После бомбардировок я объездил Москву и установил, что Кремль с церквами хорошего древнего стиля, с высокими зубчатыми стенами и островерхими башнями, столько веков сторожившими русскую землю, и чудом архитектурного искусства псковских мастеров - Василием Блаженным, - как стоял, так и стоит, поглядывая на июльские облака, где грозными шершнями гудят наши истребители. Улицы Москвы полны народа, спешащего по своим делам или занятого устройством обороны. Кое-где на площадях заделывают воронки, убирают разбитые стекла, заколачивают окна, у киосков толпятся люди, дожидаясь стакана фруктовой воды, проезжают автомобили с пожарными в стальных шлемах. На бульварных скамейках - старички с газетами. На крышах - босоногие стриженые мальчики, наблюдающие за небом. Вот два обгорелых дома. На их крыши свалился фашистский бомбардировщик, сбитый высоко в небе прямым попаданием зенитного снаряда, - он угодил ему в брюхо. Куски самолета и нибелунгов рухнули на крыши в вихре черного дыма. Далеко от центра города разрушены здания детской больницы и клиники. На площади перед ними много воронок. Фашисты кружились над детской больницей, пока не провалили ей крышу. Разрушено большое здание школы. Сгорели деревянные фанерные лавки колхозного рынка. Кое-где видны полуобгорелые деревянные домишки старой Москвы, предназначенные на слом. От прямого попадания бомбы обрушилось крыло драматического театра. Разрушений, в общем, так немного, что начинаешь не верить глазам, объезжая улицы огромной Москвы... Позвольте, позвольте. Геббельс сообщил, что вдребезги разбита Центральная электрическая станция. Подъезжаю, но она стоит там же, где и стояла, даже стекла не разбиты в окнах. По своим маршрутам ходят трамваи и троллейбусы. Город живет обычной напряженной, шумной жизнью. Как же случилось, что несколько эшелонов прославленных бомбардировщиков, истратив столько драгоценного горючего, потеряв шестьдесят девять очень дорого стоящих машин и отправив из двухсот двадцати восьми летчиков с железными крестами одну часть в Валгаллу, другую - в лагерь для военнопленных, не смогли поразить мир неслыханным злодейством? Чему же их учил Гитлер? Я был эти ночи недалеко под Москвой и вот мои кое-какие наблюдения. Несомненно, Гитлер сильно удручен и даже, наверно, взбешен своими чрезмерными потерями на фронте, неудавшимся планом широко разрекламированного блицкрига и крайним неудобством не предусмотренной им партизанской войны у себя в тылу. Ему немедленно нужно было эффектное дело. Оно началось так. В сумерках, в стороне, противоположной оранжевому свету вечерней зари, по облакам забегали мягкие нежные зайчики, замахали, как рычаги, синеватые прожекторные лучи, послышался тяжелый, захлебывающийся, как у астматиков, гул фашистских бомбардировщиков. Сотни лучей сверкали по всему небу. На земле вспыхнули молнии зениток, с шуршанием понеслись снаряды и начали рваться ослепительными вспышками и зигзагами огня, - справа, слева, выше, ниже алюминиевой игрушки. Бомбардировщик летел на большой высоте. Скрещенные лучи и разрывы зениток передали его следующей группе лучей и зенитных снарядов. Из лесов, отмечая его в черном небе, точно в мультипликации, побежали красные пунктиры. Он исчез из моих глаз. Между облаками гудели новые и новые бомбардировщики. Их ловили то здесь, то дальше по пути к "Москве. Тяжелые пулеметы короткими очередями простукивали небесную твердь. В стороне Москвы кипел зенитный огонь; его можно было сравнить только с кипением, с бешеной пляской. Вот повисли в воздухе три осветительных ракеты, - мрачно желтоватые огни. Сквозь грохот орудий и гул самолетов долетели взрывы бомб, громовые удары. Вот снова поймали одного в лучи, - он летит над заречной равниной. Вокруг разрывы, навстречу ему из-за лесов перекрестный стук пулеметов. Нервы нибелунга не выдерживают, он ярко освещен, он поворачивает обратно. Зенитки смолкают, и через секунду из темноты - грозное пение истребителя, и над фашистской машиной проходит огненный пунктир, вторая нить протянулась под самым его животом, и сейчас же третья огненная строчка прошивает его... На его головной части вспыхивает несколько ослепительных точек, и нибелунг рушится вниз... Вот, накренясь, блеснув крыльями, поворачивает обратно другой, он в венце вспыхивающих огней. Зигзаг двойного разрыва проносится у него над головой, и новый зигзаг у самого хвоста. Самолет задирает нос будто моля о пощаде, но кого: звезды или наших зенитчиков? - и падает. Звезда лучей сейчас же гаснет. Вот совсем близко над лесом шипящий свист, еще один бомбардировщик с подбитым мотором круто планирует к земле. Тотчас за черными соснами разливается ослепительно молочное зарево горящего бензина. Тишина. И через две минуты - снова захлебывающийся гул. Закачались голубые рычаги лучей. Летят гуськом красные ракетки, и все небо в зените трещит и блещет как будто сами звезды посыпались спасать удрученную землю... Гул разрывов в стороне дымно-кровавой тучи над Москвой потрясает мое воображение, - я представляю, что взлетают на воздух целые кварталы. Но нет! Фашистские бомбардировщики натыкаются под самой Москвой на такой ад зенитного огня, что сбрасывают бомбы, как попало, близ города, на пустыри, лишь одиночкам удается прорваться, остальные уходят, и на пути их настигают наши истребители. Нибелунги дорого платят за свое развлечение. Сумасшедшим нельзя давать в руки бритву. Гитлер воспитал германскую молодежь на заповеди: Кто в этом мире вечной борьбы не хочет участвовать в драке, тот не заслуживает права на жизнь. Из немецкого ума и сердца с отроческого возраста насильно изымается все, что было накоплено человечеством за тысячелетия. Немец должен вернуться в первобытную пещеру и знать только одно: твое неандертальское племя должно истребить вокруг все живое, чтобы спокойно высасывать мозг из берцовых костей животных четвероногих и двуногих. Это могло быть детской сказкой, если бы не стало суровой действительностью, - сведя с ума и озверив германскую молодежь, Гитлер дал ей в руки опасное оружие. Так что же безумному неандертальскому, человеку стать хозяином этого мира? Нет! Восторжествует наш мудрый, добрый трудолюбивый человек с сердцем покойным и светлым, всегда готовым к борьбе, любви и мирному) счастью. Красная звезда от 29 июля 1941 г. Почему Гитлер должен потерпеть поражение Тридцать восемь дней непрекращающейся ни на один час гигантской битвы с армиями Гитлера дают нам возможность сделать некоторые выводы, мрачные для Гитлера и утешительные для нас. Фашистская Германия - это военная машина, целиком приспособленная для агрессии, и только для агрессии. Она, как хищный зверь, всегда в позиции прыжка вперед. В этом - ее лобовая сила и в этом же ее слабые и уязвимые места, таящие неминуемое поражение. Посмотрим, как осуществляется на практике гитлеровская теория молниеносного удара в столкновении с частями Красной Армии. Эту фашистскую тактику у нас в армии бойцы окрестили вороньим носом: ворон клюнул и раскрыл клюв, клюнул и раскрыл клюв, - значит задача забить ему разеваемый клюв хорошим кляпом. Задача эта выполняется целым рядом действий, в которых, кроме нашей технической мощи, участвуют силы уже порядка не механического и не предусмотренного в планах фашистского командования. Прыжок фашистского зверя наталкивается на нашу военную технику плюс сложную психику русского человека, в известные моменты истории легко пренебрегающего своей жизнью и чрезвычайно злого в драке, смышленого и упорного. Фашистские способы ведения грабительской войны, теоретически долженствующие навести панику на население деревень и местечек, заставляют мужчин, женщин и подростков уходить в леса и болота и оттуда вести беспощадную партизанскую войну. Партизаны нарушают фашистские коммуникации, уничтожают автоколонны с боеприпасами и горючим, взрывают мосты, засеками заваливают дороги, поджигают леса, по ночам, прокрадываясь, как тени, нападают на фашистские штабы и раскалывают головы сонным офицерам; за каждым кустом, канавой, плетнем немца ждет пуля, ручная граната. В городе N, который, по соображениям командования, решено было не защищать, население вооружилось несколькими сотнями тысяч бутылок с горючим и вокруг города в лесах и болотах начало беспощадную борьбу, с фашистскими автомашинами и танками. Перед тем как занять город, немцы, по обычаю, разбомбили и подожгли его. Передовой отряд мотоциклистов, уверенный, что население в панике бежало и дороги безопасны, наскочил близ города на засаду: передние были сбиты пулями, в остальных, заметавшихся на дороге, полетели бутылки с горючим. Один из партизан - мясник по профессии, - разгорячась, кинулся сзади на мотоциклиста, подмял его под себя и так верхом на длинноголовом стопроцентном арийце вкатил в город. Мост через реку не был взорван. Немцы, решив опять-таки, что это результат русской паники, выставили с обоих берегов охранение и пустили через мост тяжелые танки. Мост был минирован партизанами. Семь человек, - кто зарывшись в тину, кто сидя в воде в камышах, - ждали только момента, когда фашистские танки наполнят весь мост от одного конца до другого. Тогда партизаны взорвали аммонал, подложенный под мостовые устои, и десятки фашистских танков в столбах пламени рухнули в воду, воздвигнув памятник вечной славы семи героям. Смотря по обстоятельствам, нередко бывает так, что части Красной Армии, атакуемые вороньим носом, никак не реагируют на воздушные бомбардировки и артиллерийский огонь. Участок нашего фронта замирает, ждет. В точно' размеренное время появляются отряды мотоциклистов, они мчатся, как бешеные, оглушительно паля из автоматов. Наши снайперы, замаскированные так, что их в двух шагах не отличить от болотной кочки, бью г на выбор по передним мотоциклистам и пег хвосту колонны. Еще минуту тому назад огненные дьяволы превращаются в растерянных мальчишек, - они сталкиваются, падают, заворачивают и гибнут под выстрелами. Очень странно, что после того, как германцы Арминия разбили в Тевтобургском лесу три легиона Квинтилия Вара, немцы считают себя храбрыми солдатами. Но фашистские солдаты истеричны и неуравновешенны; достаточно нарушить их план - они теряются и мечутся, как механические люди, да еще с нечистой совестью, попавшие в беду. Пулеметами или заранее выведенными из-под артиллерийского огня и хорошо замаскированными противотанковыми пушками в удобнейшем для нас месте громится колонна легких танков. Теперь наступает главный эпизод боя. В дело идут тяжелые, устрашающе выкрашенные в черную краску фашистские танки. Я беру тот случай, когда их умышленно пропускают через реку по понтонному мосту. Когда они прошли, огонь нашей тяжелой артиллерии обрушивается на пристрелянный мост и уничтожает его. Танки отрезаны от своей пехоты. Но танки - сильное оружие, они идут вперед, и основная наша задача - не дать им разинуться вороньим носом, то есть развернуться на наши фланги, и до этого уничтожить их. Начинается танковое сражение. Больше всего это похоже на кромешный ад. Наши тяжелые танки бросаются в контратаку. Наши бомбардировщики с бреющего полета засыпают бомбами черные танки. По ним бьет артиллерия. Там, где они попадают в зону пехоты, их подрывают связками гранат и обливают горючим. Наверно, битва олимпийских богов с гигантами показалась бы нам игрой в регби в сравнении с этим побоищем стальных крепостей. Наша авиация нередко очищала небо от фашистских коршунов и на свободе превращала в груду исковерканного металла фашистские танки и их зенитную артиллерию. Такие бои продолжаются иногда несколько дней. Очень характерно попавшее нам в руки донесение командования одной из таких фашистских танковых групп. Сначала уверенно, в победном тоне доносил генерал о форсировании реки и продвижении вперед; затем донесения поступали уже от полковника, они были крайне нервны. План был нарушен, и клюв не разевался. Наконец, доносил уже майор, с величайшей растерянностью, о том, что он не может охватить общую картину боя, о том, что потери очень велики и что отступление на ту сторону реки отрезано. Словом, в разинутый клюв воткнули кляп. Фашистская пехота связана с танками, как отара овец с передовым бараном. В данном случае она будет стремиться переправиться через реку. Это нами предусматривается, и начинается побоище на переправах. Особые части охранных войск СС направляют стволы пулеметов в спину своей пехоте, ее анестезируют алкоголем в уверенности, что пьяному немцу море по колено, - но вернее, это он с головой погружен в море отчаяния. На таких переправах мы с успехом уничтожаем живую силу противника. Один из участников боев рассказывал мне, что вода в реке стала коричневой от крови и высоко поднялась, запруженная танками, затонувшими понтонами и тысячами немецких тел. Второй случай - фашистскому ударному клину для атаки не нужно переправляться через реку. Тогда с нашей стороны вся основная часть операции обороны и контрудара сосредоточена в том, чтобы отрезать фашистскую пехоту от танков и разгромить то и другое по отдельности. Удар наносится в разрез между танками и пехотой. Пропущенные вперед, их танки попадают под комбинированные удары наших самолетов, танков и артиллерии. Отрезанная фашистская пехота, в недоумении, что весь план грубым образом нарушен, теряется, окапывается, и здесь мы чаще всего ищем непосредственного сближения с врагом штыковыми ударами, помня добрый завет старика Суворова: Пуля дура, штык молодец. Действительно странно, что при современной технической оснащенности немецкие нервы не выносят бегущих на них красноармейцев с тонкими лезвиями штыков. Вот тысячи немецких трупов лежат между наспех вырытыми окопами, во ржи и на пригорках. Повели пленных, во время бросивших оружие. Наступает тишина, разве скажет кто-нибудь из бойцов товарищу хрипло и коротко: Вытри штык, чистить придется. Немецкая военная машина сосредоточивает все у себя на передовом фронте. Здесь, кроме военных, найдете инженеров, конструкторов, профессоров, всевозможных специалистов. Позади, в тылу, остается все второстепенное вместе с запасными войсковыми частями из пожилых, слабосильных, раненых. Это гитлеровские резервы. Достаточно прорвать передовую кромку фронта, чтобы попасть внутри в трухлявую сердцевину. И чем дальше на запад и на юг - на Балканы, тем все более уязвимым и нездоровым становится организм фашистской Германии, распространившей иго Третьей империи на Францию, Бельгию, Голландию и славянские страны. Посудите сами, сколь надежной можно считать компанию Адольфа Гитлера, если у одного он зарезал жену и ребенка, у другого живьем сжег родную мать, третьему заявил, что если ты, недочеловек, осмелишься думать о чем-либо ином, кроме божественности фюрера, тебя ошпарят кипятком и в таком виде повесят. Резервов у Гитлера мало, резервы у него плохие и тыл его ненадежен. Но еще меньше у него бензина. Я не привожу цифр, они известны. Но я могу дать честное слово, что жидкое горючее Гитлеру не доставляется силами ада из подземного царства. Чтобы иметь бензин, нужно его взять. У Гитлера были солидные запасы. Но английская авиация методически уничтожает их, а советская разрушает и жжет нефтепромыслы в Плоешти. Кроме того, партизанская война у (нас и в Европе сильно способствует уменьшению этого главного, основного и решающего материала для успешного развития садистских и отменно глупых планов взбесившейся обезьяны Гитлера: повернуть человеческую историю на несколько тысячелетий назад, к возникновению рабства, - начать игру с начала не по воле исторического процесса, а так, как захотел божественный Гитлер. Начиная войну с Советским Союзом, Гитлер рассчитывал на три мнимых предпосылки: на усталость Англии от войны, ее желание заключить мир, на нежелание американского народа вмешиваться в европейскую кашу, заваренную Гитлером, и на молниеносное наступление фашистских армий на Киев - Москву Ленинград. Три главных карты Гитлера биты. Что у него еще остается на руках? Или фальшивые, или мелкие козыри, которые он держит под столом, надеясь, что противники окажутся дураками и трусами. Ему не одолеть нашей военной мощи, увеличивающейся технически и количественно с каждым днем. Ему не сосчитать наших резервов. Ему не заставить Англию отказаться быть Англией и стать на колени. Ему не остановить своей грязной обезьяньей ручонкой раскручивающейся пружины военной промышленности США. Он нас пугает, мы не боимся. Мы уверенно, с непреодолимой решимостью будем сжимать Гитлера в объятиях железной девы, Правда от 30 июля 1941 г. Русские воины Англичанин Флетчер, посетивший Россию в конце XVI века, говорил о русских воинах, что они жестоко бьются на поле брани и, окруженные врагом или раненные, не сдаются в плен и никогда не молят о пощаде, но умирают молча, как бы покоряясь судьбе. Так англичанин объясняет свойство русского воина мужественно принимать смерть. Но мы знаем, что не покорность судьбе заставляла русского воина рубить мечом по насевшим врагам, покуда смертная тьма не застелет глаза его. Не смерть страшна ему в бою, но стыд. Держава русская велика, и не годится русскому человеку, если послали его оборонять честь державы, пятиться ради своего живота. Умирать никому не хочется, но что ж поделаешь! - вышел на бранное поле не для того, чтобы петь песни. Надо биться, и биться надо жестоко. Воины русские - ...под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, конец копья вскормлены, пути им ведомы, яры - овраги - знаемы, луки у них напряжены, колчаны отворены, сабли изострены, - сами скачут, аки серые волцы в поле, ищучи себе чести, а князю славы... Так поется в Слове о полку Игореве о курянах - дружинниках князя Всеволода Святославовича. Издавна русские считались храбрыми воинами. Русский характер воспитывался в вечной борьбе с врагами, с суровой природой, в огромных просторах земли. В те (времена, когда другие народы, вторгшиеся в Европу, получили в наследство культуру погибшей Римской империи, восточные славяне расселились на пустынных равнинах, по диким рекам, по краю лесов, уходящих на север, по неприветливым берегам и островам Балтийского моря. Славянин был воин-пахарь, воин-охотник и рыболов, не расстававшийся с мечом и рогатиной ни в поле, ни в лесу. Долгие зимы не усыпляли ум его, - в лесной глуши, в снегах, в курных избах он складывал песни и плел вязью слов волшебные сказки. Ни один народ в мире не создал столь богатой изустной литературы. В ней отражена вся его сложная, богатая, талантливая, мечтательная, пытливая, веселая и вольнолюбивая душа. Русским землям грозили с севера финские племена, с востока и юга азиатские кочевники, с запада германские колонизаторы-крестоносцы. Их-то деятельность, кстати сказать, Гитлер и положил в основу фашистской идеологии. |
