- Ле Мир, вы просто ребенок. Нашли новую игрушку! У вас она будет. Но вы не завтракали. Мы поедем туда днем; я уже договорился о встрече с хозяином. - Ах! В самом деле, вы совершенство. И… как хорошо вы меня знаете. - Она запнулась в поиске слова, потом резко сказала: - Мистер Ламар, могли бы вы сделать мне одолжение? - Все, что угодно, Ле Мир, все, что только есть в мире. Она снова засомневалась, потом сказала: - Не называйте меня Ле Мир. Я засмеялся: - Конечно, сеньора Рамал. А что за одолжение? - Это… - Это?.. - Не называйте меня Ле Мир и не называйте меня сеньорой Рамал. - Но я должен к вам как-то обращаться. - Зовите меня Дезире. Я посмотрел на нее с улыбкой: - Я думал, вы разрешаете так вас называть только определенным людям. - Так оно и есть. - Тогда это будет наглостью с моей стороны. - Но если я прошу? Я стал понимать ее и сухо ответил: - Дорогая Дезире, нет такой другой. - Вы всегда так холодны? - Когда хочу. - Ах! - Это был вздох, а не восклицание. - И на корабле… вы помните? Посмотрите на меня, мистер Ламар. Неужели обо мне нельзя думать? Ее губы дрожали; глаза горели странным огнем, но взгляд был нежным. В самом деле, она заслуживала того, чтобы о ней думали, безусловно, мой пульс убыстрился. Нужно было быть стоиком, и я посмотрел на нее с циничной улыбкой и сказал самым спокойным голосом: - Ле Мир, я бы мог любить вас, но я не буду. - И я повернулся и вышел, не произнеся больше ни слова. Почему? Я совершенно не понимаю. Это явно было мое тщеславие. Всего несколько мужчин завоевали Ле Мир; другие подчинялись ей; но ни один не мог устоять перед ней. В этом было какое-то удовлетворение. Я ходил по холлу в отеле до возвращения Гарри, по-идиотски довольный собой. За завтраком я рассказал Гарри о наших планах отправиться в круиз, он так же с радостью согласился, как и Ле Мир. Он хотел сняться с якоря тем же вечером. Я сказал, что нужно было дождаться денег из Нью-Йорка. - Сколько? - спросил он. - У меня полно… - Я запросил сто тысяч, - сказал я. Ты что, собираешься купить его? - Он был в изумлении. Потом мы стали обсуждать маршруты. Гарри был за Гавайи, Ле Мир за Южную Африку. Мы подбросили монетку. - Орел, - сказала Дезире, и так и вышло. Я попросил Ле Мир не уходить далеко от отеля, пока мы оставались в Сан-Франциско. Она так и сделала, но с большим трудом. Никогда я не видел существа настолько полного психической энергии и огня; только суровой сдержанностью она могла заставить себя быть спокойной. Гарри держался около нее все время, хотя темы их разговоров были за гранью моего восприятия. Также я не понимал эти брызги идей и ежеминутные признания в любви. Был прохладный солнечный день позднего октября, когда мы подняли якорь и вышли из Золотых Ворот. Я взял яхту в аренду на год. Я также сделал и Другие приготовления на случай, если Ле Мир все это надоест. Они с Гарри восхищались яхтой, что меня не удивило. Яхта и правда была превосходной. Бока белые, как морская пена; все над палубами из сверкающей желтой меди и красного дерева, и все такое чистое, как голландская кухня. Кроме капитанской, там было пять кают плюс гостиная, столовая и библиотека. Еды у нас было много и великолепный повар. Первым нашим портом стала Санта-Каталина. И в день, которым может похвастаться только Южная Калифорния, мы бросили там якорь в пять вечера. Спустили лодку, чтобы добраться до берега. - Что там? - спросила Ле Мир, указывая на берег, когда мы ждали, пока спустят лестницу. Я ответил: - Туристы. Ле Мир пожала плечами: - Туристы? Да! Только не это. Пойдемте! Я засмеялся и пошел к капитану сказать, что мадам не понравилась Санта-Каталина. В следующую минуту лодка была поднята обратно, якорь тоже, и мы отправились в путь. Бедный капитан! За неделю он привык к сменам настроения Ле Мир. В Сан-Диего мы вышли на берег. Ле Мир понравились какие-то индейские пледы, и Гарри ей их купил; но потом она сказала, что хочет взять с собой индейскую девочку лет шестнадцати - как компаньонку, я сказал твердое "нет". Но это ей почти удалось. С месяц мы заходили в один порт за другим. Мазатлан, Сан-Байас, Сан-Сальвадор, Панама-Сити - мы выходили в каждом на час, иногда на два или три дня. Ле Мир загружала яхту всякого рода реликвиями, всем подряд. Были ли они отвратительными или красивыми, полезными или нет, настоящими или подделками; если вещь ей нравилась, она покупала ее. В Гуаякиле мы впервые столкнулись. Это был наш второй вечер там. Мы обедали на палубе с пятью южноамериканскими генералами и адмиралами. К концу обеда Ле Мир вдруг притихла и погрузилась в размышления; потом неожиданно она повернулась к генералу сбоку от себя и сказала: - Где Гуаякиль? Он в изумлении уставился на нее. - Город там, сеньора, - наконец сказал он, указывая на берег, где блестели огни. - Я знаю, знаю, - нетерпеливо сказала Ле Мир, - но где он? В какой стране? Бедный генерал, слишком удивленный, чтобы обижаться, пробормотал имя своей родины, а мы с Гарри еле удержались, чтоб не расхохотаться. - Ах, - сказала Дезире, как бы сделав важное открытие, - я так и думала. Эквадор. Месье, Кито находится в Эквадоре. Генерал или адмирал низко поклонился ей, в знак почтения перед ее знанием географии. - Да, я часто слышала о Кито, месье. Это очень интересное место. Я отправлюсь в Кито. Сразу последовала путаница. Каждый из гостей настаивал на том, что он будет сопровождать нас на остров, и все бы закончилось кровавой стычкой на палубе, если бы я не сказал твердым голосом: - Но, господа, мы не едем в Кито. Ле Мир посмотрела на меня таким взглядом! Потом она сказала как бы окончательно: - Я еду в Кито. Я покачал головой, улыбаясь ей; она вышла из себя. - Мистер Ламар, - взорвалась она, - я вам говорю, я еду в Кито! Несмотря на вашу улыбочку! Да! Вы меня слышите? Я еду! Ни слова не говоря, я вынул монету. Я хорошо знал Ле Мир. Секунду она сомневалась, явно пытаясь сдержаться, потом неотразимая улыбка показалась на ее губах, и она захлопала в ладоши. - Прекрасно, - закричала она, - вперед, месье! Орел! Была решка, и мы не отправились в Кито, к большому сожалению наших гостей. Ле Мир об этом забыла уже через десять минут. Через пять дней мы бросили якорь в Кальяо. Этот старый исторический порт сразу же привел Ле Мир в восторг. Я что-то рассказал ей о его истории: о его обстреле освободителями из Чили, испанском эскадроне и пиратах из Европы, не говоря уже о землетрясениях и приливах. Мы стали на мертвый якорь у каменного пирса у маяка; старые часы показывали шесть утра. Но как только Ле Мир узнала, что Лима недалеко, она потеряла всякий интерес к Кальяо. Мы сели на дневной поезд и были в столице к обеду. И как раз там, в живописной Лиме, Ле Мир достигла пика своей карьеры. В первый же вечер мы отправились на пикник, был прекрасный день, никто из жителей не сидел дома. Вскоре глаза всей толпы уставились на Ле Мир. Потом я встретил своего друга, который несколькими годами раньше был профессором климатологии в университете Сан-Маркоса. Он с важным видом представил нас нескольким группам модно одетых людей, а затем и самому президенту. Той ночью мы спали в роскошном и очаровательном особняке в Мирафлорес. Ле Мир взяла столицу штурмом. Ее тип красоты был как раз для них, так как бледность считается красивой среди женщин Лимы. Но только этим ее триумф объяснить было нельзя. Было ли у меня предчувствие? Сам президент сидел с ней на опере. За неделю из-за нее случилось две дуэли, но как это произошло без меня - бог знает. На празднике, во время боя быков, Ле Мир давала сигнал; ее рука бросила розу матадору, а восемь тысяч зрителей не знали, кому аплодировать - ей или ему. Лима была завоевана; и за две недели было еще немало происшествий. Но Ле Мир вскоре все это надоело. Однажды утром она сказала мне: - Пол, давайте поедем в Серро-де-Паско. Там есть серебро - тысячи и тысячи тонн - как вы их называете? Украшения. - А потом в Анды? - предложил я. - Почему бы и нет? - Но, моя дорогая Дезире, что мы будем делать с яхтой? - Но ведь есть же капитан! Могу я попросить? И мы отправились в Серро-де-Паско. Я написал капитану Гаррису, чтобы он нас ждал через месяц, и послал ему денег. Я уверен, что вся Лима пришла на вокзал провожать нас. В нашем купе было море цветов, я этому улыбнулся, а Ле Мир они не нравились. Когда мы выехали из города, она выбросила их в окно, смеясь над затратами тех, кто их подарил. Она была в великолепном настроении. Мы приехали в Орою ближе к вечеру и отправились в Серро-де-Паско поездом на следующее утро. Это путешествие в шестьдесят восемь миль не превзошло ничто в мире. Покрытые снегом пики, бездонные пропасти, огромные массы валунов, которые вот-вот обвалятся на поезд с обеих сторон и находятся везде вокруг тебя. Ле Мир была глубоко потрясена; я и не предполагал, что в ней столько разума; что касается меня, я был ей очень благодарен за идею поехать туда. Те, кто хорошо знаком со Скалистыми горами, Альпами и Гималаями, должны посмотреть Анды. Там их ожидает сюрприз. Но вернемся к нашим баранам. Серро-де-Паско был интересным городом, но не оправдал наших ожиданий. Это был город с шахтами, полный рабочих и спекулянтов, шумный, грязный и грубый. Мы там пробыли меньше сорока восьми часов, когда я объявил Гарри и Ле Мир, что надо возвращаться. - Но Анды! - сказала Ле Мир. - Разве мы их не увидим? - Ну, они там. - Я указал через окно отеля. - И вы называете себя путешественником? Смотрите! Снег! Мой дорогой Пол, должна я просить об одолжении дважды? Снова мы стали бросать монетку. Ах, если бы Ле Мир умела предвидеть! И даже тогда - отказалась бы она от этой идеи? Так как эта женщина стремилась к новизне и приключениям, игра была в ее крови от века, у нее был ее опыт, который мы с Гарри разделяли только частично. Эти покрытые снегом пики! Мы совсем не догадывались, что они приберегли для нас. Мы смеялись, как я помню, когда цивилизация в лице Серро-де-Паско осталась позади. Мы не могли найти всего нужного в шахтерском городе и послали человека в Лиму. Он вернулся через два дня с мулами, седлами, седельными сумками, ботинками, кожаными гетрами, бриджами, шерстяными пончо и еще сотней вещей, которые мы считали совершенно необходимыми для нашего комфорта. К моменту отправления в нашем распоряжении был целый обоз. Управляющий отелем нашел нам проводника, который считался самым опытным в Андах - длинный, гибкий парень с безразличным выражением лица, которое было очень мрачным и желтым. Ле Мир он не понравился, но я скорее доверял опыту управляющего отелем и сразу же его нанял. Мы полностью собрались, все было готово, когда Гарри вдруг объявил, что он не пойдет и не разрешит идти Ле Мир. - Мне это не нравится, - разволновался он. - Говорю тебе, Пол, мне это не нравится. Я разговаривал с шахтерами и проводниками, все это глупо и опасно. - Потом, видя выражение моего лица, он запальчиво продолжил: - Только не я. Ты меня знаешь; я сделаю многое, что не сделает никто, если смогу. Но Дезире! Я тебе говорю, если с ней что-нибудь случится… Я оборвал его: - Мой милый мальчик, это была идея Дезире. И с ней еще говорить об опасности! Она над тобой посмеется. - Она и так смеется, - признался Гарри с улыбкой, но находясь в сомнении. Я похлопал его по плечу: - Бодрее! Наш караван нас ждет… и, видишь, фея тоже. Вы готовы, Дезире? Она вышла из задней комнаты улыбчивая и радостная. Я никогда не забуду, как она выглядела. На ней были бриджи, белый жакет, кожаные ботинки, гетры и шляпа цвета хаки. Ее золотые волосы, выбившиеся на лоб и уши, мерцали на ярком солнце; ее глаза сияли; зубы блестели, а на губах играла счастливая улыбка. Мы помогли ей забраться на мула, потом сели на своих. Внезапно ко мне пришло воспоминание, и я повернулся к Ле Мир: - Дезире, вы знаете, когда я в первый раз вас увидел? Это было в карете на Гар-дю-Норд. Как по-другому все сейчас! - И намного интереснее, - ответила она. - Вы готовы? Посмотрите на этого глупого проводника! Ах! Что ж, месье, вперед! Проводник, видя, что я кивнул, свистнул. Мулы навострили уши и потом пошли. - Адьё! Адьё, сеньора! Адьё, сеньоры! С криком нашего последнего хозяина в ушах мы отправились по узкой улочке Серро-де-Паско к покрытым снегом вершинам Анд. Глава 5
Пещера дьявола
Может быть, вы помните, что я упоминал о трудности подъема на пик Пайка. Так это были просто детские игрушки, сравнивая с теми тропами, которые мы сами открыли в Кордильерах. Мы так и не свыклись с опасностями; не прошло и двух часов после того, как мы выехали из Серро-де-Паско, как мы очутились на такой узкой тропе, что копыта мулов еле помещались на ней, тропа шла над пропастью глубиной в километр. И ко всему прочему нам было весьма неуютно. Нам не удавалось найти свободное пространство, а проводник вел нас, как в сказке, к месту стоянки. Мы поднялись с края узкой долины вверх; в тридцати метрах внизу ревел поток, с другой стороны была стена скал. Тропинка сузилась настолько, что казалось, одна нога моего мула повисала над пропастью. Но величественность, новизна и разнообразие пейзажа восполняли все. А Ле Мир любила опасность саму по себе. Снова и снова она перегибалась над седлом так, что ее тело оказывалось прямо над глубоким ущельем, а она поворачивала голову и весело смеялась над Гарри и надо мной. - Дезире! Если подпруга оборвется! - О нет, не оборвется. - Но вдруг? - Тра-ля-ля. Ну, поймайте меня! И она пыталась заставить мула пойти рысью - тщетная попытка, так как это животное намного больше дорожило своей шкурой, чем она своей. А мул проводника шел в нескольких метрах впереди. Так продолжалось день за днем, не знаю сколько. Во всем этом было необоримое притяжение, и, как только мы достигали одной вершины, тут же стремились к другой, которая была еще выше. Убегающая тропа, ее сюрпризы, новая опасность, тут же забытая, за ней другая, после невообразимого поворота по скату скалы, манила нас снова и снова; и до сих пор не ясно, когда бы мы смогли сказать: "Все, с нас хватит". Как-то днем, около трех часов, мы разбили лагерь на небольшой поляне в конце узкой долины. Наш проводник, остановивший нас рано, объяснил, что другого места для стоянки нет на расстоянии шести часов езды, а ближайшая гасиенда или деревня находится в восьмидесяти километрах. Мы отреагировали на его объяснения как люди, для которых один день похож на другой, и стали осматриваться, пока он готовил ужин и постели. Позади нас лежала тропа, по которой мы пришли, как змея, ползущая по скале. Слева, сразу над нами, был обрыв в километр глубиной; справа - группой массивных валунов из кварца и гранита, темные и уродливые. Там было три валуна, один к одному, как братья-гиганты, потом два или три поменьше в ряд, и между ними другие, разбросанные повсюду, иногда очень близко, как бы выталкивая друг друга. Несколько дней до этого мы находились среди вечных снегов; вскоре мы собрались вокруг костра, который сложил проводник. Его тепло очень помогло, хоть на нас и были пончо и шерстяная одежда. Ветер выл; жуткий, мертвящий звук доводил до умопомешательства. Не было ни крапинки зеленого цвета травы на этом белом снегу и серых скалах. Все это приводило нас в трепет и напоминало об одиночестве. Гарри пошел проверять копыта своего мула, который слегка прихрамывал последнее время; я и Ле Мир сидели рядом у огня, вперившись в него, наблюдая за игрой пламени. Несколько минут мы молчали. - Возможно, в Париже… - вдруг начала она, потом остановилась и замолкла. Но мной овладевала меланхолия, я хотел слышать ее голос и сказал: - Ну? В Париже… Она посмотрела на меня, глаза ее были мрачными, и ничего не сказала. Я настаивал: - Дезире, вы сказали: "В Париже"… Она неприятно рассмеялась: - Да. Мой друг, но это бесполезно. Я думала о вас. "Ах! Карточка. Мистер Пол Ламар. Пригласи его, Джиуи. Хотя нет, пусть подождет - меня нет дома". Это. мой друг, было бы в Париже. Я уставился на нее: - О господи, Дезире, что за чепуха? Она не обратила внимания на мой вопрос и продолжала: | 
