Она н едала ему закончить фразу, отошла на пару метров и из-за крупного камня вытащила литровую бутылку, ещё наполовину полную отдающим в фиолетовый оттенок красным вином.
- Пила?
- Натурально. И рассчитывала её прикончить. Она ведь испортится к тому времени, когда Тубиб вернется.
- Когда ты её стырила?
- Сегодня ночью, как только отъехала "скорая"...
- А ещё до чего-нибудь дотрагивалась?
- Леа с самым серьезным выражением на лице сплюнула на землю.
- Да чем хотите могу поклясться!
Он верил ей. По опыту знал, что клошары друг у друга не воруют. Да и вообще редко занимаются кражами чего-либо и не только потому что их сразу же ловят, но и по причине своеобразного равнодушия.
Напротив них, на острове Сен-Луи, окна в уютных домиках были распахнуты, и в одном просматривалась женщина, причесывавшаяся перед туалетным столиком.
- Тебе известно, где он покупал вино?
- Не раз видела, как он выходил из бистро на улице Аве-Мария... Это совсем рядом. На углу с улицей Жарден.
- Какие отношения были у Тубиба с другими?
Стараясь как-то сделать ему одолжение, старуха задумалась над ответом.
- Да и я не знаю точно... Вроде бы ровные со всеми.
- Он никогда не рассказывал о своей жизни?
- Об этом тут все молчок... Или надо упиться вдребодан, чтобы...
- А он ни разу не был в стельку пьян?
- По-настоящему никогда...
- Из-под вороха старых газет, служивших клошару для обогрева, Мегрэ выудил маленькую детскую лошадку из раскрашенного дерева, одна из её ног была сломана. Он совсем не удивился находке. Как, впрочем, и толстушка Леа.
В этот момент кто-то стал спускаться по пандусу мягким и неслышным шагом - наверняка был в холщовых туфлях на веревочной подошве - и направился затем к бельгийской барже. В каждой руке он держал по авоське, набитой провизией, о че свидетельствовали, в частности, пара торчащих больших хлебных батонов и ботва лука-порея.
Это был, несомненно, брат Жефа Ван Хутте, очень похожий на него, только моложе и с менее резко выраженными чертами лица. Он был одет в брюки из голубой ткани и вязаную куртку с белыми полосами. Поднявшись на судно, он о чем-то поговорил с Жефом, затем глянул в сторону комиссара.
- Ничего не трогай. Возможно, ты ещё понадобишься. И если что-либо узнаешь...
- Неужели я в таком виде могу заявиться к вам в кабинет?
Сама мысль о таком событии вызвала у Леа новый приступ хохота. Показывая на бутылку, она спросила:
- А ее-то хоть могу прикончить?
Комиссар кивнул и двинулся навстречу Лапуэнту, приближавшемуся в сопровождении полицейского в форме. Он проинструктировал последнего: охранять эту кучу рванья, служившую логовом, но и составлявшую для Тубиба целое сокровище до прибытия эксперта из Службы криминалистического учета.
После этого Мегрэ вместе с Лапуэнтом подошел к "Зварте Зваан".
- Вы Хуберт Ван Хутте?
Тот, человек более молчаливый или же более недоверчивый, чем его брат, ограничился легким наклоном головы.
- В эту ночь вы ходили на танцы?
- А что, нельзя?
У него был менее заметный акцент. Оба полицейских, оставаясь на набережной, были вынуждены говорить с ним снизу вверх, задрав подбородок.
- Где именно вы были?
- Недалеко от площади Бастилии. Есть там такая узкая улочка, где этих танцевальных заведений с полдюжины. То, где я веселился, называется "У Леона".
- Вам оно было знакомо и раньше?
- Да, неоднократно бывал там.
- Следовательно, вы ничего не знаете о том, что тут произошло?
- Только то, что успел сообщить брат.
Из медной трубы на палубе шел дым. Жена владельца баржи с ребенком вошла в каюту, и оттуда до комиссара и инспектора доносились кухонные запахи.
- Когда мы можем отправиться в путь?
- Вероятно, сегодня после обеда. Как только следователь оформит надлежащим образом протокол допроса вашего брата.
Хуберт Ван Хутте был, как и его родственник, хорошо вымыт, отлично причесан, отличался розовой кожей и очень светлыми волосами.
Чуть позже Мегрэ и Лапуэнт пересекли набережную Селестэн и на углу улицы Аве-Мария заметили бистро по вывеской "Маленький Турин". Хозяин, засучив рукава, стоял на пороге. Внутри не было ни души.
- Можно войти?
Тот посторонился, немало удивившись, что в его забегаловку пожаловали такие солидные люди. Зальчик бистро был совсем крошечным, в нем, помимо стойки, едва умещалось три столика для посетителей. Стены были выкрашены в бледно-розовый цвет. С потолка свисали круги колбасы, мортаделла*, странного вида желтоватые ломти сыра, напоминавшие формой вздувшиеся бурдюки.
___
* Мортаделла: сорт сырокопченой свиной колбасы.
- Что желаете?
- Вина.
- Кьянти*?
___
* Кьянти: очень распространенное итальянское красное вино.
Под него была отведена целая полка, заставленная фигуристыми бутылями в специальных соломенных оплетках, но патрон, сунув руку под прилавок, извлек оттуда заветную бутылочку и наполнил из неё рюмку, не переставая окидывать клиентов полным любопытства взглядом.
- Вам известен клошар по кличке Тубиб?
- Как он там? Надеюсь, не помер?
Получилось, что Мегрэ разом перескочил слухом с фламандского акцента на итальянский, а глазом - от невозмутимости Жефа Ван Хутте и его брата Хуберта к пылкой жестикуляции хозяина бара.
- А вы уже в курсе событий? - поинтересовался комиссар.
- Знаю, что в эту ночь с ним что-то приключилось.
- Кто вам сказал?
- Другой бомж, сегодня утром.
- И что именно он сообщил?
- Что была большая суматоха у моста Мари, и Тубиба увезли на "скорой".
- И все?
- Вроде бы его вытащили из воды речники...
- Тубиб покупал вино у вас?
- Частенько.
- Пил помногу?
- Порядка двух литров в день. Когда у него водились деньги...
- А как он их добывал?
- Да как все они... Где-то пособит при погрузке или разгрузке на Аллях или в другом месте. Или расхаживал с панно-рекламой по улицам. Ему я охотно давал и в кредит.
- Почему?
- Потому что он не был бродягой сродни прочим. Он спас мою жену...
Та суетилась неподалеку на кухне, - почти столь же полная, как и Леа, но куда более энергичная и сноровистая.
- Ты не обо мне тут байки сказываешь?
- Да вот говорю, что Тубиб...
Она тут же вдвинулась в зал, вытирая руки о передник.
- Это правда, что кто-то пытался его укокошить? Вы из полиции? Думаете, выкарабкается?
- Еще не ясно, - уклончиво ответил Мегрэ. - А от чего это он вас спас?
- Эх, если бы вы меня видели всего пару лет назад, то ни за что бы не узнали. Вся была покрыта экземой, лицо красное-красное, как у куска свежего мяса на прилавке. И длилось это много месяцев. В диспансере чего только не прописывали, давали различные мази, настолько дурно пахнувшие, что мне самой становилось от них не по себе. И ничего не помогало. Мне, можно так сказать, и поесть то ничего не позволяли, правда, и аппетита тогда вовсе не было. И уколы шлепали разные...
Муж слушал её, поддакивая.
- Но как-то раз Тубиб сидел вон там, видите, в уголочке, рядом с дверью, а я жаловалась на болезнь зеленщице и вдруг почувствовала, что тот этак странно смотрит на меня. А чуть попозже и говорит, причем тем же самым голосом, как будто заказывает стаканчик винца:
- Кажется, я смогу вас вылечить.
И я брякнула, а доктор ли он. Тубиб улыбнулся.
- Никто не лишал меня права на медицинскую практику, - тихо произнес он при этом.
- Он выписал вам рецепт?
- Нет. Попросил дать ему немного денег, двести франков, если точно припоминаю, и сам отправился к фармацевту разыскивать разные там порошочки.
- Принимайте до еды по одному, растворив в теплой воде. А утром и вечером обязательно обмывайтесь очень сильно посоленой водой.
Хотите верьте, хотите нет, но спустя два месяца моя кожа стала такой, как вы её видите в настоящее время.
- Он лечил и других, не только вас?
- Вот этого я не знаю. Тубиб не был разговорчивым человеком.
- А сюда он заходил ежедневно?
- Почти, чтобы отовариться своими двумя литрами.
- И всегда один? Видели ли вы его когда-нибудь в сопровождении кого-либо или нескольких незнакомых вам лиц?
- Нет...
- Не раскрыл ли он вам свою настоящую фамилию и не говорил ли, где проживал ранее?
- Мне известно только, что у него есть дочка. У нас с мужем тоже девочка, сейчас она в школе. И вот однажды, когда она взглянула на него с любопытством, он сказал:
- Не бойся... У меня тоже есть малышка...
Не удивлялся ли все это время Лапуэнт тому, что Мегрэ придавал столь большое значение истории с каким-то клошаром? Ведь в прессе это пройдет как краткое, на несколько строе, сообщение о происшествии, не более.
Но инспектор был слишком молод, чтобы понять, что впервые за всю свою карьеру комиссар столкнулся со случаем, когда преступление совершили против безвестного и никому, казалось, не нужного бомжа.
- Сколько с меня?
- Может, ещё по рюмашке? За здоровье бедняги Тубиба.
И они выпили, причем итальянец отказался брать с них плату за вторую порцию. Выйдя из бистро, полицейские прошли по мосту Мари. И через несколько минут уже очутились под серым сводом Отель-Дьё. Там им пришлось долго договариваться с весьма неприветливой женщиной, укрывшейся за окошечком.
- Фамилия?
- Знаю лишь, что на набережных его кличут Тубиб, и что его доставили к вам "неотложкой" сегодня ночью.
- Я не дежурила в это время. В какое отделение его поместили?
- Понятия не имею. Я только что звонил интерну, который так и не сказал, будут ли оперировать пострадавшего или нет.
- А имя этого медика знаете?
- Нет.
Она перелистывала туда-обратно страницы журнала учета, два-три раза куда-то звонила.
- Как вас самих-то зовут?
- Комиссар Мегрэ.
Имя ничего не говорило этой женщине, она просто повторила в трубку:
- Комиссар Мегрэ.
Наконец спустя с десяток минут регистраторша тяжко вздохнула, и с видом человека, оказывающего им особую услугу, заявила:
- Поднимитесь по лестнице "В"... На четвертый. Найдите там старшую медсестру по этажу.
Проходя по больничным коридорам они насмотрелись на медицинский персонал, от санитарок до молодых врачей, на самих больных в пижамах, а через приоткрытые двери и на ряды коек.
На четвертом этаже им пришлось опять прождать довольно долго, пока старшая сестра препиралась с двумя каким-то мужчинами, просьбу которых она, похоже, не желала удовлетворять.
- Ничем не могу помочь, - в конце концов разозлилась она. Обращайтесь в администрацию. Правила устанавливаю тут не я.
Те были вынуждены удалиться, допуская сквозь зубы не очень-то любезные выражения в её адрес, после чего она повернулась к полицейским.
- Это вы пришли к клошару?
- Комиссар Мегрэ... - повторил он.
Она порылась в своей памяти. И ей тоже фамилия ничего не говорила. В этом здании люди жили в другом мире - с пронумерованными палатами, своими отделениями, рядами кроватей в просторных помещениях, таинственными значками на листках, прикрепленных к изголовью каждой из них.
- Как у него дела?
- Мне кажется, его сейчас осматривает профессор Маньен.
- Его прооперировали?
- Кто вам об этом сказал?
- Не знаю... Я полагал...
Мегрэ было не по себе в больнице и он явно робел.
- Под какой фамилией вы его записали?
- Под той, что фигурировала на его удостоверении личности.
- Оно у вас?
- Могу показать.
Она вошла в небольшой застекленный кабинетик в глубине коридора, тут же откуда-то извлекла засаленную картону, все ещё не просохшую после того, как побывала в воде Сены.
Фамилия: Келлер.
Имена: Франсуа, Мари, Флорантен.
Профессия: Старьевщик.
Место рождения: Мюлуз, департамент Нижний Рейн.
Согласно этому документу бродяге было шестьдесят три года, проживал он в Париже в меблированных комнатах на улице Мобер, хорошо известных комиссару, ибо там официально числились некоторые из клошаров.
- Он пришел к сознание?
Сестра попыталась было перехватить удостоверение личности, которое комиссар тут же сунул в карман и, не преуспев в этом, проворчала:
- Это не положено... Согласно утвержденному порядку...
- Келлер в отдельной палате?
- Еще чего!
- Проводите меня к нему.
Она, постояв немного в нерешительности, в конце концов уступила.
- Все равно вы будете улаживать это дело с профессором...
Она пошла впереди, открыла третью дверь, за которой виднелось два или три ряда занятых пациентами коек. Большинство больных лежали на спине, с открытыми глазами; в глубине двое-трое в больничной одежде стояли, тихо переговариваясь.
Ближе к середине помещения у одной из кроватей сгрудилось с десяток молодых парней и девушек, все - в белых халатах и шапочках - окружив коренастого, невысокого, с волосами "ежиком" мужчину тоже в типичной для медиков одеянии, видимо, читавшего им вроде лекции.
- Его пока нельзя беспокоить. Вы же видите: он занят.
Тем не менее сама она подошла к профессору и что-то прошептала ему на ухо, то издали бросил взгляд на Мегрэ, но продолжил свои объяснения.
- Занятия закончатся через несколько минут. Он просит подождать его в кабинете.
Старшая сестра провела их туда. Комнатка была небольшая, и в ней размещались всего два стула. На письменном столе в серебряной рамке стояла фотография женщины и трех детей, касавшихся друг друга головами.
Мегрэ, поколебавшись, все же решился и выбил в полную окурков от сигарет пепельницу содержимое трубки, чтобы тут же набить себе новую.
- Извините, что заставил вас себя ждать, месье комиссар. Когда сестра сообщила, что вы тут появились, я был слегка удивлен. Ведь...
Не собирался ли и он в свою очередь брякнуть, что речь-то идет всего-навсего о каком-то клошаре? Нет.
- ... дело это, думаю, довольно банальное, так?
- Пока ещё почти ничего не ясно, и я здорово рассчитываю на вас, чтобы просветить меня.
- Великолепный образчик пролома черепа, к счастью, очень четкий, мой ассистент должен был вам это сказать сегодня утром по телефону.
- Но тогда ему ещё не сделали рентгеноскопию.
- Теперь снимки уже есть. У него много шансов на то, чтобы выкарабкаться, ибо мозг, судя по всему, не поврежден.
- Может ли эта рана явиться результатом падения на набережную?
- Наверняка нет. Человека крепко ударили по голове чем-то тяжелым молотком, разводным ключом или, к примеру, монтажной лопаткой для шин.
- И после этого он потерял сознание?
- Да, и настолько ушел в себя, что даже сейчас ещё в коме, не исключено, что это продлится несколько дней. Впрочем, вероятно и то, что он с часу на час очнется.
У Мегрэ тут же перед внутренним взором возникла картинка - берег Сены, берлога Тубиба, мутные воды, мчавшиеся от неё в нескольких метрах, вспомнились и сказанные недавно фламандцем слова.
- Извините мою настойчивость. Но вот вы сказали, что его стукнули по черепу. Один ли раз?
- Почему вы об этом меня спрашиваете?
- Это может иметь значение.
- Когда я осматривал Келлера в первый раз, то подумал, что его, возможно, ударили несколько раз.
- Какие были основания так полагать?
- Потому что разорвано одно ухо, а на лице имелось несколько неглубоких ран. Но теперь, после того, как его побрили, я рассмотрел его поближе...
- И к каким пришли выводам?
- Где это произошло?
- Под мостом Мари.
- Во время драки?
- По-видимому, нет. По всей вероятности, он спал, когда на него напали. А вы сами считаете такой ход событий правдоподобным?
- Вполне.
- И полагаете, что он сразу же лишился чувств?
- Почти уверен в этом. После вашего разъяснения мне понятно, от чего у него появились другие, второстепенные раны. Его ведь вытащили из Сены, верно? Они показывают, что пациента не несли на руках, а волочили по мостовой. В этом месте есть песок?
- В нескольких метрах разгружают баржу с ним.
- Ясно, а то я обнаружил его в порезах.
- Получается, что Тубиба...
- Как вы сказали? - удивился профессор.
- Так его прозвали клошары с набережных. Но, может статься, он и впрямь врач.