На берегу заветных вод
Цветут богатые станицы;
Веселый пляшет хоровод.
Бегите, русские певицы,
Спешите, красные, домой:
Чеченец ходит за рекой.
Так пели девы. Сев на бреге,
Мечтает русский о побеге;
Но цепь невольника тяжка,
Быстра глубокая река…
Меж тем, померкнув, степь уснула,
Вершины скал омрачены.
По белым хижинам аула
Мелькает бледный свет луны;
Елени дремлют над водами,
Умолкнул поздний крик орлов,
И глухо вторится горами
Далекий топот табунов.
Тогда кого-то слышно стало,
Мелькнуло девы покрывало,
И вот - печальна и бледна
К нему приближилась она.
Уста прекрасной ищут речи;
Глаза исполнены тоской,
И черной падают волной
Ее власы на грудь и плечи.
В одной руке блестит пила,
В другой кинжал ее булатный;
Казалось, будто дева шла
На тайный бой, на подвиг ратный.
На пленника возведши взор,
"Беги, - сказала дева гор, -
Нигде черкес тебя не встретит.
Спеши; не трать ночных часов;
Возьми кинжал: твоих следов
Никто во мраке не заметит".
Пилу дрожащей взяв рукой,
К его ногам она склонилась:
Визжит железо под пилой,
Слеза невольная скатилась -
И цепь распалась и гремит.
"Ты волен, - дева говорит, -
Беги!" Но взгляд ее безумный
Любви порыв изобразил.
Она страдала. Ветер шумный,
Свистя, покров ее клубил.
"О друг мой! - русский возопил, -
Я твой навек, я твой до гроба.
Ужасный край оставим оба,
Беги со мной…" - "Нет, русский, нет!
Она исчезла, жизни сладость;
Я знала всё, я знала радость,
И всё прошло, пропал и след.
Возможно ль? ты любил другую!..
Найди ее, люби ее;
О чем же я еще тоскую?
О чем уныние мое?..
Прости! любви благословенья
С тобою будут каждый час.
Прости - забудь мои мученья,
Дай руку мне… в последний раз".
К черкешенке простер он руки,
Воскресшим сердцем к ней летел,
И долгий поцелуй разлуки
Союз любви запечатлел.
Рука с рукой, унынья полны,
Сошли ко брегу в тишине -
И русский в шумной глубине
Уже плывет и пенит волны,
Уже противных скал достиг,
Уже хватается за них…
Вдруг волны глухо зашумели,
И слышен отдаленный стон…
На дикой брег выходит он,
Глядит назад, брега яснели
И, опененные, белели;
Но нет черкешенки младой
Ни у брегов, ни под горой…
Всё мертво… на брегах уснувших
Лишь ветра слышен легкой звук,
И при луне в водах плеснувших
Струистый исчезает круг.
Всё понял он. Прощальным взором
Объемлет он в последний раз
Пустой аул с его забором,
Поля, где, пленный, стадо пас,
Стремнины, где влачил оковы,
Ручей, где в полдень отдыхал,
Когда в горах черкес суровый
Свободы песню запевал.
Редел на небе мрак глубокий,
Ложился день на темный дол,
Взошла заря. Тропой далекой
Освобожденный пленник шел;
И перед ним уже в туманах
Сверкали русские штыки,
И окликались на курганах
Сторожевые казаки.
Эпилог
Так Муза, легкой друг Мечты,
К пределам Азии летала
И для венка себе срывала
Кавказа дикие цветы.
Ее пленял наряд суровый
Племен, возросших на войне,
И часто в сей одежде новой
Волшебница являлась мне;
Вокруг аулов опустелых
Одна бродила по скалам,
И к песням дев осиротелых
Она прислушивалась там;
Любила бранные станицы,
Тревоги смелых казаков,
Курганы, тихие гробницы,
И шум, и ржанье табунов.
Богиня песен и рассказа,
Воспоминания полна,
Быть может, повторит она
Преданья грозного Кавказа;
Расскажет повесть дальних стран,
Мстислава[11] древний поединок,
Измены, гибель россиян
На лоне мстительных грузинок;
И воспою тот славный час,
Когда, почуя бой кровавый,
На негодующий Кавказ
Подъялся наш орел двуглавый;
Когда на Тереке седом
Впервые грянул битвы гром
И грохот русских барабанов,
И в сече, с дерзостным челом,
Явился пылкий Цицианов;
Тебя я воспою, герой,
О Котляревский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой -
Твой ход, как черная зараза,
Губил, ничтожил племена…
Ты днесь покинул саблю мести,
Тебя не радует война;
Скучая миром, в язвах чести,
Вкушаешь праздный ты покой
И тишину домашних долов…
Но се - Восток подъемлет вой!..
Поникни снежною главой,
Смирись, Кавказ: идет Ермолов!
И смолкнул ярый крик войны:
Всё русскому мечу подвластно.
Кавказа гордые сыны,
Сражались, гибли вы ужасно;
Но не спасла вас наша кровь,
Ни очарованные брони,
Ни горы, ни лихие кони,
Ни дикой вольности любовь!
Подобно племени Батыя,
Изменит прадедам Кавказ,
Забудет алчной брани глас,
Оставит стрелы боевые.
К ущельям, где гнездились вы,
Подъедет путник без боязни,
И возвестят о вашей казни
Преданья темные молвы.
1821-1822 Примечания
Написано в 1820-1821 гг. Напечатано в 1822 г. Это - первая романтическая поэма Пушкина. Поэт, создавая ее, ставил перед собой несколько задач. Во-первых, создать поэтический образ нового, "романтического героя", переживания которого близки самому автору и в то же время характерны для эпохи. "Я в нем хотел изобразить это равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19-го века", - писал Пушкин В. П. Горчакову в октябре - ноябре 1822 г. Вторая задача - противопоставить отвергаемой романтиком обыденной, прозаической действительности яркие и впечатляющие картины могучей и дикой природы Кавказа и быта черкесов. Третьей задачей Пушкина было - выработать для этого совершенно нового содержания новый язык и стиль, эмоциональный, романтически приподнятый и в то же время поэтически неясный, "туманный". Пушкин очень много работал над этой небольшой поэмой. В разделе "Из ранних редакций" приведен первый вариант начала поэмы, носившей название "Кавказ". Отвергнув этот вариант, Пушкин начал писать снова, упорно работая над каждым образом, каждым словом и выражением. Дописав поэму в черновике до конца, он трижды переписывал ее собственноручно набело, всякий раз то уничтожая написанное, то вставляя новое, то меняя композицию произведения. Много трудился молодой поэт над образом пленника. Кроме "старости души" и "равнодушия к жизни", ему хотелось воплотить в этом лирическом образе и страстную любовь к свободе, и ненависть к рабству, свойственные ему самому, и его же собственные страдания от неразделенной любви. Такое сочетание делало характер героя неясным и противоречивым. Пушкин сам был им недоволен; он писал в упомянутом письме 1822 г.: "Характер пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения". В 1830 г. он повторил то же в неоконченной статье "Опровержение на критики": "Кавказский пленник" - первый неудачный опыт характера, с которым я насилу сладил". Гораздо более удалось Пушкину описание Кавказа и черкесов. Наблюдательность Пушкина помогла ему создать (правда, в несколько идеализированной форме) верные картины малознакомого читателям быта и природы. Признавая, что эти слишком разросшиеся описания недостаточно мотивированы сюжетно, Пушкин все же был ими доволен: "Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести; но все это ни с чем не связано и есть истинный hors d'oeuvre"[12] (то же письмо). "Сам не понимаю, каким образом мог я так верно, хотя и слабо, изобразить нравы и природу, виденные мною издали", - писал он позже ("Путешествие в Арзрум", черновой текст). В эпилоге к этой лирической поэме Пушкин касается военно-политических вопросов. Несомненно, что поэт-романтик не собирался воспевать завоевательную политику русского правительства. "Пылкий Цицианов", Котляревский, "бич Кавказа" Ермолов, от приближения которого "Восток подъемлет вой", - в них молодой романтик искал живого воплощения того же идеала "романтического героя", который, по его словам, и "ужаса людей и славы был достоин". Романтический стиль, созданный Пушкиным в "Кавказском пленнике", надолго сделался образцом стиля всех романтических поэм. Несмотря на критические высказывания Пушкина по поводу своей поэмы, он все же любил ее. В черновом варианте его письма к Н. И. Гнедичу от 29 апреля 1822 г. читаем: "Вы видите, что отеческая нежность не ослепляет меня насчет „Кавказского пленника“, но, признаюсь, люблю его, сам не зная за что; в нем есть стихи моего сердца. Черкешенка моя мне мила, любовь ее трогает душу". В 1829 г. в "Путешествии в Арзрум" он писал: "Здесь[13] нашел я измаранный список "Кавказского пленника" и, признаюсь, перечел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно". "Кавказский пленник" посвящен Н. Н. Раевскому (сыну героя Отечественной войны 1812 г.), близкому другу молодого поэта, поддержавшему его во время тяжелых событий весны 1820 г., предшествовавших ссылке на юг. "Ты знаешь нашу тесную связь, - писал Пушкин о Н. Раевском своему брату, - и важные услуги, для меня вечно незабвенные…" (письмо от 24 сентября 1820 г.). Из ранних редакций
I. Первая редакция начала поэмы КАВКАЗ Поэма 1820
Gib meine Jugend mir zurück.
Goethe. Faust[14] C'est donc fini, comme une histoire
Qu'une grand'mère en ses vieux ans
Vient de chercher dans sa mémoire
Pour la conter à ses enfants.
И все это прошло, словно история
Которая бабушка на старости
Только что отыскала в своих воспоминаниях,
Чтобы рассказать ее детям (франц.).
I Один, в глуши Кавказских гор,
Покрытый буркой боевою,
Черкес над шумною рекою
В кустах таился. Жадный взор
Он устремлял на путь далекой,
Булатной шашкою сверкал
И грозно в тишине глубокой
Своей добычи ожидал.
Товарищ верный, терпеливый,
Питомец горных табунов,
Стоял недвижно конь ретивый
В тени древес, у берегов.
II Прохлада веет над водами,
Оделся тенью небосклон…
И вдруг пустыни мертвый сон
Прервался… пыль взвилась клубами,
Гремят колеса! Конь кипит,
Черкес верхом, черкес летит…
III Зачем, о юноша несчастный,
Зачем на гибель ты спешишь?
Порывом смелости напрасной
Главы своей не защитишь!-
Его настигнул враг летучий.
Несчастный пал на чуждый брег.
И слабого питомца нег
К горам повлек аркан могучий.
Помчался конь меж диких гор
На крыльях огненной отваги…
Всё путь ему: болото, бор,
Кусты, утесы и овраги…
Кровавый след за ним бежит,
И гул пустынный раздается.
Седой поток пред ним шумит,
Он в глубь кипящую несется…
IV На темной синеве небес
Луна вечерняя блеснула.
Вот хаты ближнего аула
Во тьме белеют меж древес.
С полей под желтыми скалами
Влекутся с праздными сохами
Четы медлительных волов,
И глухо вторится горами
Веселый топот табунов.
В косматых бурках, с чубуками
Черкесы дружными толпами
В дыму сидели вкруг огней.
II. Из черновой рукописи поэмы После стиха "Его закованные ноги…": Пред ним затмилася природа.
Прости, надежда и свобода,
Он раб…
Усталою главой
К земле чужой припал он снова,
Как будто в ней от скорби злой
Искал приюта гробового.
Не льются слезы из очей,
В устах сомкнутых нет роптанья,
В душе, рожденной для страстей,
Стеснил он горькое страданье,
И в мыслях он твердит одно:
"Погиб! мне рабство суждено".
Родился он среди снегов,
Но в нем пылал сокрытый пламень,
В минуты счастья друг пиров,
Во дни гоненья хладный камень.
После стиха: "И упоительным мечтам!": Но поздно, поздно!.. неба ярость
Меня преследует, разит,
Души безвременная старость
Во цвете лет меня мертвит.
Вот скорбный след любви напрасной,
Душевной бури след ужасный.
Во цвете невозвратных дней
Минутной бурною порою
Утраченной весны моей
Плененный жизнию младою,
Не зная света, ни людей,
Я верил счастью: в упоенье
Летели дни мои толпой
И сердце, полное мечтой,
Дремало в милом заблужденье.
Я наслаждался; блеск и шум
Пленяли мой беспечный ум,
Веселье чувство увлекало,
Но сердце втайне тосковало
И, чуждое младых пиров,
К иному счастью призывало.
Услышал я неверный зов,
Я полюбил - и сны младые
Слетели с изумленных вежд,
С тех пор исчезли дни златые,
С тех пор не ведаю надежд…
О милый друг, когда б ты знала,
Когда бы видела черты
Неотразимой красоты,
Когда б ты их воображала,-
Но нет… словам не передать
Красу души ее небесной.
О, если б мог я рассказать
Ее звук чудесный!
Ты плачешь?..
Но зачем об ней
Тревожу я воспоминанья?
Увы, тоска без упованья
Осталась от любви моей.
Она мне враг. Одни мученья
Она послала мне в удел.
И я отвык от наслажденья
И для любви оледенел.
Последняя отброшенная строфа "Черкесской песни": 4 Пастух с волынкой полевой
На влажный берег стадо гонит,
Его палит полдневный зной,
И тихий сон невольно клонит.
Он спит, а с верною стрелой
Чеченец ходит над рекой.
Из черновика окончания эпилога Смирились вы - умолкли брани,
И там, где прежде только лани
За вами пробегать могли,
Торжественно при кликах славы,
Князья заоблачной державы,
Мы наше знамя провели.
www.profismart.org |
