Корней их дружбы, тесно меж собою Сплетенных. Наша ж детская любовь, Любовь моя и той, о ком, вздыхая, Сейчас с тобою говорила я, Была едва сознательна, невинна И все-таки сильна и глубока; Как действуют стихии, - без рассудка, Не зная, что, и как, и почему, И все ж творят великое, - так точно Стремились сердцем мы одна к другой. Что любо было ей, - мне было любо Без рассужденья; если я срывала Цветок, чтоб меж грудей моих воткнуть, Тогда еще едва лишь припухавших Вокруг сосцов, - старалась и она Найти цветок такой же и спешила Вложить его в такую ж колыбель Невинную, где сладко умирал он, Благоухая, фениксу подобный. Любила ль я уборы головные, Они и ей служили образцом; Любила ли она покрой одежды, Всегда изящный, хоть порой небрежный, И мне покрой тот нравился всегда; Когда я чутким уловляла ухом Мотив и напевала что-нибудь, Старалась и она его запомнить, И тот напев ее не покидал: Сквозь сон его Флавина напевала. Вся эта речь, столь длинная, - как это Понятно всем, кто чист душой, Лишь плод побочный сладкого былого, И цель ее лишь в том, чтоб показать, Что и любовь простая девы к деве Порой сильней, чем зрелая любовь. Ипполита Ты - вне себя. Ты хочешь этой речью, Столь быстрою и страстною, - сказать, Что никогда не будешь ты мужчину Любить так нежно, с силою такой, Как девочку Флавину ты любила. Эмилия Да, в этом я уверена. Ипполита Увы, Сестренка, в этом я тебе не верю, Как не поверю, чтобы аппетит Мог быть совместен с отвращением к пище. Но если б я могла тебе поверить, Меня ты оттолкнула б от руки Героя благородного - Тезея, О счастии которого теперь Готова я молиться, твердо веря, Что царствую я в сердце у него Прочней, чем Пиритой. Эмилия Не стану спорить, Но при своем я мнении останусь. Звуки рожков. Ипполита и Эмилия уходят. Сцена 4 Поле близ Фив. За сценой шум битвы. Отбой. Трубы. Входят Тезей, одержавший победу, герольд и свита. Три королевы встречают Тезея и падают перед ним ниц. Первая королева Звезда твоя вовек да не затмится! Вторая королева Земля и небо да благословят Тебя навеки! Третья королева Кто ни пожелал бы Тебе всех благ, - воскликну я: аминь! Тезей С высот небесных боги беспристрастно На смертных нас взирают и творят Свой правый суд, карая по заслугам. Идите же теперь, чтоб разыскать Тела супругов ваших; погребенье Им воздадим мы с торжеством тройным. Пусть в пышности скорей избыток будет, Чем недостаток. Мы пошлем людей, Которые в правах законных ваших Вас водворят и все устроят вам, Чем лично мы заняться здесь не можем По недостатку времени. Прощайте ж И да хранят вас небеса! Королевы уходят. Вносят Паламона и Аркита, они без сознания, на носилках. Кто это? Герольд Судя по их значению в войске, - лица Высокие. Я слышал, что они Из знати Фив, двоюродные братья И короля племянники. Тезей Клянусь Шеломом Марса; я в бою их видел! Как пара львов, добычу жадно рвущих, Они себе прокладывали путь В рядах врага, во всех вселяя ужас. Я не сводил с них глаз: они являли Мне зрелище, достойное богов. Что пленник мне сказал, когда спросил я, Как их зовут? Герольд Зовут их, сколько помню, Аркит и Паламон. Тезей Так, это верно; Припоминаю. Живы ли они? Герольд Не живы и не мертвы; если взяты Они в то время, как нанесть сбирались Последние удары, - может быть, Они еще очнутся. Оба дышат И сохраняют звание людей. Тезей Тогда прошу я с ними обращаться, Как с честными людьми. Во много раз Такие дрожжи лучше и ценнее, Чем зрелое вино в лице других. Пусть наши все хирурги им помогут; Целительных бальзамов - не жалеть! Жизнь этих двух - дороже нам, чем Фивы. Конечно, если б, полные здоровья И сил, они остались на свободе, Я предпочел бы мертвыми их видеть; Но в сорок тысяч раз приятней мне Теперь в плену их сохранить живыми. Несите ж их отсюда прочь скорее, От нашего лица: хотя мы к ним И благосклонны, - нам они враждебны. Служите им, как люди могут людям Служить, и даже больше - для меня! С тех пор, как мне все ужасы знакомы, Гнев, ярость, заклинания друзей, Свободы жажда, бешенства порывы, Любовь и ревность и супруги просьбы, Все это наложило на меня Свою печать, - природа не могла бы Ее без принужденья наложить: Я мягче стал в своих веленьях; больше Рассудок с волей борется во мне. Итак, во имя Аполлона, ради Любви моей, - что лучшего есть в нас, Пусть это все сослужит службу лучшим Их качествам! Теперь пойдемте в Фивы; Исполнив там, что нужно, мы обратно Пойдем в Афины во главе полков. Трубы. Все уходят. Свита уносит Паламона и Аркита. Сцена 5 Другая часть того же поля, далее от Фив. Торжественная похоронная процессия. Входят королевы, сопровождая носилки с телами королей. Хор Все урны, все благоуханья Пусть унесут отсюда прочь! Пусть стоны, плач и воздыханья День ясный превращают в ночь! Мрачнее смерти скорби наши, Мы погребальный льем бальзам, Слезами наполняем чаши И шлем стенанья к небесам! Прочь, быстроокая отрада! Печаль, веселья враг, приди! Прочь утешения, - их не надо; Лишь скорбь лелеем мы в груди! Третья королева Здесь к нашим усыпальницам дороги Расходятся. Пусть снова радость к вам Придет, а к мертвым - тихий мир. Вторая королева (первой) Вот там Твоя дорога. Первая королева (второй) Там - твоя. Вторая королева Хоть боги Ведут всегда по разным нас путям, Но всех к концу приводят роковому. Третья королева Наш мир подобен городу большому, Где много улиц к площади ведут: Та площадь - смерть, и все туда придут. (Расходятся). АКТ II Сцена 1 Афины; сад; на заднем плане - тюрьма. Входят тюремщик и жених его дочери. Тюремщик На мой век мне довольно малого; кое-что я оставлю вам, но немного. Что делать! Я служу при тюрьме, назначенной для важных узников, но такие здесь редко бывают: пока попадется семга, наловишь множество пескарей. Обо мне ходят слухи, что я богаче, чем это есть на деле; мне хотелось бы, чтобы я был таким, как обо мне рассказывают. Как бы то ни было, я клянусь, что завещаю моей дочери все имущество после моей смерти. Жених Я ничего не требую, кроме того, что вы сами обещаете, и со своей стороны исполню все, что обещал вашей дочери. Тюремщик Ладно, мы поговорим об этом подробнее, когда все торжества окончатся. Но имеете ли вы согласие моей дочери? Если да, то я согласен. Жених Я имею ее согласие. Вот идет она сама. Входит дочь тюремщика. Тюремщик Мы с твоим другом говорили здесь об известном тебе деле. Теперь не будем больше говорить об этом, пока суматоха при дворе не пройдет; тогда мы побеседуем окончательно. Будь внимательна к узникам: я слышал, что это принцы. Дочь тюремщика Вот эти покрывала назначены для их комнаты. Право, жаль, что они в тюрьме; впрочем я пожалела бы тоже, если бы их здесь не было. Мне кажется, что своим терпением они могут посрамить всякое несчастье; сама тюрьма гордится ими, а они в своей комнате вмещают целый мир. Тюремщик Говорят, что они оба - просто совершенство. Дочь тюремщика Я готова поклясться, что всякая слава мала для них: они стоят гораздо выше всяких росказней. Тюремщик Я слышал, что в битве они одни только и сражались храбро. Дочь тюремщика Весьма вероятно; это благородные страдальцы. Воображаю, как прекрасны были бы они, если бы остались победителями, - с таким благородством они остаются свободными, несмотря на тюрьму, превращая свое горе в веселье и подшучивая над своим несчастьем. Тюремщик Неужели? Дочь тюремщика У них такой вид, как будто они так же мало знают о своей неволе, как я об афинском правительстве. Они хорошо едят, смотрят весело и разговаривают обо всем, кроме своего плена и своей беды. Лишь изредка у одного из них вырывается вздох, как бы рожденный в муках; тогда другой сейчас же упрекает товарища, но так нежно, что мне самой хотелось бы вздохнуть, чтобы быть так наказанной или, вернее сказать, чтобы вздох принес мне такое утешение. Жених Я никогда не видал их. Тюремщик Ночью сам герцог тайно приходил сюда, и они вели себя точно так же. Не знаю, что это значит. В окне тюремной башни показываются Паламон и Аркит. Смотрите, вон они; это выглядывает Аркит. Дочь тюремщика Нет, это Паламон; Аркит пониже ростом, и его почти не видно. Тюремщик Довольно, не показывайте на них пальцами; не нужно, чтобы они нас видели. Уйдем отсюда. Дочь тюремщика Смотреть на них - просто праздник. О боги! Как люди бывают различны! (Уходят.). Сцена 2 Там же. Входят Паламон и Аркит Паламон Как поживаешь, дорогой кузен? Аркит Как ты живешь? Паламон Во мне осталось силы Довольно, чтоб смеяться над несчастьем И жребий несть, войною данный нам. Мы узники, кузен, - боюсь - навеки. Аркит Да, кажется, что так; и я готов Покорно ждать велений злой судьбины. Паламон О, дорогой Аркит мой! Что-то Фивы? Что с нашими друзьями и родными? Как грустно знать, что родины прекрасной Мы больше не увидим никогда; Не будем мы на играх благородных Смотреть на смелых юношей фивян, Несущих гордо бант от дамы сердца И мчащихся, подобно кораблям На парусах; не будем становиться Мы с ними в ряд, чтоб ринуться вперед Быстрее, чем восточный буйный ветер, И за собой соперников оставить, Как стаю туч, и в беге быстрых ног При возгласах восторженных народа Добыть венцы победные скорей, Чем пожелать победы нам успеют! Не будем мы, как чести близнецы, В бою с врагом отважно биться рядом; Не будут кони гордые под нами, Как море, волноваться и кипеть! Увы, мечи сверкающие наши, Сам бог войны кровавыми очами Меча грозней и лучше не видал, Мы их лишились! Их судьба - заржаветь, Состарившись; они украсят храмы Богов, которым ненавистны мы! Извлечь их нам не суждено, чтоб в битве Толпу врагов, как молнией, разить! Аркит Нет, Паламон; увы, надежды эти В плену, как мы; увянет наша юность В тюрьме, как слишком ранняя весна. Нас старость здесь застанет, Паламон, И, что всего ужаснее, - безбрачных. Объятий сладких любящей жены, Вооруженных чарами Амура, Увы, не будут шеи наши знать; Потомства не оставим мы; не будем Смотреть на повторенье наших лиц В утеху нашей старости, не будем Учить своих прекрасных сыновей, Как молодых орлят, бесстрашным оком Смотреть на блеск мечей: "Не забывайте, Кто ваш отец; старайтесь победить!" Оплачут нас прекраснейшие девы И будут в грустных песнях проклинать Судьбу слепую, чтобы устыдилась Она несправедливости своей, Сгубившей нашу радостную юность. Вот весь наш мир! Здесь будем видеть мы Друг друга лишь; о горе нашем тяжком Лишь бой часов рассказывать нам будет; Не суждено нам видеть, как на воле Созреет виноград; настанет лето И принесет всем радости, - а здесь Царить зима в жилище нашем будет. Паламон Ты прав, Аркит. Фиванских верных псов, Леса родные оглашавших лаем, Не будем мы, как прежде, громко звать; Метать не будем острых копий наших В свирепых вепрей, в ужасе пред нами Бегущих, как парфянские стрелки, Не поразим их нашей острой сталью! Вся мужества отрада, все утехи Отважных душ - умрут для нас навек, И, что всего ужаснее для чести, Угаснем мы в бездействии пустом, Как дети плена, грустно и безвестно. Аркит Все это так. Но все же я скажу, Что даже в этой бездне злого горя Из этих всех ударов злой судьбы Две выгоды большие происходят: Во-первых, если боги соизволят, Свою мы твердость можем показать, А во-вторых - мы здесь вдвоем с тобою. Пусть пропаду я, если эти стены Считать я буду за тюрьму, пока Мой Паламон со мною! Паламон Да, конечно, Мы счастливы, что нас судьба связала. Две честные, высокие души, Два благородных тела оживляя, Сумеют злобе случая слепого Противостать, пред горем не падут, Пасть не должны, хоть, право, и могли бы: Лишь стоит умереть, - конец всему! Аркит Не можем ли найти мы долю счастья Средь этих стен, столь ненавистных всем? Паламон Но как, кузен? Аркит Вообразим себе, | 
