…

    - Так у него случалось сердцебиение?

    - Можно сказать, что его беспокоило сердце, по-моему, года два назад, но сейчас он от этого почти выздоровел…

    - Не знаете ли вы, не болел ли у вашего зятя живот последние недели?

    - Да, болел, - подтвердила она, как всегда, уверенно.

    - Какого числа?

    - В тот день, когда мы все заболели…

    - Не помните ли вы, что вы ели?

    - Этого я уже не помню…

    - Доктора приглашали?

    - Нет! Фердинан не захотел… Ночью у нас у всех болела голова, нас рвало, и Фердинан подумал, что была утечка газа.

    - Так было только один раз?

    - Да… Во всяком случае, так сильно.

    - Вы хотите сказать, что бывали и другие недомогания?

    - Я вас понимаю, комиссар… Но вы не заставите меня потерять хладнокровие. Я выдержу до конца, несмотря ни на что, потому что знаю, что Фердинан невиновен. Если бы кто и должен был отравить мою сестру, так это был не он, а я. Вы видите, что я не боюсь сказать об этом.

    - Но вы этого не сделали? - сказал он с некоторой иронией в голосе.

    - Нет… Мне даже не приходило в голову такое… Я бы ее убила иначе, не знаю как… последнее время мы все болели, это верно… Только вот я хотела бы вас там видеть… Вы себе представляете, как мы жили?.. За обедом или ужином кто-нибудь из нас всегда не ел… Знаете, сколько у нас переменилось прислуги за пять месяцев? Восемь. Они говорили, что не хотят оставаться в сумасшедшем доме…

    Она заплакала от перенапряжения. Это случилось уже не в первый раз с начала допроса, но она быстро вновь обретала свое хладнокровие, смотрела Мегрэ в глаза, словно идя навстречу его вопросам.

    - Я даже не знала, открываются ли еще окна…

    И случалось, что я больше не смела дойти и до угла нашей улицы, отлично зная, что сестра идет по пятам.

    - Значит, по вашему мнению, ваша сестра покончила с собой?

    Она не ответила сразу, позволив убедиться, что вопрос ее волнует.

    - Иначе говоря, вы утверждаете, что ваша сестра дошла до того, что раздобыла значительное количество дигиталиса и что вместо того, чтобы попытаться отравить вас, она покончила с собой?

    - Не знаю… - призналась она.

    И чувствовалось, что она больше в это не верила, что это не соответствовало характеру сестры.

    - Так как же?

    - Тут какая-то тайна… В любом случае, Фердинан не убивал!

    - А вы?

    Но он обманывался, если ожидал, что выбил почву у нее из-под ног. Она подняла голову и с легкой иронией лишний раз выдержала его взгляд.

    - Думаю, мы поступим лучше, если позовем вашего зятя, - проворчал Мегрэ. - Или, скорее… Подождите… Будьте любезны пройти в приемную, пока я его здесь приму…

    - Что вы хотите ему сказать?

    Она поднялась с кресла: теперь она сердилась и зубами рвала платочек на мелкие кусочки.

    - Войдите! - крикнул Мегрэ, приоткрывая дверь. - А мадемуазель подождет…

    И он заставил ее выйти, прежде чем вошел Вуавен, потом указал тому на кресло, с которого только что поднялась девушка.

    - Стакан пива?

    Вуавен лишь покачал головой.

    - Есть не хотите? Прошу простить, что заставил вас ждать… Ваша невестка столько всего мне рассказала… А в самом деле, что вы теперь собираетесь делать?

    Агент с трудом поднял голову, посмотрел на комиссара с изумлением, потом с недоверием, словно для него было совершенно очевидно, что его отсюда не выпустят…

    - Один вопрос, Вуавен… Из-за вашей жены Николь ведь не могла разговаривать с вами, когда хотела, так я подозреваю, что она вам писала.

    Он покачал головой, стараясь уловить, какая тут связь.

    - Нет…

    - Почему? Ведь когда так влюблены, как она, как вы…