- Бедный мальчуган! Удивляюсь, откуда у него взялось мужество все это скрывать… Вы не находите забавным, что женщина в моем возрасте окажется в тюрьме? Впрочем, эти господа очень учтивы. Вначале они даже не хотели мне верить. Думали, что я взяла на себя чужую вину. Еще немного, и они могли бы потребовать доказательство.
Все произошло гак, как было задумано. Я не знаю точно, который был час. Револьвер лежал у меня в сумке.
Я пошла туда. В комнате Малика на втором этаже горел свет. Я позвонила. Он спросил из окна, что мне угодно.
"Поговорить с тобой", - ответила я.
Я уверена, что он испугался. Он просил меня прийти завтра, уверял, что плохо себя чувствует, что его мучает невралгия.
"Если ты сейчас не спустишься, - крикнула я, - я тебя посажу!" Наконец он спустился в пижаме и халате.
- Вы его видели?
- Нет еще.
"Пойдем к тебе в кабинет. Где твоя жена?" "Она уже легла. Думаю, что спит".
"Тем лучше".
"Вы уверены, мама, что мы не можем отложить этот разговор до завтра?" И знаете, что я ему ответила:
"Это тебе ничего не даст, не беспокойся. Часом раньше или часом позже…" Он догадывался… Похолодел, как щука. Я всегда говорила, что он похож на щуку, но надо мной смеялись.
Он открыл дверь своего кабинета и сказал мне:
"Садитесь!" "Не стоит".
Понимал ли он, что я собираюсь сделать? Я уверена, что да. По крайней мере он бросил взгляд на ящик письменного стола, где обычно лежит его револьвер. Дай я ему время, бьюсь об заклад, он стал бы защищаться и, конечно, выстрелил бы первым.
"Послушай, Малик, - продолжала я, - я знаю обо всех мерзостях, которые ты наделал. Роже погиб. Роже - это сын Кампуа, твоя дочь погибла, твой сын…" Услышав слова "твоя дочь", Мегрэ выпучил глаза. Только сейчас он все понял и смотрел на старуху с изумлением, даже не пытаясь его скрыть.
"Так вот. Раз уж так получилось, что из создавшегося положения нет другого выхода и ни у кого не хватает мужества довести все до конца, придется это взять на себя старой бабушке. Прощай, Малик!" И, произнеся это последнее слово, я выстрелила. Он стоял в трех шагах от меня. Он поднес руки к животу, так как я прицелилась слишком низко. Я еще два раза нажала на курок.
Он упал, а Лоране вбежала в комнату как безумная.
"Вот так, - сказала я ей. - Теперь мы можем спокойно дышать".
Бедная Лоране! Думаю, и для нее это было лучшим выходом.
"Если хочешь, позови врача, но, по-моему, это уже бесполезно, - продолжала я. - Он мертв. А если бы был еще жив, я прикончила бы его пулей в голову. Советую тебе провести остаток ночи у нас. Слуг звать бесполезно".
И мы обе ушли. Эме выбежала нам навстречу, а Шарль, стоя на пороге, злобно глядел на нас.
"Что ты сделала, мама? Почему Лоране здесь?.." Я обо всем рассказала Эме. Она боялась такого исхода после нашего последнего разговора в моей комнате. Она боялась, что этим кончится. Шарль не осмеливался открыть рта. Он шел за нами, как большой пес.
Я вернулась к себе и позвонила в жандармерию. Там вели себя очень прилично.
- Так, значит, - вымолвил после недолгого молчания комиссар, - Эме…
- Я оказалась старой дурой: я должна была догадаться раньше всех. Что касается Роже Кампуа, то на этот счет я всегда что-то подозревала. Во всяком случае, картежником его сделал не кто иной, как Малик.
Подумать только, что я была довольна, когда он стал нашим зятем! Он был интереснее других. Умел быть забавным. У моего мужа были вкусы неотесанного буржуа, даже крестьянина, а Малик научил нас жить. Отвез нас в Довиль. Подумайте, прежде и ноги моей не было в казино, и я помню, как он вручал мне первые жетоны для игры в рулетку…
И вскоре женился на Лоране…
- Потому что Эме была еще слишком молода, не так ли? - прервал Мегрэ. - Ведь ей в ту пору было только пятнадцать лет. Будь она двумя годами старше. Роже Кампуа мог бы остаться в живых. Он женился бы на Лоране, а Малик на Эме.
Слышно было, как внизу расхаживают жандармы. В окно комиссар увидел, как группа людей направилась к вилле Малика, где еще находился труп.
- Эме его действительно любила… - вздохнула госпожа Аморель. - Она все еще любит его, несмотря ни на что. А меня теперь возненавидит за то, что я сделала этой ночью.
"Скелет в шкафу"! Если бы в этом символическом шкафу был только один труп робкого Роже Кампуа!
- Когда он решил вызвать брата, чтобы женить его на вашей младшей дочери?
- Кажется, года два спустя после своей женитьбы. Но как я была наивна! Ведь я прекрасно видела, что Эме интересовалась только своим шурином и была влюблена в него больше, чем ее сестра. Люди, не знавшие нас, ошибались. И когда мы путешествовали все вместе, именно Эме называли "мадам", несмотря на ее юный возраст.
Лоране была не ревнива. Она ничего не замечала и довольствовалась жизнью в тени мужа. Эрнест подавлял ее личность.
- Значит, Монита - его дочь?
- Об этом я узнала только вчера. Но есть и другие вещи, такие, что, несмотря на свой преклонный возраст, я предпочла бы не знать.
А этот брат его, Шарль, которого вызвали из Лиона, где он зарабатывал какие-то гроши, чтобы женить на богатой наследнице!..
Знал ли он тогда?..
Конечно! Человек он слабый, покорный и женился, потому что ему велели жениться. Он служил для них ширмой! Роль мужа, которую его заставляли играть, позволяла ему делить с братом состояние Маликов.
Итак, Эрнест имел двух жен, имел детей в обоих домах.
Когда Монита неожиданно узнала, чья она дочь, это переполнило ее таким отвращением, что она решила утопиться.
Я не могу точно сказать, каким образом она узнала правду, но со вчерашнего вечера стала догадываться. На прошлой неделе я пригласила нотариуса, чтобы изменить свое завещание.
- Я знаю: мэтра Балю.
- Я уже давно терпеть не могу Маликов и, странная вещь, из них двоих больше ненавидела Шарля. Почему - и сама не понимала. Мне он казался притворщиком, я была недалека от мысли, что он хуже брата.
Я хотела их обоих лишить наследства и оставить все свое состояние Моните.
В тот вечер - Эме мне призналась во время разговора ночью - Эрнест зашел к Шарлю.
Их пугало новое завещание, содержания которого они не знали, хотя могли догадываться. Братья долго оставались вдвоем в кабинете Шарля на первом этаже, Эме поднялась к себе и легла спать. Только позже, когда ее муж вошел в спальню, она спросила:
"Монита не вернулась?" "А почему ты спрашиваешь?" "Она не зашла пожелать мне спокойной ночи, как обычно".
Шарль пошел в комнату девушки. Кровать была не тронута. Он спустился вниз и застал Мониту в гостиной. Она сидела в темноте, бледная, словно заледеневшая.
"Что ты здесь делаешь?" Кажется, она не слышала его слов. Она согласилась подняться в спальню.
Теперь я уверена, что она слышала весь разговор. Она знала. И утром, когда все в доме еще спали, пошла купаться, как это делала довольно часто.
Только на этот раз она не выплыла.
И она нашла время рассказать обо всем своему кузену. Кузену, которого любила, не подозревая, что в действительности он доводится ей родным братом…
Кто-то робко постучал в дверь, Бернадетта Аморель встала, чтобы открыть, и в комнату вошел комиссар из Мелена.
- Машина ждет вас внизу, - объявил он не без смущения в голосе, так как за всю свою деятельность ему впервые приходилось арестовывать женщину восьмидесяти двух лет.
- Через пять минут! - отрезала она, словно обращаясь к своему дворецкому. - Мы должны еще немного поговорить с моим другом Мегрэ.
Наедине с комиссаром она сказала ему, подтвердив этим свое удивительное присутствие духа:
- Почему вы не курите свою трубку? Вы же прекрасно знаете, что можете курить. Я ездила за вами в Мен. Я еще не знала, что тут замышлялось. Вначале мне казалось, что Мониту могли убить из-за того, что я назначила ее своей наследницей. Признаюсь вам, именно вам - их это не касается. Есть вещи, которые их не касаются. Признаюсь вам, я подозревала, что меня хотят отравить. Вот и все, комиссар. Теперь остается малыш. Я довольна, что вы о нем позаботились, потому что, верьте мне, он мог бы покончить с собой, как Монита.
Поставьте себя на их место. В таком возрасте вдруг узнать…
Для мальчишки это было еще тяжелее. Он хотел знать все. Мальчики более предприимчивы, чем девочки. Он знал, что его отец хранит свои личные бумаги в маленьком шкафчике. Мне все это рассказала Эме. Эрнест Малик ничего от нее не скрывал, он полностью доверял ей - ведь она покорялась ему, как рабыня.
Малик заметил, что кто-то взломал шкафчик, и сразу же заподозрил сына.
- Какие документы он мог там найти? - вздохнув, спросил Мегрэ.
- Этой ночью я их сожгла. Я поручила Лоране сходить за ними, но она не решилась зайти в дом, где находился труп ее мужа.
Их принесла Эме.
Там были письма от нее - вернее, записочки, которые они, не стесняясь, передавали друг другу здесь, чтобы назначать свидания.
Там были и расписки Роже Кампуа. Малик не только сам давал ему деньги в долг, чтобы сильнее запутать его, но и заставлял обращаться к ростовщикам, у которых потом скупал его векселя.
Он все это хранил.
И с презрением добавила:
- Несмотря ни на что, у него была душа конторщика!
Она не поняла, почему Мегрэ, тяжело вставая, добавил:
- Сборщика налогов!
Он сам усадил ее в машину, и она на прощание протянула ему руку через дверцу.
- Вы не очень на меня сердитесь? - спросила она в ту минуту, когда полицейская машина тронулась, чтобы увезти ее в тюрьму.
Мегрэ так никогда и не узнал, имела она в виду то, что вытащила его на несколько дней из тихого садика в Мен-сюр-Луар, или то, что она выстрелила в Малика.
Долгие годы в семье Аморелей был свой "скелет в шкафу", и старуха Бернадетта взяла на себя труд выбросить его оттуда, уподобясь тем бабушкам, которые не могут терпеть в доме грязь.
notes
1
Патио - внутренний дворик (исп.)
2
Бос - в дореволюционной Франции область к юго-востоку от Парижа с центром в городе Шартр (теперешний департамент Эр и Луар).
www.profismart.org