Мегрэ и господин Шарль
Жорж Сименон
"Мегрэ и господин Шарль"
Мегрэ играл в лучах мартовского, еще немного зябкого солнца. Играл не в кубики, как когда-то в нежном возрасте, а в трубки.
На его письменном столе всегда лежало с полдюжины трубок, и всякий раз перед тем, как набить одну из них, он придирчиво выбирал ту, которая подходила под его настроение.
Плечи у Мегрэ были опущены, взгляд блуждал. Только что комиссар принял решение, чем будет заниматься оставшиеся годы службы. Он ни о чем не жалел, но принятое решение повергло его в некоторую меланхолию.
С самым серьезным видом он машинально раскладывал на бюваре трубки, пытаясь составить из них более или менее правильные геометрические фигуры или нечто, напоминающее по своим контурам какое-нибудь животное.
Справа от него на столе лежала гора утренней почты, а заниматься ею у Мегрэ не было ни малейшего желания.
В уголовной полиции, где Мегрэ появился, когда не было еще девяти, его ждало приглашение от префекта полиции, что само по себе было редкостью, и он отправился на бульвар дю Палэ, теряясь в догадках, что это могло означать.
Префект, радушный и улыбающийся, принял его сразу.
- Не догадываетесь, почему я хотел вас видеть?
- Признаюсь, нет.
- Присаживайтесь. Закуривайте свою трубку.
Префект был молод, ему, выпускнику престижной Высшей школы, едва исполнилось сорок. Он был элегантен, может быть, даже несколько чересчур.
- Вы, конечно, знаете, что начальник уголовной полиции после двенадцати лет службы уходит в будущем месяце в отставку. Вчера мы с министром внутренних дел обсуждали кандидатуру его преемника и сошлись во мнении, что этот пост может быть предложен вам.
Префект, конечно, ожидал, что на лице собеседника не замедлит появиться радостное выражение.
Мегрэ, напротив, помрачнел.
- Это приказ? - почти проворчал он.
- Естественно, нет. Но вы должны отдавать себе отчет, что это серьезное повышение по службе, может быть, самое серьезное, на которое может надеяться сотрудник уголовной полиции…
- Знаю. Тем не менее я предпочел бы остаться во главе отдела. Прошу вас правильно истолковать мой ответ. Вот уже сорок лет, как я занимаюсь оперативной работой. Для меня была бы мука проводить дни напролет лет в кабинете, изучая папки с делами и занимаясь в той или иной степени административными вопросами.
Префект не скрыл своего удивления.
- Вы не думаете, что вам стоило бы не давать ответ сразу, а сообщить мне его через несколько дней? Может быть, стоило бы также посоветоваться с госпожой Мегрэ?
- Она поймет меня.
- Я тоже понимаю вас и не хочу настаивать.
На лице префекта была тем не менее написана известная досада. Он понимал, не понимая. Мегрэ были необходимы контакты с людьми, с которыми он встречался во время следствия, и его не раз упрекали в том, что он не ведет его из собственного кабинета, а активно вмешивается в него, беря на себя работу, обычно поручаемую инспекторам.
Мегрэ, ни о чем не думая, раскладывал трубки. Фигура, которую он сложил последней, по очертаниям напоминала аиста.
В окно било солнце. Префект проводил Мегрэ до двери и дружески пожал ему руку. Мегрэ, однако, не знал, вызовет или не г его поведение недовольство в высоких сферах.
Он медленно раскурил одну из своих трубок и сделал несколько коротких затяжек.
В считанные минуты он только что решил свою будущность, которая совсем скоро должна была превратиться в реальность, потому что через три i ода его попросят уйти в отставку. Так пусть же, черт возьми, ему позволят употребить эти три года, как он хочет!
Ему не нужно сидеть у себя в кабинете, ему нужно знать, чем живут люди, в каждом новом деле открывать неизвестные миры. Ему нужны бистро, где так часто приходилось коротать время, потягивая перед стойкой пиво или кальвадос - смотря по обстоятельствам.
Ему нужно в собственном кабинете терпеливо вести борьбу с подозреваемым, который упорно молчит, и после многих часов добиваться от него драматического признания,.
На сердце у Мегрэ было неспокойно. Он боялся, что после некоторого раздумья его, так или иначе, заставят принять новое назначение. Да предлагай ему даже что-то вроде маршальского жезла, он ни за что этого не захочет!
Мегрэ не отрывал взгляда от трубок, которые время от времени менял местами, как шахматные фигуры.
Услышав осторожный стук в дверь, ведущую из его кабинета в инспекторскую, он вздрогнул. Лапуэнт вошел, не дожидаясь ответа.
- Извините, что мешаю, шеф.
- Ты мне совсем не мешаешь.
Прошло уже почти десять лет, как Лапуэнт поступил в уголовную полицию, и за ним закрепилось прозвище Малыша Лапуэнта. Тогда он был худым и длинным. С тех пор несколько посолиднел. Женился. У него появилось двое детей. Но он по-прежнему оставался Малышом Лапуэнтом и - добавляли некоторые - любимчиком Мегрэ.
- Там у меня сидит женщина, которая настаивает, чтобы приняли ее именно вы. Со мной она ни о чем не хочет говорить. Сидит, выпрямившись на стуле, не двигается и полна решимости добиться своего.
Так бывало уже не раз. Из-за газетных публикаций люди настаивали на встрече с ним лично, и часто переубедить их стоило труда. Иные даже являлись прямо на бульвар Ришар-Ленуар, бог знает какими путями раздобыв его домашний адрес.
- Она сказала, как ее зовут?
- Вот ее карточка.
Г-жа Сабен-Левек, бульвар Сен-Жермен, 207-а.
- Она производит странное впечатление, - продолжал Лапуэнт. - У нее неподвижный взгляд и от нервного тика перекашивается правый уголок рта. Перчаток не сняла, но видно, как у нее то и дело судорожно сжимаются руки.
- Позови ее и останься здесь. Возьми на всякий случай блокнот - может, придется стенографировать.
Мегрэ взглянул на свои трубки и с сожалением вздохнул. Передышка кончилась.
Когда женщина вошла, Мегрэ встал.
- Присаживайтесь, сударыня.
Женщина не отрывала взгляда от Мегрэ.
- Вы, действительно, комиссар Мегрэ?
- Да.
- Я думала, вы толще.
На ней было меховое манто и подобранная к нему шапочка - ток. Что это - норка? Мегрэ совершенно не разбирался в мехах, поскольку жена дивизионного комиссара обычно довольствуется кроликом, в лучшем случае - нутрией или ондатрой.
Г-жа Сабен-Левек медленно, словно составляла опись, обводила взглядом кабинет. Когда у края стола пристроился Лапуэнт с карандашом и блокнотом, она спросила:
- Этот молодой человек останется здесь?
- Да, конечно.
- Он будет записывать нашу беседу?
- Таково правило.
Дама нахмурилась, и пальцы ее сжались на сумочке из крокодиловой кожи.
- Я думала, что смогу переговорить с вами с глазу на глаз.
Мегрэ промолчал. Он разглядывал посетительницу: впечатление она производила на него, как и на Лапуэнта, по меньшей мере странное. Взгляд ее становился то тягостно пристальным, то казался отсутствующим.
- Думаю, вы знаете, кто я?
- Я прочел ваше имя на визитной карточке.
- Вы знаете, кто мой муж?
- Вероятно, он носит ту же фамилию, что и вы.
- Это один из лучших парижских нотариусов.
Тик не прекращался, подергивающийся уголок рта все время полз вниз. Казалось, ей стоило труда сохранять хладнокровие.
- Продолжайте, прошу вас.
- Он исчез.
- В этом случае вам надо обращаться не ко мне. Существует специальная служба, которая занимается пропавшими людьми.
Она иронически, безрадостно усмехнулась и решила не утруждать себя ответом.
Определить возраст посетительницы было трудно. Ей вряд ли было больше сорока, от силы - сорока пяти, но лицо у нее было помятое, с мешками под глазами.
- Вы выпили перед тем, как идти сюда? - неожиданно поинтересовался Мегрэ.
- Вас это интересует?
- Да. На встрече со мной настаивали вы сами, не так ли? Вам следовало приготовиться к вопросам, которые могут показаться вам нескромными.
- Я представляла вас по-другому, более понятливым.
- Именно потому, что я хочу понять, мне необходимо выяснить некоторые вещи.
- Я выпила две рюмки коньяка для храбрости.
- Только две?
Она взглянула на комиссара и промолчала.
- Когда исчез ваш муж?
- Почти месяц назад. Восемнадцатого февраля. Сегодня двадцать первое марта.
- Он сказал, что отправляется в поездку?
- Даже словом мне об этом не обмолвился.
- И вы только сейчас заявляете о его исчезновении?
- Я к ним привыкла.
- К чему?
- К тому, что он отсутствует по нескольку дней.
- И так продолжается давно?
- Многие годы. Это началось вскоре после нашей свадьбы, пятнадцать лет назад.
- Он никак не объясняет вам свои отлучки?
- Я не думаю, что он отлучался.
- Не понимаю.
- Он остается в Париже или окрестностях.
- Откуда вам это известно?
- Оттуда, что первое время я посылала следить за ним частного детектива. Затем бросила, потому что каждый раз было одно и то же.
Говорила она с известным трудом и не только потому, что выпила две рюмки коньяка. Да и выпила она вовсе не для храбрости; ее испитое лицо, усилия, которые она прилагала, чтобы держаться в форме, говорили о том, что пьет она часто.
- Я жду от вас подробностей.
- Таков уж мой муж.
- Как это - таков?
- Это мужчина, которого заносит. Он встречает женщину, которая ему нравится, и испытывает потребность пожить с ней несколько дней. До сих пор самая долгая его интрижка, если можно так выразиться, длилась две недели.
- Не собираетесь же вы меня уверять, что он знакомится с ними на улице?
- Почти всегда. Обычно в ночных кабаре.
- Он ходил туда один?
- Всегда.
- Вас с собой не брал?
- Мы давно уже перестали существовать друг для друга.
- Тем не менее вы тревожитесь.
- За него.
- Не за себя?
В ее взгляде промелькнул какой-то вызов.
- Нет.
- Вы его больше не любите?
- Нет.
- А он?
- Тем более.
- Живете вы тем не менее вместе.
- Квартира большая. Ритм жизни у нас разный, и часто встречаться не приходится.
С лица Лапуэнта, продолжавшего стенографировать, не сходило удивление.
- Зачем вы пришли сюда?
- Затем, чтобы вы его нашли.
- Раньше у вас это никогда не вызывало беспокойства?
- Месяц - это долго. Он ничего не взял с собой, даже чемоданчика со сменой белья. Машинами тоже не воспользовался.
- У вас не одна машина?
- Две "Бентли" - им он пользуется чаще всего, и "фиат", который более или менее предоставлен мне.
- Вы водите машину?
- Когда я куда-нибудь отправляюсь, меня везет Витторио, наш шофер.
- Вы часто выходите из дома?
- Почти каждый вечер.
- Чтобы увидеться с приятельницами?
- У меня нет приятельниц.
Мегрэ редко приходилось встречать столь отчаявшуюся и столь загадочную женщину.
- Вы ходите по магазинам?
- Магазины я ненавижу.
- Отправляетесь на прогулку в Булонский лес или еще куда-нибудь?
- Я хожу в кино.
- Каждый день?
- Почти. Если не очень устала.
Как у всех наркоманов, наступал момент, когда ей надо было подстегнуть себя, и этот момент настал. Было видно, что она много бы дала за рюмку коньяка, но комиссар ничего не мог ей предложить, хотя в шкафу у него и стояла на всякий случай бутылка. Ему стало немного жаль ее.
- Я стараюсь понять, госпожа Сабен.
- Сабен-Левек, - поправила она.
- Как вам будет угодно. Ваш муж всегда исчезал из дому достаточно надолго?
- На месяц - никогда.
- Вы это уже говорили.
- У меня предчувствие.
- Какое предчувствие?
- Я боюсь, не случилось ли с ним чего-нибудь.
- У вас есть причины так думать?
- Нет. Для предчувствия не надо причин.
- Вы говорите, что ваш муж известный нотариус.
- Точнее, известна его контора, а клиентура - из самых отборных в Париже.
- Как же он может позволять себе переодические отлучки?
- В Жераре почти ничего нет от нотариуса. Контору он унаследовал от отца, но хозяйничает там по большей части старший клерк.
- Вы, кажется, утомлены?
- Я всегда утомлена. У меня слабое здоровье.
- А у вашего мужа?
- В свои сорок восемь он ведет себя как молодой мужчина.
- Если я вас правильно понял, узнать что-нибудь о нем можно, наверное, в ночных кабаре.
- Наверное.
Мегрэ задумался. Ему казалось, что вопросы его не достигают цели, а получаемые на них ответы ничего не дают.
В какой-то момент комиссар подумал, что перед ним сумасшедшая или, во всяком случае, неврастеничка. Он достаточно перевидал их у себя в кабинете, и с большинством хлопот было не обобраться.
Речь посетительницы казалась нормальной, вразумительной, в то же время создавалось впечатление, что она не совсем адекватна реальности.
- Вы думаете, у него было с собой много денег?
- Насколько я знаю, он обычно пользовался чековой книжкой.
- Вы разговаривали об этом со старшим клерком?
- Мы не разговариваем друг с другом.
- Почему?
- Потому что года три назад муж запретил мне входить в контору.
- У него были на это причины?
- Мне об этом неизвестно.
- Отношения у вас со старшим клерком плохие, но знать-то его вы, по крайней мере, должны?
- Лёкюрёр - так его зовут - всегда смотрел на меня неодобрительно.
- Он уже работал в конторе, когда умер ваш свекор?
- Он поступил туда, когда ему было двадцать два года.
- Может быть, ему больше известно о местопребывании вашего мужа?
- Может быть. Но если его об этом буду спрашивать я, он ничего не скажет.
Ее непрерывный тик начал в конце концов раздражать Мегрэ. Для него становилось все очевиднее, что этот допрос был для его посетительницы сущим наказанием. Тогда зачем она пришла?
- На какой имущественной основе заключен ваш брак?
- На условии раздельного владения имуществом.
- У вас есть личное состояние?
- Нет.
- Муж дает вам все деньги, в которых вы нуждаетесь?
- Да. Деньги для него ничто. Поклясться не могу, но думаю, что он очень богат.
Мегрэ задавал вопросы не в установленном порядке. Он искал во всех направлениях, но до сих пор ничего не нашел.
- Довольно. Вы устали. Оно и понятно. Если позволите, я загляну к вам сегодня после обеда.
- Как хотите.
Она продолжала сидеть, теребя в руках сумочку.
- Что вы обо мне думаете? - спросила она в конце концов. Голос ее звучал глуше, чем раньше.
- Я еще ничего не думаю.
- Вы думаете, я все усложняю, да?
- Не обязательно.
- В лицее одноклассники считали, что я все усложняю, и у меня из-за этого никогда не было подруг.
- Однако вы очень умны.
- Вы находите? - Она улыбнулась, и дрожь пробежала по ее губам. - Это мне не помогло.
- Вы никогда не были счастливы?
- Никогда. Я не знаю, что означает это слово.
Она кивнула на Лапуэнта, который по-прежнему сидел за стенограммой:
- Это что, действительно необходимо записывать нашу беседу? Трудно говорить свободно, когда за тобой стенографируют.
- Если вы хотите что-нибудь сообщить мне доверительно, записывать перестанут.
- Теперь мне больше нечего вам сказать. Она поднялась с некоторым усилием. Грудь у нее была впалая, плечи опущены, она слегка сутулилась
- Он обязательно должен присутствовать сегодня после обеда?
Мегрэ замешкался с ответом: он хотел дать ей шанс.
- Я приду один.