– Спасибо, что вы пришли, метр… Я надеюсь на вашу преданность, так же как и на вашу науку… Пойдемте скорее к постели короля… Не успел Амбруаз Парэ опомниться, как уже стоял перед королем. Тот едва слышно стонал. Хирург внимательно всмотрелся в его осунувшееся, словно иссушенное страданиями лицо. Потом наклонился над тем, кто был для него только больным, и осторожно прощупал опухоль. Король почувствовал легкое прикосновение руки врача, но не смог приподнять отяжелевшие веки. – Ох, болит! – жалобно прошептал он. – Больно… Неужели вы не поможете мне?.. В комнате было темновато, и Амбруаз жестом попросил Габриэля придвинуть к нему светильник, но Мария опередила Габриэля и сама посветила хирургу. Тщательное и молчаливое обследование длилось минут десять. Потом Амбруаз Парэ – строгий, задумчивый – встал и задернул полог постели. Мария Стюарт не смела нарушить его глубокое раздумье и только с тревогой следила за выражением лица Амбруаза Парэ. Что-то он скажет? Каков будет приговор? Прославленный целитель низко опустил голову, и королеве почудился в этом смертельный приговор. – Ну что? – прошептала она, не в силах совладать со своею тревогой. – Неужели никакой надежды? – Только одна и осталась, государыня, – ответил Амбруаз. – Но одна все-таки есть! – Да, есть, но увы, она тоже не бесспорна, и если бы… если бы… – Что – если бы? – Если бы тот, кого я должен спасти, не был королем… – Спасите его, обращайтесь с ним, как с простым смертным! – воскликнула Мария. – А если у меня не получится? – возразил Амбруаз. – Один господь всемогущ. Не обвинят ли меня в сознательном убийстве? Ведь я гугенот… – Послушайте, – перебила его Мария, – если он выживет, я буду всю свою жизнь благословлять вас, если же он… если погибнет, я буду защищать вас до самой своей смерти! Попытайтесь! Умоляю вас! Вы говорите, что это последняя возможность. Боже мой, было бы преступлением отказаться от нее! – Вы совершенно правы, государыня. Я попытаюсь… если мне позволят… Если вы сами дадите мне согласие, ибо не скрою от вас – способ, о котором я говорю, нов, необычен и может со стороны показаться чересчур смелым! – В самом деле? – ужаснулась Мария. – И нет никакого другого? – Никакого, государыня. И есть еще время его применить. Через сутки, даже через двенадцать часов будет поздно. В голове короля образовался гнойник, и если немедленно его не вскрыть, то гной попадет в мозг – и смерть наступит мгновенно. – И вы хотите сделать эту операцию сейчас же, на месте? – спросил кардинал. – Этой ответственности я на себя взять не могу! – Вот вы уже и сомневаетесь! – усмехнулся Амбруаз. – Нет, для этого мне нужен дневной свет, а кроме того, я должен все хорошенько обдумать, проверить свою руку, проделать кое-какие опыты. Но завтра в девять часов я могу быть здесь. При операции можете присутствовать вы, государыня, вы, монсеньер главнокомандующий, ну и, возможно, еще несколько человек, исключительно преданных королю! Лишних никого, в особенности врачей! Утром я расскажу вам, что и как намерен предпринять, и тогда, если вы дадите согласие, я с божьей помощью использую эту последнюю возможность. – А до завтра с королем ничего не случится? – спросила королева. – Ничего, государыня… Но особенно важно, чтоб король хорошо отдохнул и набрался сил перед операцией. Вот здесь, на столе, освежительное питье, я к нему прибавлю две капли эликсира. Пусть король сейчас же это примет, и вы увидите, что сон его станет спокоен и глубок. А вы следите… по возможности сами следите, чтоб никто не потревожил его сон. – Не беспокойтесь, метр. Я всю ночь не отойду от него, – заверила хирурга Мария. – Это очень существенно, – заключил Амбруаз Парэ. – Теперь мне здесь больше делать нечего, и я, с вашего позволения, государыня, удалюсь. – Идите, метр, идите, я заранее благодарю и благословляю вас! До завтра! – ответила Мария. – До завтра, государыня, – сказал Амбруаз. – Надейтесь! – Я все время буду молиться! А вас, граф, – обратилась Мария к Габриэлю, – я еще раз благодарю! Завтра будьте непременно здесь! – Непременно, государыня, – отозвался Габриэль и, поклонившись королеве и кардиналу, удалился вместе с хирургом. "Но я, я тоже там буду! – подумала Екатерина Медичи, все еще стоявшая за дверью. – Да, я буду там! Этот Парэ – смелый человек. Он, пожалуй, и впрямь спасет короля и тем самым погубит и свою партию, и принца Конде, и меня заодно! Вот сумасшедший! Я тоже буду там!" XXXII.
КАК НУЖНО ОХРАНЯТЬ СОН
Екатерина Медичи постояла еще немного за дверью, хотя в спальне короля, кроме кардинала и Марии Стюарт, никого не было и подслушивать, в сущности, было нечего. Мария Стюарт дала Франциску успокоительное снадобье, и он, как обещал Амбруаз Парэ, погрузился в спокойный сон. Наконец в спальне настала глубочайшая тишина: кардинал, размышляя, сидел в кресле, Мария, преклонив колени, молилась. Тогда Екатерина Медичи потихоньку вернулась к себе, чтобы, как и кардинал, поразмыслить о делах. А между тем, если б она задержалась хоть на несколько мгновений, то узнала бы некоторые вещи, поистине достойные ее внимания. Помолившись, Мария Стюарт обратилась к кардиналу: – Вам, дядя, стоит хоть немного отдохнуть, а если будет нужно, я вас позову. – Нет, – возразил кардинал, – герцог де Гиз сказал мне, что перед отъездом лично проведает короля, и я обещал подождать его здесь. Кстати, не он ли идет? – О, только бы он не разбудил короля! – воскликнула Мария и бросилась к двери. Герцог де Гиз вошел бледный, возбужденный. Даже не поклонившись королеве и не спросив о здоровье короля, он сразу же подошел к брату, отвел его к окну и начал без предисловий: – Ужасная новость! – Что случилось? – забеспокоился Карл Лотарингский. – Коннетабль де Монморанси во главе полутора тысяч всадников покинул Шантильи! Чтобы скрыть свое продвижение, он миновал Париж, и от Экуэна и Корбейля двинулся на Питивье через Эссонскую долину. Завтра он будет со своим отрядом у ворот Орлеана. – Это и в самом деле ужасно! – произнес ошеломленный кардинал. – Старый проходимец хочет спасти своего племянника! Держу пари, что его вызвала Екатерина Медичи. – Нужно думать не о ней, а о себе, – зло усмехнулся герцог. – Что теперь делать? – Выступить с нашими силами навстречу коннетаблю! – И вы сможете удержаться в Орлеане, если меня не будет? – Увы, на это трудно рассчитывать. Жители Орлеана – народ грубый, да, кстати, еще и гугеноты. Они тянутся к Бурбонам… Хорошо, что хоть за нас Генеральные штаты. – Но против нас л'Опиталь, имейте в виду. Трудное положение! А как король? – спросил герцог, вспомнив в минуту опасности о последней своей надежде. – Королю худо, – ответил кардинал. – Но Амбруаз Парэ прибыл в Орлеан по приглашению королевы и берется завтра утром произвести какую-то отчаянную, но совершенно необходимую операцию, которая может привести к счастливому исходу. Будьте здесь к девяти часам, чтобы поддержать Амбруаза, если понадобится. Герцог кивнул головой: – Конечно, это единственная наша надежда: наше влияние кончится вместе с жизнью Франциска Второго! А для нас было бы неплохо отправить навстречу коннетаблю прелестный подарок – голову его племянника Конде. Это бы его устрашило, а может, и заставило бы пойти на попятную. – Да, это было бы весьма убедительно, – поразмыслив, заявил кардинал. – Но проклятый л'Опиталь всему мешает! – Если бы вместо его подписи на приговоре стояла подпись короля, – продолжал Карл Лотарингский, – все бы стало на свои места! Приговор был бы приведен в исполнение завтра же утром, еще до прибытия Монморанси. – Это было бы не слишком законно, но вполне реально. И Карл Лотарингский горячо подхватил: – Тогда, брат, вам нечего здесь делать, а отдохнуть вам необходимо. Скоро пробьет два часа. Идите! Я попытаю счастья! – Что вы затеяли? – спросил герцог. – Вы, любезнейший братец, не делайте ничего непоправимого, не посоветовавшись со мной. – Не беспокойтесь! Если я добьюсь своего, то еще до света разбужу вас, чтобы все уладить! – В час добрый, – произнес герцог. – Если вы так обещаете, я, пожалуй, пойду, потому что действительно чертовски устал. Но будьте осторожны! И на сей раз, обратившись к Марии Стюарт, произнес несколько соболезнующих слов и вышел, стараясь ступать как можно тише. Тем временем кардинал, подсев к столу, написал копию судебного приговора, встал и направился к постели короля. Но Мария Стюарт стала перед ним и остановила его жестом. – Куда вы идете? – тихо и властно спросила она. – Государыня, необходимо, чтоб король подписал вот эту бумагу… – Единственное, что необходимо, – это дать покой королю! – Требуется только его имя на краю бумаги, и я не стану больше его тревожить. – Но для этого вам придется его разбудить, а этого я не допущу!… Притом в таком состоянии он не удержит пера в руке. – Я подержу перо за него! Но Мария Стюарт властно оборвала: – Я уже сказала: я не позволю! Кардинал был поражен: такого препятствия он никак не предвидел, но тем не менее вкрадчиво продолжал: – Выслушайте меня, государыня. Тут дело идет о вашей и нашей жизни! Слушайте хорошенько: нужно, чтобы эта бумага была подписана королем до восхода солнца, иначе мы все погибнем! Но Мария спокойно возразила: – Это меня не касается. – Наоборот! Наша гибель – это ваша гибель, поймите же! – Не все ли мне равно? Ваши честолюбивые расчеты меня не волнуют! У меня один расчет: спасти того, кого я люблю! Метр Парэ доверил мне охранять покой короля, и я запрещаю вам его нарушать! Я запрещаю! Пока в короле теплится еще дыхание, я буду оберегать последний его вздох от ваших коварных придворных интриг! Я содействовала укреплению вашей власти, дядюшка, пока Франциск был на ногах, но я готова лишить вас этой власти теперь, когда нужно беречь его покой. И никто в мире ни под каким предлогом не лишит его благодатного отдыха! – Но если основания столь важны… – Нет на свете такого предлога, чтобы нарушить сон короля! – И все-таки нужно! – воскликнул Карл Лотарингский. Ему стало в конце концов досадно тратить столько времени на препирательства со своей юной племянницей. – Интересы государства превыше вашей чувствительности, мне нужна подпись короля незамедлительно, и я ее получу! – Вы ее не получите, кардинал! Кардинал сделал еще один шаг к постели короля, и тогда Мария Стюарт стала перед ним вплотную, преграждая дорогу. Охваченные гневом, королева и министр смотрели друг другу в глаза. – Я пройду, – глухо бросил Карл Лотарингский. – И вы осмелитесь поднять руку на меня! – Но вы моя племянница! – Я не ваша племянница. Я – ваша королева! Это было сказано так твердо, с таким достоинством, что кардинал отступил. – Да, ваша королева, – повторила Мария, – и если вы посмеете сделать хоть шаг, хоть движение, я тут же позову стражу, и вы, дядя, будете по моему приказу арестованы! Я, королева, обвиню вас в оскорблении величества! – Какой позор! – пробормотал потрясенный кардинал. – А кто из нас его вызвал? Огненный взгляд, раздутые ноздри, прерывистое дыхание Марии – все показывало, что она приведет свою угрозу в исполнение. Но вместе с тем она была так прекрасна, так благородна и в то же время так трогательна, что даже каменное сердце кардинала дрогнуло. Государственные интересы были сломлены голосом сердца. Кардинал глубоко вздохнул. – Ну что ж, я подожду, когда он проснется. – Благодарю вас, – грустно сказала Мария. – Но только лишь он проснется… – начал было Карл Лотарингский. – Если он сможет выслушать и отвечать вам, дядюшка, я не стану противиться. Кардиналу пришлось довольствоваться этим обещанием. Он вернулся к столу. Мария же снова подошла к аналою. Он ждал, она надеялась. В течение долгих часов бессонной ночи Франциск ни разу не проснулся. Амбруаз Парэ не обманул. Первый раз за время болезни король провел всю ночь в глубоком и спокойном сне. Правда, время от времени он ворочался, жалобно стонал, бормотал что-то и снова впадал в забытье… Кардинал каждый раз торопливо поднимался с места и каждый раз разочарованно усаживался в кресло. И, сжимая в руке бесполезный приговор, он смотрел, как тускнеют и догорают свечи, как холодный декабрьский рассвет уже белеет в окнах. Наконец, когда пробило восемь часов, король очнулся, открыл глаза и позвал: – Мари? Ты здесь, Мари? – Я здесь, – ответила Мария. Карл Лотарингский подошел с бумагой в руке. Время еще было: долго ли поставить эшафот? Но в это же время вошла в королевскую спальню Екатерина Медичи. "Слишком поздно! – подумал кардинал. – Судьба от нас отвернулась! Теперь, если Амбруаз не спасет короля, нам смерть!" XXXIII.
СМЕРТНЫЙ ОДР КОРОЛЕЙ
Екатерина Медичи тоже в эту ночь не тратила даром времени. Она отправила к королю Наваррскому кардинала Турнонского и заключила с Бурбонами письменное соглашение. Затем до рассвета она приняла канцлера л'Опиталя, который сообщил ей о предстоящем приезде в Орлеан ее союзника – коннетабля. Она рассказала л'Опиталю все, что происходило в спальне короля, и тот обещал ей к девяти часам прибыть в большой зал ратуши, находившийся рядом с королевскими покоями, и привести с собой сторонников Екатерины. Наконец, она вызвала к половине девятого Шапелена и еще двух-трех королевских врачей, которые в силу собственной их посредственности ненавидели гениального Амбруаза Парэ. Когда все предосторожности были приняты, она раньше всех появилась в комнате короля, который только что проснулся. Она сначала подошла к постели сына, постояла несколько мгновений, поникнув головой, как и подобает скорбящей матери, поцеловала его повисшую руку, уронила несколько слезинок и села в кресло с таким расчетом, чтобы не спускать с него глаз. Герцог де Гиз вошел сразу же за ней. Обменявшись несколькими словами с Марией, он подошел к брату и спросил: – Вы успели что-нибудь сделать? – Увы, я ничего не добился. – Счастье против нас. Сегодня с утра в приемной Антуана Наваррского толпится народ. – Что слышно о Монморанси? – Ничего. Очевидно, он подходит к городским воротам. – Если Амбруазу Парэ не удастся операция, прощай наше счастье, – уныло заметил Карл Лотарингский. В это время появились врачи, приглашенные Екатериной Медичи. Екатерина самолично подвела их к постели больного, у которого возобновились боли. Врачи один за другим обследовали больного, а потом отошли в угол комнаты посоветоваться между собой. Шапелен предлагал некую припарку, чтобы вытянуть гной наружу, двое других настаивали на том, чтобы влить в ухо какую-то микстуру. Они как раз собирались остановиться на последнем средстве, когда вошел в сопровождении герцога де Гиза Амбруаз Парэ. Обследовав состояние больного, Парэ присоединился к своим коллегам. Амбруаз Парэ был личным врачом герцога де Гиза, его научная слава уже упрочилась, и с таким авторитетом, как у него, нельзя было не считаться. Врачи ему сообщили о своем решении. – Тут лекарства бесполезны, – громко заявил Амбруаз Парэ, – надо спешить, ибо гной вот-вот проникнет в мозг. – Так поторопитесь же, ради всего святого! – воскликнула Мария Стюарт, расслышав его слова. Екатерина Медичи и оба брата Лотарингские подошли к врачам и включились в разговор. Шапелен обратился к Парэ: – Можете ли вы предложить, метр, другие средства? Более верные, чем наши? – Могу. – Какие именно? – Нужно сделать трепанацию черепа. – Трепанацию черепа – королю? – в ужасе воскликнули все трое. – А в чем она состоит? – спросил герцог де Гиз. – Эта операция еще малоизвестна, ваша светлость, – отвечал Амбруаз. – Дело в том, чтобы неким инструментом проделать в боковой части черепной коробки небольшое отверстие, величиной с мелкую монету. – Боже милосердный! – с негодованием вскрикнула Екатерина Медичи. – И вы осмелитесь занести нож над головой короля?! – Осмелюсь, государыня! – Но это же убийство! – продолжала Екатерина. – Государыня, – доказывал ей Амбруаз, – пробуравить череп осторожно, по правилам науки, – это не то, что раздробить его тяжелым палашом! А разве мы не умеем залечивать раны! – Но можете ли вы, метр, ручаться за жизнь короля? – спросил кардинал. | 
