7 февраля 2011, 20:16
Olav,
Было это в ту пору, когда геев на заводах сысертских еще пидарасами звали.
Кого звали, а кто и сам приходил. А к кому не приходили, тот всякой утварью подручной обходился. Ну, тут дело известно – кочерга или ухват не подойдут, приходилось всяко подручно из малахиту выделывать, да из змеевика, да еще из камней всяких. Такие, слышь, штуки получались, что диву даешься. Иное и в Сам-Петербурх увозили.
Был в ту пору мастер Прокопьич. По этим делам первый. Лучше его никто не мог, хоть и в годах был. А барин тогдашний шибко камнерезно дело любил, вот и велел приказчику приставить к этому Прокопьичу парнишек для выучки.
– Пущай-де переймут все до тонкости.
Только Прокопьич учил шибко худо. Все у него с рывка да с тычка. Наставит парню синяков да засосов, чуть не оборвет, что обрывается, да и говорит приказчику:
– Не гож этот. Рука у него неспособна, задница неудобна. Толку не выйдет.
– Не гож так не гож... Другого дадим.
И нарядит другого парнишку.
Таким манером Прокопьич пол-рудника Красногорского перепортил.
Парни прослышали про эту науку и сговорились Прокопьича порешить, да тут дело дошло до Данилки-Недокормыша. Сиротка круглый был парнишка. На ножках высоконькой, худой-расхудой, в чем душа держится, а с лица чистенький и глазки голубеньки – чисто уке кавайное.
Прокопьич поглядел на него, да и говорит:
– Еще ченслэша мне не хватало. Моего резца-то здоровые парни не выдерживают, а этого ткнешь разок и убьешь ненароком.
Только приказчик и слушать не стал.
– Дано тебе – учи, не рассуждай. Одинокий это парнишка, хоть насквозь пробуровь, никто не спросит.
Ну, ничо. Приладились как-то. Способный Данилушко-то оказался. Зажили душа в душу.
Долго ли, коротко, а только случилась у них незадача. Взялся Прокопьич могильну плиту для барина ладить (барин как раз к тому времени от натуги окочурился – больно вредное оно, камнерезно дело, даже если сам ничего и не робишь). Выискал Прокопьич гранитну глыбу, для вдохновенья ведро самогону принял, а наутро от давления помер. Глыбой его, слыш-ко, придавило.
Заскучал без Прокопьича Данило. С лица спал, глаза беспокойные стали, а руки так ходуном и ходят – от работы, видать. За что не возьмется, за чашу там или вазу какую, такое выходит, что мастера малахитны только в затылке чесали.
Был на прииске старичок один. Он еще Прокопьича и других мастеров учил. Вовсе ветхий старичоночко, а только маету Данилушкину понял, и говорит:
– Выточи себе нефритовый стержень, дурень, и успокойся уже, не вводи народ в соблазн. Гляди-ко – что ни ваза, то килик срамной, что ни шкатулка – чисто Камасутра расписная.
Запали Даниле в душу слова стариковы.
Пошел он как-то в лес погулять. Выпил маленько, день воскресный. Народ рудничный как раз стенка на стенку пошел. Данило-то не любил, когда его кулаками по морде молотили. Вот вышел он на Змеиную горку, и вспомнился ему стариков наказ.
И видит он: стоит Прокопьич, чуть виден, как туман голубенькой. Кинулся к нему Данило, споткнулся, да и звезданулся лбом о камень какой-то, а как очухался, видит – из земли нефритов булыжник выворочен. И все, как Даниле надо: ровненькой, гладенькой, снизу потолще, прожилочки на тех местах, где требуется... Ну, все, как есть.
– Глянь-ко, камень какой. Ровно нарочно под меня сделан... Выточу стержень, а там хоть женись. Вон на Катьке Летеминой, чем не невеста: в плечах косая сажень, бровь густая, глаз рысий, и даже лицом на трезвого Прокопьича смахивает.
И стал Данило нефритовый стержень ладить. А тут приказчик явился и дает Даниле урок: барину молодому, вишь, тоже стержень понадобился. Данило и взялся.
Барину по анатомическому атласу делает, из змеевика. Делает, смеется.
– Ишь, ободок позолоченной, а по нему – цветочки резные.
А себе из нефрита день и ночь точит, придумывает, как поправить, как лучше сделать. Каждую прожилочку, каждую складочку выточил. Ровно живой вышел, так сам в руку и ложится. А Даниле все нехорошо – то толсто, то тонко.
Вот, люди бают, у Медного горы Хозяина есть каменный жезл. Кому он тот жезл покажет, тот таким мастером камнерезных дел станет, что другие и рядом не лягут.
Однако же осень пришла, и Катя с топором возле дома Данилина запохаживала. Надоело ей в девках сидеть.
Ладно, думает Данило, женюсь, пожалуй, а стрежень как есть оставлю....
Не буду обрезать,красотищу таку...
-------