Мегрэ расставляет ловушку
Жорж Сименон
"Мегрэ расставляет ловушку"
Глава 1
Переполох на набережной Орфевр
Начиная с половины четвертого, Мегрэ все чаще поднимал глаза, чтобы взглянуть на часы. Без десяти минут он подписал последний лист, поднялся из-за стола, вытер со лба пот, поколдовал над пятью трубками, лежавшими в пепельнице, и только потом нажал кнопку под столом. В дверь постучали. Вытерев лоб носовым платком, он проворчал:
- Войдите!
В комнату вошел инспектор Жанвье. Он, как и комиссар, был без пиджака, но в галстуке.
- Отдай это отпечатать. Потом принеси на подпись. Сегодня же вечером это должно быть у Комельо.
Четвертое августа. Окна распахнуты настежь. Но прохлады это не приносило. Горячий воздух был насквозь пропитан запахом расплавленного асфальта, пышащих жаром камней, а вода в Сене, казалось, вот-вот закипит.
Такси, автобусы двигались по мосту Сен-Мишель медленнее, чем обычно, еле ползли. Только сотрудники уголовной полиции ходили в форме. Прохожие держали пиджаки в руках, а некоторые, заметил Мегрэ, были в шортах, как на берегу моря.
В Париже осталась всего четверть его населения, и эта часть с тоской и завистью думала о тех, кто сейчас плескался в волнах моря или сидел с удочкой в тени на берегу какой-нибудь захолустной речушки.
- Ну что, приехали?
- Нет еще. Лапуэнт следит за ними.
Мегрэ с трудом поднялся, выбрал трубку, направился к окну, глазами отыскивая кафе-ресторан на углу Гранд-Августин. Фасад был выкрашен в желтый цвет. Внутрь кафе вели две ступени, там было прохладно, как в подземелье.
Стойка, как в старые добрые времена обитая жестью, грифельная доска, на которой бармен записывал счет постоянных клиентов, мелом написанное меню и воздух, пропитанный запахом кальвадоса.
Даже лавки букинистов на набережной были закрыты!
Четыре или пять минут он стоял у окна, попыхивая трубкой. У кафе остановилось такси. Из машины вышли три человека и направились к ступенькам. Из этих троих Мегрэ знал только Лоньона, инспектора из восемнадцатого округа, который издали выглядел еще меньше и толще, чем он показался комиссару при первой встрече.
Что они собираются пить? Конечно пиво.
Мегрэ открыл дверь в кабинет, где сидели инспектора. Там царила такая же ленивая атмосфера, как и во всем городе.
- Барон в коридоре?
- Уже полчаса, шеф.
- А других журналистов нет?
- Сейчас приедет малыш Ружин.
- А фотографы?
- Один.
Коридор уголовной полиции был почти пуст, два или три клиента терпеливо дожидались очереди к коллегам Мегрэ. По вызову Бодарда из финансового отдела привели человека, ставшего темой ежедневных газет: Макс Бернат, задержанный две недели назад, "герой" последнего финансового скандала, в котором речь шла о миллионах.
Мегрэ не имел ни малейшего желания видеть Берната. А Бодарду с тем не о чем было говорить, расследование только началось. Но Бодард нечаянно проговорился, что к четырем часам мошенника доставят, и вот в коридоре сидели два журналиста и фотограф. Они оставались там до конца допроса. Но, если бы слух, что Макс Бернат находится на набережной Орфевр, распространился, туда бы слетелась туча народу.
В четыре часа из кабинета инспекторов донесся легкий шум, означавший, что мошенника доставили.
Еще десять минут Мегрэ, вытирая лоб и дымя трубкой, разглядывал ресторан на противоположном берегу Сены. Наконец он щелкнул пальцами и бросил Жанвье:
- Давай, звони!
Жанвье подошел к телефону и набрал номер ресторана.
В ресторане Лоньон бросился к кабине:
- Это меня! Я жду звонка.
Все шло, как обычно. Мегрэ вернулся в свой кабинет немного отяжелевшим от пива и несколько обеспокоенным. Прежде чем сесть за стол, он налил себе стакан воды из-под крана.
Спустя десять минут в коридоре разыгралась примечательная сцена. Лоньон и еще один инспектор из восемнадцатого округа, корсиканец Альфонси, медленно поднимались по лестнице. Между ними шел человек, который, похоже, чувствовал себя весьма неловко. Лицо он закрывал шляпой.
Барону и его коллеге Жану Ружину, сидевшим перед дверью комиссара Бодарда, достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Фотограф спешно налаживал аппарат.
- Кто это?
Они знали Лоньона. Они знали каждого работника полиции, точно так же, как сотрудников своей газеты. Когда два инспектора, состоящие не на службе в уголовной полиции, а в комиссариате Монмартра, приводят незнакомца на набережную Орфевр, который к тому же закрывает лицо шляпой, - это что-нибудь да значит.
- Это к Мегрэ?
Не отвечая, Лоньон направился к двери и деликатно постучал. Дверь открылась, и все трое скрылись за ней.
Барон и Жан Ружин были похожи на людей, которых только что одурачили, но поскольку каждый из них знал, что думает другой, то они промолчали.
- Ты успел их сфотографировать? - спросил Ружин Фотографа.
- Только шляпу перед его лицом.
- Вот так всегда. Давай быстрее в газету и возвращайся сюда. Не прозевать бы их, когда они будут выходить. Альфонси вышел почти сразу лее.
- Кто это?
Инспектор, казалось, был смущен.
- Я не могу ничего сказать.
- Почему?
- Это приказ.
- Чей? Кого вы поймали?
- Спросите комиссара Мегрэ.
- Есть подозрения?
- Не знаю.
- Новые предположения?
- Уверяю вас, мне ничего не известно.
- Спасибо за помощь.
- Я считаю, что если бы это был убийца, вы надели бы на него наручники.
Альфонси ушел с убитым видом, словно расстроился, что не мог сказать больше, чем положено. В коридоре стало по-прежнему тихо, будто полчаса тому назад здесь никакой суеты вовсе и не было.
Мошенник Макс Бернат вышел из финансового отдела, но он уже отошел на второй план. По старой дружбе журналисты задали несколько вопросов комиссару Бодарду.
- Он назвал фамилии?
- Еще нет.
- Он отрицает помощь политических лиц?
- Не отрицает, но и не признает.
- Когда состоится новый допрос?
- Как только подтвердятся некоторые сведения.
Мегрэ вышел из кабинета по-прежнему без пиджака, в расстегнутой рубашке и с сосредоточенным видом направился к кабинету начальника.
Это был еще один знак: несмотря на время отпусков, несмотря на жару, уголовная полиция готовилась к какой-то важной операции, и оба репортера думали о предстоящих допросах, иногда не прекращавшихся даже ночью. Но то, что происходило за закрытыми дверями, оставалось неизвестным.
Вернулся фотограф.
- Ты ничего не сказал в редакции?
- Нет, только проявил пленку и отпечатал снимки.
Через полчаса Мегрэ вышел от шефа и, отмахнувшись от репортеров, прошел к себе.
- Скажите хоть, имеет ли это отношение…
- Пока мне нечего вам сказать.
В шесть часов посыльный из пивной "Дофин" принес поднос с пивом и бутербродами. Люка вышел из своего кабинета и прошел к Мегрэ. В шляпе, сдвинутой на затылок, пронесся Жанвье и стремительно вскочил в одну из машин уголовной полиции.
Еще неожиданнее было появление Лоньона, который, как и Мегрэ, направился к начальнику. Не прошло и десяти минут, как он вышел оттуда и скрылся в кабинете инспекторов.
- Ты ничего не заметил? - спросил Барон своего коллегу.
- Соломенная шляпа!
Они плохо представляли себе инспектора Неудачника, как прозвали Лоньона и в полиции, и в кругах прессы, в столь легкомысленной шляпе.
- Это еще что!
- А в чем дело?
- У него красный галстук.
Он всегда носил темные пластмассовые воротнички.
- Что все это значит?
Барон знал все и делился секретами со снисходительной улыбкой.
- Его жена уехала в отпуск.
- Говорили, что она парализована.
- Была раньше.
- А теперь вылечилась?
Многие годы Лоньон вынужден был в перерывах между работой убирать лестницу, на кухне, квартиру на площади Константин-Пекер и вдобавок ко всему ухаживать за женой, которая однажды вдруг объявила себя инвалидом.
- Она познакомилась с новой жиличкой из меблированных комнат. Та рассказала ей о водах и вбила ей в голову поехать туда на лечение. Как ни странно, она отправилась одна, без мужа, который не может уехать сейчас из Парижа, а с этой соседкой. Обе они одногодки. Соседка - вдова.
Беготня из кабинета в кабинет все усиливалась. Почти все из бригады Мегрэ разъехались. Люка, распаренный, то приходил, то уходил. Время от времени показывался Лапуэнт. Им удалось поймать Мовуазена, но он был новичок, и из него невозможно было вытянуть ни слова. Вскоре приехала Маги, репортер утренней газеты, свежая, как будто и не было тридцатиградусной жары.
- Что ты собираешься тут делать?
- То же, что и вы.
- А именно?
- Ждать.
- Откуда ты узнала, что здесь что-то происходит?
Она пожала плечами и, достав помаду, провела по губам.
- Сколько их там? - кивнув на кабинет Мегрэ, спросила она.
- Пять или шесть. Их невозможно сосчитать: то приходят, то уходят. Они как будто меняют друг друга.
- Что-нибудь наклевывается?
- Во всяком случае, кажется, тут что-то заваривается.
- Им принесли пиво?
- Да.
Это была примета: когда Мегрэ приказывал принести пива - это значило, что засели они там надолго.
- Лоньон все время с ними?
- Да.
- Довольный?
- По нему не видно. На нем красный галстук.
- Почему?
- Жена уехала лечиться. Они поняли друг друга.
- Вы его видели?
- Кого?
- Того, кого они задержали?
- Все, кроме лица. Он закрывался шляпой.
- Ни старый, ни молодой. Насколько можно судить - за тридцать.
- Как одет?
- Как все. Ружин, какого цвета у него костюм?
- Серый, со стальным отливом.
- А по-моему, бежевый.
- А общий вид какой?
- Как у всякого прохожего на улице. На лестнице послышались шаги. Все обернулись. Маги пробормотала:
- Это, должно быть, мой фотограф.
Их стало пятеро, а в половине восьмого мальчик из пивной "Дофин" принес новую порцию пива и бутербродов.
На этот раз шла большая игра. Время от времени журналисты по очереди отправлялись в глубину коридора звонить в свои редакции.
- Есть пойдем?
- А вдруг он уйдет за это время?
- А если он будет тут сидеть всю ночь?
- Давайте закажем бутерброды!
- Давайте.
- И пива?
Солнце скрылось за крышами домов, но было еще светло, и прохладнее не стало.
В половине девятого Мегрэ, со слипшимися на лбу волосами, выглянул в коридор и собрался было что-то сказать репортерам, но дверь за ним снова захлопнулась.
- Нет, это ужасно!
- Я же говорю тебе, что мы просидим всю ночь. Ты был, когда допрашивали Месторино?
- Я тогда еще под стол пешком ходил.
- Двадцать семь часов.
- В августе?
- Я не помню, какой это был месяц, но…
- Может, перекинемся в картишки?
Залегли свет. Ночной дежурный занял свое место в глубине коридора.
- Как бы устроить сквознячок?
Служащий открыл окно, затем дверь в одном кабинете, в другом, и вскоре с трудом можно было почувствовать что-то, отдаленно напоминающее ветерок.
- Это все, что я могу сделать, господа.
Наконец в одиннадцать часов за дверью кабинета Мегрэ послышался шум. Первым вышел Люка, пропустил вперед неизвестного, который держал перед лицом шляпу. Замыкал шествие Лоньон. Все трое направились к лестнице, ведущей из уголовной полиции во Дворец правосудия и оттуда в тюрьму Сурисьер.
Фотографы вскочили. Вспышки озарили коридор. Менее чем через минуту дверь закрылась, и все бросились в кабинет Мегрэ, напоминавший поле битвы. Пустые стаканы, окурки, пепел, клочки бумаги, облако дыма под потолком. Мегрэ, по-прежнему без пиджака, мыл руки.
- Вы сообщите нам какие-нибудь сведения, комиссар? Как всегда в таких случаях, он смотрел на них широко раскрытыми глазами и, казалось, никого не узнавал.
- Сведения?
- Кто это?
- Кто?
- Человек, который вышел отсюда.
- Некто, с кем я имел продолжительную беседу.
- Свидетель?
- Мне нечего вам сказать.
- Вы арестовали его без ордера?
Его лицо приобрело виноватое выражение.
- Господа, как это ни прискорбно, но в настоящее время я не имею права делать какие-либо заявления.
- Вы рассчитываете сделать это в ближайшем будущем?
- Не знаю.
- Вы собираетесь повидать судью Комельо?
- Только не сегодня.
- Это связано с убийцей?
- Еще раз напоминаю, что я не уполномочен давать какую бы то ни было информацию.
- Вы возвращаетесь домой?
- Который час?
- Половина двенадцатого.
- В таком случае пивная "Дофин" еще открыта, и я отправляюсь туда перекусить.
Мегрэ, Жанвье и Лапуэнт ушли. Двое журналистов проводили их до пивной, где они пропустили по стаканчику за стойкой, пока эта троица усаживалась во втором зале и делала заказ уставшему и озабоченному официанту.
Через несколько минут к ним присоединился Лоньон, а Люка все еще не было.
Все четверо переговаривались вполголоса, и услышать, о чем идет речь или понять что-нибудь по движению губ, было невозможно.
- Тебя проводить, Маги?
- Не надо, я в редакцию.
Когда дверь за ними закрылась, Мегрэ потянулся и весело, по-молодому улыбнулся.
- Ну вот! - выдохнул он.
- Я думаю, они напишут об этом, - сказал Жанвье.
- А что они смогут написать?
- Не знаю, но они найдут способ сделать из этого сенсацию. Особенно малыш Ружин.
Тот был новичком, но дерзким и напористым.
- А если они догадаются, что их провели?
- Не должны.
Это был новый Лоньон, Лоньон, который с четырех часов пополудни выпил четыре стакана, а теперь не отказался и от кофе, предложенного начальником.
- Как поживает ваша жена, старина?
- Она написала, что лечение идет ей на пользу. Беспокоится о моих делах.
При этом он даже не улыбнулся. Он жил среди священных понятий и был оптимистом.
- Вы очень хорошо сыграли свою роль. Благодарю вас. Надеюсь, что, кроме Альфонси, в вашем комиссариате об этом никто не знает?
- Никто.
Было уже за полночь, когда они разошлись. На террасах, на улицах было многолюдно. Жители наслаждались ночной прохладой, которой так не хватало днем.
- Вы на автобусе?
Мегрэ покачал головой. Нет. Он предпочитает пройтись пешком, один. Пока он шел по улицам, возбуждение улеглось, а выражение лица стало серьезным, почти тревожным.
Несколько раз он проходил мимо одиноких женщин, жавшихся к домам и, казалось, готовых броситься бежать при одном лишь угрожающем жесте или окрике.
За шесть месяцев пять женщин, подобных этим, возвращавшихся к себе или направлявшихся к подругам, пять женщин были убиты на улицах Парижа одним и тем же преступником.
И что любопытно, все пять убийств совершены в одном из двадцати округов Парижа, в восемнадцатом, на Монмартре, и не просто в одном округе, но даже в одном квартале, ограниченном четырьмя станциями метро: "Ламарк", "Аббее", "Площадь Бланш", "Площадь Клиши".
Имена жертв, названия улиц и переулков, время преступлений стали известны читателям газет, а для Мегрэ превратились в навязчивую идею.
Он знал таблицу наизусть, мог рассказать ее, как басню, выученную в школе.
2 февраля. Авеню Рашель, совсем рядом с площадью Клиши, в двух шагах от бульвара Клиши и его фонарей; Арлетта Дютур, 28 лет, проститутка, проживала в меблированных комнатах на улице Амстердам.
Два удара ножом в спину, вызвавшие почти мгновенную смерть. Методически разрезана вся одежда. Несколько поверхностных порезов на теле.