А я - в вашей квартире, в обществе вашей жены. Мне необходимо с вами поговорить. Я сейчас заеду на улицу Ла Рошфуко. Ждите меня… Что вы говорите?

    Он с трудом расслышал, как инспектор пробормотал:

    - Я бы предпочел встретиться с вами в другом месте… Я вам потом объясню, господин комиссар…

    - Тогда через полчаса я буду ждать вас у себя, на Набережной Орфевр.

    Он повесил трубку и взял шляпу.

    - Как вы думаете, беды не случится? - спросила госпожа Лоньон.

    И так как Мегрэ глядел на нее, явно не понимая вопроса, она добавила:

    - Он такой отчаянный и такой усердный, что иногда…

    - Пусть войдет.

    Лоньон промок до нитки. Брюки и ботинки его были в таком виде, что казалось, он шатался всю ночь по улицам. К тому же его замучил страшнейший насморк, и он ни на минуту не выпускал из рук носового платка. Слегка наклонив голову, как человек, ожидающий выговора, он застыл посреди комнаты, не подходя к Мегрэ.

    - Садитесь, Лоньон. Я только что от вас.

    - Что вам рассказала жена?

    - Полагаю, все, что знала.

    Наступила довольно долгая пауза, которой Лоньон воспользовался, чтобы высморкаться, но поднять глаза и посмотреть Мегрэ прямо в лицо он так и не решился. Комиссар знал, как обидчив Лоньон, и поэтому медлил, соображая, с чего лучше начать разговор.

    Характеристика, которую госпожа Лоньон дала своему мужу, не была такой уж неточной. Этот болван от излишнего усердия постоянно попадал в дурацкие положения и был при этом уверен, что весь мир в сговоре против него, что все вокруг тайно строят козни, чтобы помешать ему получить повышение.

    И удивительнее всего то, что инспектор Лоньон был вовсе не глупым и действительно на редкость добросовестным и честным человеком.

    - Она лежит? - спросил он, прерывая затянувшееся молчание.

    - Когда я приехал, она была на ногах.

    - Сердится?

    - Располагайтесь поудобней, Лоньон, и не отводите глаз. Вне зависимости от того, что мне наговорила ваша жена, достаточно взглянуть на вас, чтобы понять: с вами происходит что-то неладное. Вы мне непосредственно не подчиняетесь, следовательно, ваши дела меня как бы не касаются. Но раз уж ваша супруга обратилась ко мне, может быть, все же лучше посвятить меня в то, что приключилось. Как вы думаете?

    - Думаю, вы правы.

    - В таком случае я попрошу вас рассказать мне все, вы понимаете, все, а не почти все.

    - Понимаю.

    - Очень хорошо. Курите, пожалуйста.

    - Я не курю.

    Это было правдой. Мегрэ просто забыл, что Лоньон не курит из-за жены, которой делается дурно от запаха табака.

    - Что вы знаете об этих гангстерах?

    - Я думаю, это настоящие гангстеры.

    - Американцы?

    - Да.

    - Как вы с ними связались?

    - Сам толком не пойму. Я оказался сейчас в таком положении, что, наверное, лучше вам во всем чистосердечно признаться, даже если я потеряю из-за этого место.

    Он не сводил глаз с письменного стола, и его нижняя губа дрожала.

    - Все равно рано или поздно это должно было случиться.

    - Что именно?

    - Вы сами знаете. Меня держат только потому, что нет повода меня уволить, потому что им еще ни разу не удалось ко мне прицепиться, все они уже много лет так и норовят застукать меня…

    - Кто они?

    - Да все.

    - Послушайте, Лоньон!..

    - Да, господин комиссар!

    - Пожалуйста, не считайте себя жертвой, которую все преследуют, - это просто смешно!

    - Извините, господин комиссар.

    - Да что вы стоите точно в воду опущенный? Взгляните хоть разок на меня.

    Ну вот, так-то оно лучше, так вы хоть похожи на мужчину. А теперь выкладывайте, в чем дело.

    Лоньон не плакал, но от насморка глаза его слезились, он ежесекундно подносил платок к лицу, и это раздражало Мегрэ.

    - Ну так я вас слушаю.

    - Это случилось в понедельник, вернее в ночь с понедельника на вторник.

    - Вы дежурили?

    - Да. Было что-то около часа ночи. Притаившись, я наблюдал за происходящим вокруг.

    - Где вы стояли?

    - За оградой церкви Нотр-Дам де Лорет, на улице Флешье.

    - Выходит, на чужом участке?

    - Нет, как раз на границе двух участков; правда, улица Флешье относится к третьему кварталу, но следил я за баром на углу улицы Мартир, которая входит в мой участок. Мне донесли, что туда по ночам захаживает один тип, торгующий кокаином. Улица Флешье плохо освещена и в такой поздний час всегда пустынна.

    Вдруг из-за угла улицы Шатодэн появилась какая-то машина, резко затормозила и на мгновение остановилась метрах в десяти от меня. Люди, сидевшие в машине, меня не заметили. Дверца распахнулась, и на тротуар выбросили человека, точнее, труп человека; затем машина сорвалась с места и умчалась по улице Сен-Лазар.

    - Вы записали ее номер?

    - Да. Прежде всего я кинулся к трупу. Я мог поклясться, что человек этот мертв, но все же мне надо было в этом убедиться. В темноте я ощупал его грудь и тут же отдернул руку - рубаха была пропитана липкой, еще теплой кровью.

    Нахмурив брови, Мегрэ пробормотал:

    - Что-то я ничего об этом не читал в сводке происшествий за ту ночь.

    - Знаю.

    - Каким же образом?..

    - Сейчас я вам объясню. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что поступил неправильно. Быть может, вы мне даже не поверите…

    - Что стало с телом?

    - Вот именно об этом я и хочу рассказать. Полицейского поблизости не оказалось. Бар - он находился метрах в ста от места происшествия - был еще открыт. Я бросился туда, чтобы позвонить.

    - Кому?

    - В комиссариат третьего квартала.

    - Вы позвонили?

    - Я подошел к стойке, чтобы взять жетон для автомата, и, машинально бросив взгляд через окно на улицу, увидел вторую машину, которая свернула с улицы Флешье на улицу Нотр-Дам де Лорет и затормозила у того места, где лежал труп. Тогда я выскочил из бара, чтобы записать ее номер, но машина была уже слишком далеко.

    - Такси?

    - Не думаю. Все это произошло очень быстро. Я почувствовал что-то неладное и со всех ног кинулся к церкви. Трупа у решетки не оказалось.

    - И вы не доложили об этом?

    - Нет.

    - Вам не пришло в голову, что если сообщить номер первой машины, ее, может быть, удалось бы задержать?

    - Я подумал об этом, но решил, что люди, способные на такие вещи, не настолько глупы, чтобы долго разъезжать на этой машине.

    - И вы не написали рапорта о происшедшем? Мегрэ, конечно, понял, в чем дело. Долгие годы бедняга Лоньон ждал, что ему посчастливится напасть на какое-нибудь громкое дело, которое привлечет к нему всеобщее внимание. И, как нарочно, всякий раз, когда на его участке происходило что-нибудь серьезное, он либо не дежурил, либо по тем или иным причинам розыск поручали оперативной группе с Набережной Орфевр.

    - Я знаю, что поступил неправильно. Я понял это очень скоро, еще ночью, но, поскольку я тут же не доложил начальству, было уже поздно…

    - Вы нашли машину?

    - Утром я отправился в префектуру, просмотрел списки и установил, что эта машина приписана к гаражу у ворот Майо. Я пошел туда и выяснил, что в этом гараже можно взять машину напрокат - на день, два или даже на месяц.

    - Машина была на месте?

    - Нет. Ее взяли за два дня до этого на неопределенный срок. Мне показали регистрационную карточку клиента - это был некий Билл Ларнер, подданный США, проживающий в гостинице "Ваграм" на авеню Де Ваграм.

    - Вы застали там Ларнера?

    - Нет, он ушел из гостиницы в четыре часа утра.

    - Вы хотите сказать, что до четырех утра он находился в своей комнате?

    - Да.

    - Значит, в машине его не было?

    - Наверняка. Портье видел его, когда он поднимался к себе в номер, - это было около двенадцати ночи. В половине четвертого утра Ларнеру позвонили, и он тут же ушел.

    - Вещи он взял с собой?

    - Нет. Он сказал, что идет на вокзал встретить друга и вернется к завтраку.

    - Конечно, он не вернулся?

    - Нет.

    - А машина?

    - Утром ее обнаружили возле Северного вокзала. - Лоньон снова высморкался и с виноватым видом поглядел на Мегрэ. - Повторяю, я поступил неправильно.

    Сегодня уже четверг, а я со вторника, с самого утра, безуспешно пытаюсь во всем этом разобраться. Двое суток я не был дома.

    - Почему?

    - Жена вам, наверное, сказала, что во вторник, едва я ушел, они явились ко мне домой. Ведь это о чем-то говорит, верно?

    Мегрэ его не перебивал.

    - По-моему, здесь может быть только одно объяснение: выбросив труп на тротуар, они заметили, что кто-то стоит в тени у решетки. Они подумали, что, вероятно, я записал номер их машины, и бросили ее у вокзала, а потом позвонили Биллу Ларнеру и предупредили его - ведь по регистрационной карточке в гараже его теперь легко найдут.

    Мегрэ слушал, рисуя что-то в блокноте.

    - А дальше что?

    - Не знаю. Я ведь только высказываю предположение: должно быть, они просмотрели газеты и убедились, что об этом деле молчат.

    - А как узнали ваш адрес?

    - Я нахожу этому только одно объяснение, и оно доказывает, что мы имеем дело с очень ловкими людьми, с профессионалами высокого класса. Видимо, кто-то из них дежурил возле гаража, когда я приходил туда справиться о машине, и выследил меня. А как только я, позавтракав, ушел из дому, они проникли в мою квартиру.

    - Они что, надеялись найти у вас труп?

    - Вы тоже так думаете?

    - Не знаю… Почему вы с тех пор не были дома?

    - Потому что они, скорее всего, наблюдают за домом.

    - Вы их боитесь, Лоньон?

    Щеки Лоньона стали такими же пунцовыми, как и его нос.

    - Я предполагал, что меня в этом заподозрят. Но это неправда. Я хотел только сохранить свободу передвижения. Я снял комнату в маленькой гостинице на площади Клиши. С женой я говорю по телефону. Все это время я работаю без устали. Я обошел больше ста гостиниц в районе Терн, вокруг авеню Де Ваграм и авеню Дел Опера. Жена описала мне тех двух типов, которые ворвались к нам в дом. Я побывал в префектуре, в отделе иностранцев. При этом я делал и всю свою текущую работу…

    - Короче говоря, вы надеялись, что сумеете один расследовать это дело?

    - Сперва - да. Я считал, что это мне окажется под силу. А теперь я отступаю. Пусть будет что будет.

    Бедный Лоньон! Несмотря на свои сорок семь лет и неприятную внешность, он минутами напоминал обиженного мальчишку, повзрослевшего сорванца, ненавидящего взрослых, от которых зависит.

    - Сегодня они нанесли вашей жене второй визит, и она, не сумев вас найти, позвала меня.

    Инспектор был в отчаянии. Он посмотрел на Мегрэ с таким видом, словно хотел сказать, что теперь ему уже все безразлично.

    - На этот раз приходили не те два типа, что во вторник, а высокий блондин, почти рыжий…

    - Это Билл Ларнер, - пробурчал Лоньон, - мне его так описали.

    - Он унес вашу фотографию и, видимо, какие-то документы. На углу его ждал один из тех двух, что уже были у вас. Они ушли вместе.

    - Я полагаю, что должен ответить за свой проступок перед судом чести.

    - Об этом мы еще успеем поговорить.

    - Когда?

    - После завершения следствия.

    Лоньон нахмурил брови, лицо его по-прежнему было мрачным.

    - Главное сейчас - найти этих людей. Надеюсь, вы того же мнения?

    - И я буду в этом участвовать?

    Мегрэ ничего не ответил.

    в которой инспектор Лоньон из кожи вон лезет, чтобы доказать, что он благовоспитанный человек, хотя речь идет о личностях весьма подозрительных

    Было около пяти часов, когда Мегрэ соединили наконец с Вашингтоном. Уже давно пришлось зажечь свет, а многочисленные посетители успели за день так затоптать пол в его кабинете, что он стал темным. В самом ли деле табак в такую погоду меняет вкус или Мегрэ тоже подхватил грипп?

    Он услышал, как телефонистка объявила по-английски:

    - Парижская Сыскная полиция. Комиссар Мегрэ у аппарата.

    И тут же раздался молодой, веселый, сердечный голос Джимми Макдональда:

    - Алло! Жюль?

    За время своей поездки по Соединенным Штатам Мегрэ привык, правда не без труда, к такому обращению, но все же и теперь ему это давалось нелегко.

    Поэтому он задержал на мгновение дыхание, прежде чем в свою очередь произнести:

    - Алло, Джимми!

    Макдональд, один из основных сотрудников ФБР, сопровождал Мегрэ в поездке по крупным городам США. Это был высокий сероглазый парень; галстук он почти всегда таскал в кармане, а пиджак перекидывал через руку.

    За океаном после пятиминутного знакомства все обычно называют друг друга по имени.

    - Как Париж?

    - Хлещет дождь.

    - А у нас солнышко.

    - Послушайте, Джимми, мне нужна справка. Прежде всего, известен ли вам некий Билл Ларнер?

    - Sweet Билл?^[1]

    - Не знаю. Я знаю только имя - Билл Ларнер. Судя по внешности, ему лет сорок.

    - Видимо, это он. Он уехал из Штатов года два назад и проболтался несколько месяцев в Гаване, прежде чем отправиться в Европу.

    - Опасен?

    - Он не убийца, если вы это имеете в виду, но один из самых ловких воров, так сказать, американской школы. Мошенник высшего класса; никто не умеет лучше его выманить у наивного обывателя пятьдесят долларов, посулив ему в будущем миллион. Так, значит, он у вас?

    - Да, он в Париже.

    - Быть может, по французским законам вам удастся отправить его за решетку. У нас это никогда не получалось: невозможно было собрать достаточно улик и всякий раз приходилось выпускать его на свободу. Хотите, я вам вышлю копию его досье?

    - Если можно. Но это еще не все. Я вам прочту сейчас список фамилий. Если попадутся знакомые, скажите.

    Мегрэ дал задание Жанвье. Сыскная полиция достала списки всех пассажиров, высадившихся в Гавре и Шербуре за последние несколько недель. От портовых инспекторов, которые проверяли паспорта при высадке, были получены сведения, которые позволили сразу же исключить из этого списка значительное число имен.

    - Вы меня хорошо слышите?

    - Будто вы находитесь в соседнем кабинете. На десятой фамилии Макдональд прервал своего французского коллегу:

    - Вы сказали - Чинаглиа?

    - Чарли Чинаглиа.

    - Он тоже у вас?

    - Прибыл две недели назад.

    - Этого бы хорошо не выпускать из поля зрения. Он уже сидел в тюрьме раз пять или шесть и, если бы не умел выходить сухим из воды, давно угодил бы на электрический стул. Это - убийца. К несчастью, он попадался только за ношение оружия, драки с увечьем, бродяжничество и тому подобное…

    - Как он выглядит?

    - Маленького роста, всегда одет с излишней тщательностью, на пальце бриллиантовое кольцо, носит ботинки только с высокими каблуками. Нос перебит, уши как у боксера.

    - Похоже, он прибыл вместе с неким Чичеро, который занимал соседнюю каюту.

    - Черт подери! Тони Чичеро работал с Чарли в Сен-Луи, но сам в мокрых делах не участвует - он, так сказать, мозговой трест.

    - У вас есть о них какие-нибудь материалы?

    - Достаточно, чтобы создать целую библиотеку. Пошлю вам самое интересное.

    И фотографии. Сегодня же, вечерним самолетом.

    Остальных фамилий Макдональд не знал.

    Мегрэ надо было поговорить по поводу другого дела с начальником Сыскной полиции, поэтому он вышел из кабинета с папкой протоколов в руке. Пересекая приемную, он почувствовал на себе чей-то взгляд, обернулся и с удивлением обнаружил в самом темном углу, на краешке кресла, Лоньона; когда инспектор увидел, что Мегрэ его заметил, по его лицу скользнула жалкая улыбка.

    Было около шести. Почти все инспекторы уже ушли, и длинный, всегда пыльный коридор был совершенно пуст.

    Если Лоньону необходимо было с ним снова поговорить, он должен был бы ему позвонить по телефону либо доложить о своем приходе через секретаря. На худой конец, просто зайти в комнату инспекторов: ведь как-никак он тоже служит в полиции!

    Но нет, Лоньон повел себя совсем по-другому! Он совершил ошибку и теперь, видно, испытывал потребность оказаться в унизительном положении - сидеть и часами ждать, как жалкий бесправный проситель, пока Мегрэ, проходя мимо, случайно не обратит на него внимание.