Рекс Стаут-Погоня за матерью.

    Дверной звонок раздался сразу после одиннадцати, во вторник в начале июня, я вышел в холл, посмотрел сквозь стеклянную, прозрачную только с моей стороны панель и увидел то, а, скорее, ту, кого и ожидал увидеть: женщину с удлиненным лицом, с немного слишком большими серыми глазами, с чуть-чуть более тонкой фигурой, чем требовалось по самым высоким оценкам. Я знал, кто она, поскольку во второй половине дня понедельника она нам звонила, и мы условились о встрече. Мне была знакома ее внешность, потому что я несколько раз видел ее в театрах и ресторанах.

    Кроме того, я достаточно много знал о ней, в чем мне, отчасти помогла печать, отчасти - слухи. Поэтому я мог кратко проинформировать Ниро Вулфа, не прибегая ни к каким поискам. Это была вдова Ричарда Вэлдона, писателя, умершего около девяти месяцев назад - он утонул в чьем-то плавательном бассейне в Винчестере - после чего четыре его книги стали бестселлерами, а одна - "Никогда не мечтай снова" - вышла тиражом более одного миллиона экземпляров по цене пять долларов девяносто пять центов, и поэтому счет от частного детектива не должен был волновать нашу посетительницу.

    Пять или шесть лет тому назад Ниро Вулф прочитал "Никогда не мечтай снова" и сразу же избавился от этой книги, отдав ее в библиотеку. Но захотел достать последнюю книгу Вэлдона "Его собственный образ", и вскоре она заняла место на книжной полке Ниро Вулфа. Это и послужило причиной того, что теперь он приподнял свою тушу со стула - я ввел миссис Вэлдон в кабинет, а Вулф продолжал стоять, пока она не села в красное кожаное кресло, стоявшее у письменного стола. Я направился к своему столу и сел, не ожидая услышать ничего любопытного. Миссис Вэлдон сообщила по телефону, что хочет всего лишь проконсультироваться с Вулфом о чем-то сугубо личном, но сейчас по ее виду я бы не сказал, что ее ограбили или причинили какой-то вред. Скорее всего, речь пойдет о чем-то ординарном, вроде анонимного письма или исчезнувшего родственника. Поставив сумочку на подлокотник, она огляделась.

    Взгляд ее больших серых глаз на мгновение остановился на мне, потом она повернулась к Вулфу и сказала:

    - Моему мужу понравилась бы эта комната.

    - Миссис, - сказал Вулф, - а мне понравилась одна из его книг, но с оговорками. Сколько ему было, когда он умер?

    - Сорок два.

    - А сколько лет вам?

    Этот вопрос предназначался мне. Все дело в том, что у Вулфа есть три убеждения: а) враждебное отношение Вулфа к женщинам лишает его возможности что-нибудь понять даже в простеньких экземплярах; б) мне достаточно провести хотя бы час с любой из них, чтобы дать точное определение; и в) чтобы не затруднять себя, нужно задать женщине несколько резких и неуместных вопросов. А его любимый вопрос: "Сколько вам лет?" Как женщина на него прореагирует - это и позволит верно судить о ней.

    Люси Вэлдон выбрала наиболее верное решение. Она улыбнулась и сказала:

    - Достаточно много, даже слишком. Двадцать шесть. Это настолько много, что можно определить: ты нуждаешься в помощи… поэтому я и здесь. То, что я намереваюсь рассказать, сугубо… сугубо конфиденциально, - она взглянула на меня. Вулф кивнул:

    - Так всегда говорят. Такова наша профессия. Но мои уши - это уши мистера Гудвина, а его уши - мои. А что касается конфиденциальности, то я не думаю, что преступление, которое вы совершили, было чересчур серьезным.

    Она улыбнулась снова. Правда, улыбка лишь мелькнула и тут же исчезла, но все же это была улыбка.

    - Нет, речь идет не о преступлении. Я хочу, чтобы вы нашли для меня одного человека. Дело немного… как бы это сказать… необычно. В моем доме находится ребенок, а я хотела бы узнать, кто его мать. Как я уже говорила, все это строго конфиденциально. Но для некоторых это все-таки не тайна. Моя служанка и кухарка в курсе дела, кроме них - мой адвокат и двое моих друзей. И это все, поскольку я не уверена что оставлю ребенка у себя.

    Вулф нахмурился, что было неудивительно:

    - Я не специалист по детям, мадам.

    - Конечно, я понимаю. Дело не в том. Я хочу… но прежде я должна вам все рассказать. Я получила его две недели назад, в воскресенье, двадцатого мая. Позвонил телефон, я ответила, и голос в трубке сообщил, что в моем вестибюле кое-что лежит… И там на полу я нашла сверток из одеяла. Я взяла его, а в комнате обнаружила приколотый к одеялу листок бумаги, - она открыла сумочку и вынула из нее листок.

    К этому моменту я был уже рядом с ней, взял записку - достаточно было одного взгляда, чтобы прочитать ее и протянуть Вулфу, но я обошел его письменный стол, изучая записку. Это был листок размером четыре на шесть обычной дешевой бумаги. Записка из пяти кривых строчек, напечатанных на детском гектографе, была кратка и лаконична:

    Миссис Ричард Вэлдон

    Этот ребенок для вас

    Потому что мальчик должен

    Жить в доме

    Отца

    В углу листка были две дырочки от булавки. Вулф положил записку на стол, повернулся к посетительнице и спросил:

    - Это правда?

    - Я не знаю. Разве я могу знать? Но, может быть, и правда.

    - Может быть, или маловероятно?

    - Думаю, что возможно, - она закрыла сумочку и положила ее на прежнее место. - Я считаю, что такое вполне могло случиться, - она опустила руку с обручальным кольцом. Взгляд ее остановился на мне, потом возвратился к Вулфу. - Но вы отдаете себе отчет в том, что все сказанное должно остаться между нами?

    - Конечно.

    - Хорошо… Я расскажу вам все, потому что хочу, чтобы вы все поняли. Мы с Диком поженились два года тому назад. Да, два года исполнится в следующем месяце. Мы были влюблены друг в друга, я все еще так думаю. Но для меня много значило и то, что он был знаменитостью, а я при нем - миссис Ричард Вэлдон.

    А для него много значило… то, кем я была. А я была из известной семьи Армстед. Я не знала, насколько это важно для него, пока мы не поженились, но он так и не понял, что мне до смерти надоело быть Армстед, - она перевела дыхание. - До нашей свадьбы у него была репутация Дон Жуана, но, как это часто бывает, все оказалось преувеличенным. В течение двух месяцев мы были полностью…

    Она замолчала и закрыла глаза, но через секунду продолжила:

    - Для меня не существовало ничего, кроме нас двоих. И для него, я думаю, тоже. Я уверена в этом. Но потом… я не знаю, что произошло, но все изменилось. В течение последнего года его жизни, возможно, у него и была женщина, а может и две или дюжина… я ничего не знаю точно. Но я уверена, это могло быть. А ребенок… как вам сказать? Вполне мог быть. Понимаете?

    - Пока да, - Вулф кивнул. - Но что вас интересует больше всего?

    - Ребенок. Я собиралась иметь одного или двух… в самом деле, и Дик хотел, но я решила подождать. Отложила это на потом. И вот… ребенок есть, он у меня, - она показала на записку, лежащую на столе Вулфа. - Я думаю, что в записке все совершенно верно. Мальчик должен жить в доме своего отца, должен носить его имя. Но вопрос в том, был ли Ричард его отцом? - Она снова повернула руку с кольцом. - Вот так.

    Вулф вздохнул.

    - Такой вопрос разрешить не удастся, разве вы не знаете. Гомер говорил: "Ни один человек не может быть уверенным, кто его отец". И Шекспир подтверждал: "Мудр тот отец, который знает своего ребенка". Я не смогу помочь вам, мадам. Да и никто не сможет.

    Она улыбнулась:

    - Конечно же, вы можете мне помочь. Не в ваших силах доказать, что именно Дик отец ребенка. Но вы ведь можете выяснить, кто положил младенца ко мне в вестибюль и, кто его мать. А потом… - она открыла сумочку. - Я вычислила сама… - Из сумочки она достала листок иного размера и качества. - Доктор сказал, что двадцатого мая ребенку было четыре месяца. Значит, он родился примерно двадцатого января, а был зачат примерно двадцатого апреля прошлого года. Когда вы узнаете, кто его мать, вы сможете выяснить все о ней и о Дике, чтобы удостовериться, были ли они тогда близки. Вы не установите, что младенец его сын, но этого будет достаточно. И если это все обман, Дик не отец, мне это поможет, не так ли? Первое - узнать, кто подбросил ребенка, второе - кто его мать. А я, возможно, захочу сама задать ей несколько вопросов, просто для себя. А там посмотрим.

    Вулф, откинувшись в кресле, хмуро посмотрел на нее. Все это начинало походить на работу, от которой он отказался бы в том случае, если бы говорил с клиенткой по телефону. Вулф терпеть не мог такой работы, а его текущий счет в банке был вполне достаточен для приличного существования.

    - У вас богатое воображение, - сказал он, - а я не волшебник, миссис Вэлдон.

    - Конечно, нет, но вы - лучший детектив на свете, не так ли?

    - Вряд ли. Лучшим детективом может оказаться грубый, почти первобытный человек с небольшим запасом слов. Вы сказали, что ваш адвокат знает о ребенке. Известно ли адвокату, что вы консультируетесь со мной?

    - Да, но он этого не одобряет. Он считает мое желание оставить ребенка у себя глупостью. Ведь о детях есть определенные законы и, согласно им, я могу держать у себя ребенка лишь временно. Но именно поэтому я настояла на своем. Найти мать - мое дело. Его дело - закон.

    Не зная того, она попала в самую точку. Даже Вулф с его запасом слов не выразил бы лучше свое отношение к адвокатам. Выражение его лица стало более учтивым.

    - Мне кажется, - сказал он, - что вы не совсем учли все трудности. Расследование наверняка займет много времени, будет нелегким, дорогим и, возможно, безрезультатным.

    - Я ведь говорила, что понимаю - вы не волшебник.

    - Мои услуги стоят дорого. Можете ли вы себе это позволить?

    - Я получила наследство от бабушки и имею доход от книг мужа. У меня собственный дом. - Она усмехнулась. - Если хотите взглянуть на сумму моих налогов с доходов, обратитесь к моему адвокату.

    - Не стоит. Дело может занять неделю, месяц, год.

    - Для меня это не имеет значения. Но мой адвокат утверждает, что временное содержание незаконнорожденных может продолжаться не более месяца.

    Вулф взял листок, изучил и посмотрел на миссис Вэлдон.

    - Если уж вам вздумалось придти, вы должны были сделать это раньше.

    - Окончательно я решила только вчера.

    - Это, возможно, слишком поздно. С воскресенья двадцатого прошло шестнадцать дней. Звонок был днем?

    - Нет, вечером. Вскоре после десяти.

    - Голос был мужской или женский?

    - Трудно сказать. Думаю, это мог быть мужчина, подражавший голосу женщины, или женщина, старающаяся подражать мужчине.

    - У вас есть какие-нибудь предположения?

    - Никаких.

    - Что было сказано? Дословно.

    - Я была одна. Служанка ушла. Я сняла трубку сама и ответила: "Дом миссис Вэлдон". Голос спросил: "Это миссис Вэлдон?" Я ответила "да", и голос сказал: "Посмотрите, в вашем вестибюле кое-что есть," и короткие гудки. Я спустилась, увидела сверток, в нем ребенка, поднялась с ним в комнату и позвонила доктору…

    - Вы были дома весь тот день и вечер?

    - Нет. Я провела уик-энд за городом и вернулась домой около восьми.

    - Где это "за городом"?

    - Около Вестпорта. В доме Юлиана Хафта - он издает книги моего мужа.

    - Где находится Вестпорт?

    Ее глаза расширились от удивления. Мои - нисколько. Незнание Вулфом центрального района легко восполнялось атласом.

    - Это Коннектикут, - сказала она. - Округ Фэрфилд.

    - Когда вы оттуда уехали?

    - В начале седьмого.

    - На машине? На собственной?

    - Да.

    - С шофером?

    - Нет. У меня нет шофера.

    - Был ли кто-нибудь с вами в машине?

    - Нет. - Она снова сделала характерный жест рукой с обручальным кольцом. - Я понимаю, детектив вы, мистер Вулф. Но я не вижу смысла в ваших вопросах.

    - В таком случае вы все-таки не умеете мыслить логически, - он повернулся ко мне. - Объясни ей, Арчи.

    Он хотел как-то задеть ее. И объяснять столь очевидное было ниже его достоинства. Он предоставлял это мне. И я подчинился.

    - Должно быть, вы были слишком заняты ребенком, чтобы вникнуть во все подробности, - сказал я. - Представим, что это я положил в вестибюле ребенка, прежде, чем позвонить вам. Ведь я не сделал бы этого, если бы не знал, что вы дома и подойдете к телефону. Я был бы где-нибудь поблизости от вашего дома, пока не увидел бы, что вы вернулись, а в доме зажегся свет. Но скорее всего, я заранее знал бы, что вы уехали и вернетесь к вечеру. Вспомним последний вопрос: был ли кто-нибудь с вами в машине? Самым простым способом узнать, когда вы вернетесь, было бы для меня находиться в вашей машине. Если бы вы ответили "я ехала не одна", то следующий вопрос был бы "с кем?".

    - Боже - она смотрела на меня с удивлением. - Конечно, есть кое-кто, кого я знаю достаточно… - она помедлила и обратилась к Вулфу. - Спрашивайте, что хотите.

    Он проворчал:

    - Не хочу, а должен, если я берусь за эту работу. У вас есть дом. Где он находится?

    - Одиннадцатая улица, возле Пятой авеню. Его построил мой прадед. Когда я сказала, что мне надоело быть Армстед, я не просто болтала, это действительно так. Но родовой дом я люблю и Дику он тоже нравился.

    - Вы единственная наследница? У вас есть жильцы?

    - Нет, но я могла бы… как вам сказать…

    - Служанка и кухарка живут в доме?

    - Да.

    - А еще кто?

    - Пять раз в неделю приходит одна женщина помогать по дому, но она не живет со мной.

    - Служанка или кухарка могли родить в январе?

    - Кухарка вряд ли, - она улыбнулась, - и служанка тоже.

    - А родственница одной из них? Скажем, сестра. Ведь это идеальное устройство судьбы никому не нужного крошки-племянника. Обычная история, - он постучал по записке пальцем. - Булавка была английская?

    - Нет, обычная.

    - Вы сказали, что записка была приколота к одеялу. В каком месте? У ног?

    - Думаю, да, но я не уверена. Я достала ребенка из одеяла до того, как заметила записку. Вулф повернулся ко мне.

    - Арчи, сколько бы ты дал за то, что это была женщина, если учесть, что ребенок подвергался опасности уколоться булавкой?

    Я думал три секунды.

    - Не хватает данных. Где именно была булавка? Во что был одет младенец? Насколько опасно местонахождение булавки? Грубо говоря - десять к одному, что это была женщина. Вряд ли кто-то даст десять за мужчину. Но я только отвечаю, а не бьюсь об заклад.

    - Я тоже, - он повернулся к миссис. - Я не думаю, что ребенок лежал в одеяле голым.

    - О, нет. На нем было даже слишком много одежды: свитерок, плисовая шапочка, такой же комбинезончик, рубашка, нижняя рубашка, прорезиненные штанишки, пеленка. И еще ботиночки.

    - А булавки еще были?

    - В мокрой пеленке. По-моему, он был в ней несколько часов. Я сменила ее до прихода доктора - мне пришлось для этого воспользоваться наволочкой.

    Я прервал ее:

    - Готов держать пари, если вас интересует мое мнение. Могу дать двадцать за то, что булавку к одеялу прикалывала женщина, но одевала его не она.

    Никаких комментариев со стороны Вулфа не было. Он повернул голову, чтобы взглянуть на часы. До ленча оставался час. Затем, по-моему, он втянул носом весь воздух, который был в комнате - а воздуха тут было достаточно много - выдохнул его ртом и сказал:

    - От вас потребуется получить больше информации, гораздо больше, и мистер Гудвин сделает это так же хорошо, как и я. Мое дело - выяснить личность матери. Но не доказывать с максимальной долей вероятности, что ваш муж был отцом ребенка. Так?

    - Но… конечно, если вы… нет, я просто скажу "да".

    - Прекрасно. Есть еще одна формальность - задаток.

    - Конечно, - она протянула руку к сумочке. - Сколько?

    - Не имеет значения, - он отодвинул от стола стул и встал, - доллар, сотня, тысяча. У мистера Гудвина будет к вам много вопросов. Прошу меня извинить.

    Он миновал дверь, ведущую в холл, и повернул налево к кухне. На ленч предполагалось мясо косули, запеченное в горшочках - одно из небольшого количества яств, из-за которого у него с нашим поваром Фрицем существовали постоянные разногласия. Они были едины в вопросе использования свиного сала, анчоусного масла, кервеля, петрушки, лаврового листа, майонеза и сливок, а спор разгорался из-за лука. Фриц был за него, а Вулф категорически против. Все шансы были за то, что их беседа пройдет на повышенных тонах и, прежде чем перейти к разговору с миссис Вэлдон, я закрыл и без того звуконепроницаемую дверь, а когда вернулся к моему письменному столу, Люси Вэлдон протянула мне тысячу долларов.

    В тот же день без четверти пять я находился на совещании в кухне Люси Вэлдон на Западной Одиннадцатой улице. Я стоял, опираясь на холодильник, и держал стакан молока. Миссис Вера Доуд - кухарка, которая, судя по ее габаритам, съедала все, что готовила, сидела на стуле. Это она снизошла к моей просьбе о молоке. Мисс Мэри Фолтц - служанка в форменном платье - была, несомненно, весьма привлекательна лет десять назад, но и теперь еще не оскорбляла глаз. Она стояла напротив меня, спиной к раковине.

    - Нуждаюсь в помощи, - сказал я и отпил молоко.