Рекс Стаут- Пожалуйста, избавьте от греха.

    Вулф хрюкнул, негромко и не рассчитывая на мое внимание, метнул на меня быстрый взгляд, затем снова посмотрел на доктора Волмера, сидевшего в красном кожаном кресле напротив дальнего торца вулфовского стола.

    Причиной послужила вовсе не просьба об одолжении. В мире еще не родился человек, способный отказать в любой подобной просьбе с большей легкостью, чем Ниро Вулф. Беда была в том, что на сей раз в роли просителя выступал доктор Волмер, дом и приемная которого располагались буквально в нескольких шагах от нашего старенького особняка и который оказывал нам одолжения не реже, чем мы ему. Так что деваться Вулфу было некуда, отчего он и хрюкнул.

    Волмер скрестил длинные худые ноги и задумчиво потер пальцем костлявый подбородок.

    - На самом деле это нужно моему другу, - пояснил он, - и мне бы очень хотелось помочь ему. Его зовут Ирвин Остроу; он психотерапевт - правда, вовсе не приверженец фрейдовских взглядов. Он использует новый подход к психотерапии, который получил название "вмешательство в кризис". Мне придется пояснить, на чем он основан. Главный принцип - это…

    - Экстренная помощь, - подсказал Вулф. - Эмоциональный турникет.

    - Как?… Откуда вы знаете?

    - Я читаю. Я читаю по разным причинам, одна из которых состоит в том, чтобы знать, что еще выдумали мои собратья по разуму. Сейчас в нашей стране действуют уже несколько тысяч центров экстренного вмешательства. Например, при Детройтском психиатрическом институте открыт новый Центр профилактики самоубийств. Центр по кризисам Мемориальной клиники Грейди в Атланте укомплектован психиатрами, сиделками, социологами, профессиональными терапевтами и священниками. Об этом много писал и говорил директор отделения клинической психиатрии городской больницы Сан-Франциско. По фамилии Декер.

    - А по имени?

    - Барри.

    Волмер встряхнул головой.

    - Пожалуй, во всем мире, - сказал он, - не сыскать столь поразительного сочетания всезнайки и невежи. Вы же наверняка даже понятия не имеете о том, что входит в обязанности трехчетвертного игрока. Не представляете, что такое фуга.

    - Я стараюсь знать лишь то, что мне необходимо. Зато это я уже знаю наверняка.

    - А если это нельзя познать?

    - Только философы и дураки тратят время, пытаясь познать непознаваемое. Я ни к тем ни к другим не отношусь. Итак, что хочет знать доктор Остроу?

    Волмер заерзал в глубоком кресле, устраиваясь поудобнее.

    - Что ж. Я не хочу докучать вам, повторяя то, что вам уже известно. Если так все же случится, прервите меня. Клиника по борьбе с кризисами "Вашингтон-Хаите" расположена на Сто семьдесят восьмой улице, рядом с Бродвеем. Лечат в ней амбулаторно - люди могут приходить прямо с улицы; часто именно так и случается. Женщина, которая беспричинно колотит свою двухлетнюю дочь. Мужчина, который просыпается посреди ночи и отправляется гулять по улицам в одной пижаме. Если этим людям не оказать своевременную помощь, они все - верные кандидаты в пациенты психушек, и клиника… Но это вы сами знаете. Восемь дней назад, ровно за неделю до вчерашнего дня, в клинику обратился молодой человек, которого медсестра направила к Ирвину - к доктору Остроу. Молодой человек сказал медсестре, что его зовут Рональд Сивер.

    Волмер вопросительно посмотрел на меня.

    - Надеюсь, уж им-то ни к чему посещать психиатрические клиники, - сказал я и повернулся к Вулфу. - Речь идет об одной из областей, в которых вы полный профан. О бейсболе. Рон Свобода - аутфилдер^[1], а Том Сивер - питчер^[2]. Рон Сивер - имя, безусловно, вымышленное, но вам, возможно, небесполезно будет знать, что он болеет за "Метс".

    - Спасибо, - сказал Волмер. - Разумеется, Ирвин сразу догадался, что имя вымышленное, но больные часто не называют своих настоящих имен при первом посещении. Однако пять дней спустя, утром в субботу он пришел снова. И потом еще раз, в воскресенье. Но он не только не признался, как его зовут на самом деле, но и не пожелал ни о чем рассказывать, кроме того, что его мучило. Ему все время казалось, что у него руки в крови. Невидимая для окружающих кровь время от времени выступает у него на руках, и ему приходится отмываться. В первый раз это случилось десять - нет, двенадцать дней назад, посреди ночи, и он встал и пошел в ванную. С тех пор это повторялось довольно часто, как днем, так и ночью, но, как правило, когда он был один. По словам медсестры из клиники, это синдром леди Макбет. Пациент утверждает, что даже не подозревает о возможной причине, послужившей толчком для заболевания, но Ирвин убежден, что он врет.

    Он развел руками.

    - Вот такой у него кризис. Ирвин считает, что случай тяжелый; если не принять меры, то возможен самый плачевный исход. Однако им никак не удается пробиться сквозь его защитный барьер. Одна из коллег Ирвина, замечательный врач-психоаналитик, которой удавалось выводить больных даже из полного ступора, проведя с ним позавчера, в воскресенье, два часа, заявила этому Сиверу, что он только зря тратит свое и ее время. Она добавила, что может предложить ему на выбор одно из двух: либо он отправляется к хирургу, который ампутирует ему обе руки, либо обращается к сыщику, например, к Ниро Вулфу, и попробует поговорить с ним. И знаете, что он ответил? Он сказал: "Да, я так и сделаю. Я пойду к Ниро Вулфу".

    Я взметнул брови.

    - А ведь он уже пытался, - сказал я. - Значит, это и был Рон Сивер. Он звонил вчера днем, около полудня, и сказал, что хотел бы прийти и уплатить сотню долларов в час за то, чтобы задавать Ниро Вулфу вопросы. Имя свое он назвать отказался, но и про кровавые руки не упоминал. Ясное дело, я решил, что он чокнутый, и отказал ему.

    Волмер кивнул.

    - Потом он позвонил Ирвину, а Ирвин перезвонил мне. - Он обратился к Вулфу: - Конечно, сотня долларов в час для вас ничто, но я пришел, чтобы просить помочь своему другу. Вы сказали: то, что хотите знать сами, вы знаете наверняка. Так вот, доктор Остроу считает, что у этого человека руки и впрямь могли быть в крови. Он хотел бы знать, можно ли ему помочь. И я, признаться, тоже. Мне тоже, как и большинству врачей, приходилось иметь дело с душевнобольными, но такое для меня в новинку.

    Вулф посмотрел на стенные часы. Было без двадцати семь.

    - Вы поужинаете вместе с нами? Икра алозы по-креольски. Только вместо репчатого лука Фриц добавляет лук-шалот и обходится без кайенского перца. Запивать будем шабли, а не шерри.

    Волмер улыбнулся во весь рот.

    - Зная, как редко вы оказываете кому-либо подобную честь, я весьма признателен. Но, поскольку вы делаете это только в знак сочувствия…

    - Я никогда не сочувствую.

    - Ха. Вы считаете, что я ем то, что Джонсон описывал Босуэллу^[3]: "Неправильно убито, ужасно приготовлено, кошмарно заправлено и чудовищно подано", и жалеете меня. Спасибо, но у меня еще остались дела до ужина. Если бы я мог зайти завтра и привести этого человека…

    Вулф скорчил гримасу.

    - Только не к ужину. Надеюсь, он завтра обратится к доктору Остроу или хотя бы позвонит ему. Если это случится, скажите, чтобы зашел ко мне завтра вечером, в девять. Денег я не возьму. Сочувствовать тоже не стану.

    Это было во вторник, 3 июня. На следующее утро возникло маленькое осложнение. Обычно, когда у нас нет текущего дела, я отправляюсь после завтрака на прогулку, порой даже не удосуживаясь привести Вулфу благовидный предлог, вроде посещения банка; так вот, в эту среду я остался без прогулки.

    Не уверен, упоминал ли я когда-нибудь, что все трое сотрудников корпорации службы на дому, которые приходят к нам раз в неделю, бывают непременно мужчины - так уж потребовал Вулф. Так вот, в среду Энди и Сэм, как всегда, пришли в девять утра, но с ними пожаловала женщина, черная как смоль негритянка с хриплым голосом и плечами, шириной не уступающими моим. Энди - белый и рубаха-парень - простодушно объяснил, что мужиков, мол, не хватает. Назвав темнокожую подругу Люсиль, он для начала поручил ей столовую, которая размещается напротив кабинета на первом этаже нашего старого особняка. Разумеется, Вулф, который с девяти до одиннадцати утра неизменно торчит в оранжерее, ее не видел. Я вернулся на кухню, уселся за свой маленький столик, налил себе вторую чашку кофе и обратился к Фрицу:

    - Скажем ему, что это переодетый мужчина. И что он в парике, потому что его разыскивает полиция.

    - Хочешь еще кекс, Арчи? У меня осталось тесто.

    - Нет, спасибо, старина. Твои кексы замечательные, как всегда, но я уже слопал пять штук. А полиция за ним гонится потому, что он торгует марихуаной. Или лучше - ЛСД.

    - Да, но вид спереди… У нее такие громадные груди.

    - Накладные, сразу видно. Лифчик набит ватой. Это бразильский кофе?

    - Нет, колумбийский. Я понимаю, ты шутишь. Если он ее увидит… - Фриц воздел руки к небесам и молитвенно посмотрел вверх.

    - Наверняка увидит. Он частенько заходит в кухню, когда ты кормишь их обедом. - Я глотнул горячего кофе. - Я ему скажу, когда он спустится. Заткни уши - может грянуть гром.

    Вот как случилось, что я остался без прогулки. Мало ли что - вдруг Люсиль, наслушавшейся про орхидеи, втемяшится в голову прокрасться наверх и полюбоваться на них?

    В одиннадцать, когда послышался лязг спускающегося лифта, я сидел за своим столом в кабинете. Вулф вошел, пожелал мне доброго утра, протопал к своему столу и вставил в вазу букетик акампы пахиглосса. Наябедничал я сразу:

    - Тут у нас внесена одна поправка в местное законодательство. Вместе с Сэмом и Энди пришла женщина, негритянка по имени Люсиль. Сейчас она убирает вашу комнату вместе с Энди. По его словам, им не хватает мужиков, потому что все больше мужчин считает, что работа по дому - не мужское занятие. Глупо, конечно, ведь Фриц, Теодор и я работаем в вашем доме, а мы все - мужики хоть куда. Похоже, что на данный ход событий мы воздействовать не в состоянии. Если вы считаете иначе - пожалуйста, воздействуйте.

    Вулф усадил свою девятнадцатистоуновую^[4] тушу (в стоунах его вес воспринимается лучше, чем в фунтах) в изготовленное по особому заказу кресло, взглянул на настольный календарь и взял в руки пачку свежей корреспонденции. Потом перевел взгляд на меня.

    - А есть женщины в "Черных пантерах"?

    - Попробую выяснить. Но, если и есть, Люсиль к их числу не относится. Она, скорее, из того же племени, что и Кинг-Конг. Ей ничего не стоит поднять кончиком мизинца пылесос.

    - Она в моем доме по приглашению. Мне придется поговорить с ней. Хотя бы кивнуть и поздороваться.

    Однако Вулф так и не привел свою угрозу в исполнение. В кухню во время обеда он не заходил, а в остальное время Энди, знавший о чудачествах Вулфа отнюдь не понаслышке, следил, чтобы их дорожки не скрещивались. Уходили из нашего дома они обычно в четыре, но в это же время Вулф поднимался в оранжерею, поэтому Энди подождал, пока лифт двинется наверх, и только после этого засобирался.

    Проводив уборщиков, я успокоился. Учитывая отношение Вулфа к женщинам, невозможно предугадать, что он выкинет, когда в нашем доме оказывается представительница прекрасного пола. Я раскладывал бумажки, которые получил от Теодора, и заносил в картотеку свежие данные по цветению и скрещиваниям, когда позвонил доктор Волмер и сообщил, что Рональд Сивер придет в девять, как и было условлено. Все приготовления к приходу гостя заняли у меня шесть минут: я вынул из стенного шкафа затейливую стеклянно-металлическую коробочку, из которой торчали остро заточенные кончики грифелей дюжины карандашей, и поставил ее в определенное место справа от своего стола; потом воткнул особый шнур в замаскированную розетку.

    Он опоздал почти на полчаса. Было уже девять двадцать три, и мы, сидя в кабинете, как раз покончили с вечерним кофе, когда в дверь позвонили, и я поспешил в прихожую. Посмотрев в одностороннее стекло, я увидел на крыльце одного из тех субъектов, которыми кишит деловой центр Манхэттена: типичный младший клерк, с помятой, не по годам усталой физиономией, в темно-сером, явно ушитом костюме и без шляпы. Открыв дверь, я пригласил его войти и не удержался, чтобы не съязвить:

    - Сказали бы вы мне по телефону, что вы Рон Сивер, я бы посоветовал вам, как одеться подобающим образом.

    Он улыбнулся - той улыбкой, что быстро появляется и еще быстрее гаснет, - и пробубнил:

    - У них-то дела получше.

    Я согласился и провел его через прихожую. Войдя в кабинет, "клерк" тут же попятился. Я подумал, что, должно быть, увидев Вулфа, он передумал; гость, похоже, подумал так же, но когда я указал ему на красное кожаное кресло, он прошагал вперед, что-то промямлил и протянул руку. В ответ Вулф произнес:

    - Нет, никакой крови на ней нет. Садитесь.

    Помятый уселся в кресло, посмотрел на Вулфа и сказал:

    - Если бы вы ее видели, если бы вы только могли ее видеть…

    Подойдя к своему столу, я метнул взгляд на коробочку с карандашами и убедился, что все на месте. Вулф кивнул.

    - Я не могу. Если доктор Волмер верно обрисовал мне ситуацию, то одно из двух: либо вы абсолютный тупица, либо душевнобольной. Будь вы в здравом уме, если он у вас есть, вы бы должны были понять, что никто вам в клинике не поможет, если вы не сообщите хоть что-нибудь о себе. Вы скажете мне, как вас зовут?

    - Нет, - еле внятно буркнул Рональд Сивер.

    - Но хоть что-нибудь вы мне расскажете? Где вы живете, где работаете, где видели эту пресловутую кровь? Хоть что-нибудь?

    - Нет. - Его кадык судорожно дернулся. - Я объяснил доктору Остроу, что не могу это сделать. Я знаю, что в их клинике творят чудеса. Я был… Я слышал об этом. Мне казалось, что можно… Мне казалось, что я могу попытаться.

    Вулф посмотрел на меня.

    - Сколько стоит его костюм?

    - Сотни две; может, больше. А туфли - не меньше сорока.

    - Сколько может ему заплатить журнал или газета за статью об этой клинике?

    - О Господи! - выпалил помятый. - Дело вовсе не в…

    Он затих, будто прикусил язык.

    - Это одно из вполне разумных умозаключений. - Вулф покачал головой. - Я не люблю, когда меня водят за нос, и сомневаюсь, чтобы доктору Остроу подобное пришлось по душе. Проще всего убедиться в том, не самозванец ли вы, выяснив - кто вы есть на самом деле. Отправив мистера Гудвина следить за вами после вашего ухода, я потерял бы время и деньги. Но это ни к чему. Арчи?

    Я взял в руки коробочку и показал Рону Сиверу.

    - Внутри скрытая камера, - сказал я. Я вынул пару карандашей, точнее, огрызков длиной в пару дюймов. - Камера прямо под ними. Я сфотографировал вас восемь раз. Завтра покажу снимки своим знакомым - журналисту, фараонам…

    Когда вы сидите на стуле, а на вас набрасывается мужчина, ваши действия зависят от того, что у него на уме. Если умысел у него явно дурной, то независимо от того, есть у него оружие или нет, вы как можно быстрее вскакиваете на ноги. Если же он просто пытается что-то у вас отобрать, например, коробочку с карандашами, а вы видите, что в силе и ловкости противник вам определенно уступает, то вы ограничиваетесь тем, что поджимаете ноги.

    На самом деле он даже не приблизился. Остановившись в трех шагах от меня, помятый повернулся к Вулфу и сказал:

    - Вы не имеете права. Доктор Остроу не позволил бы вам.

    Вулф согласно кивнул.

    - Разумеется, нет, но моя контора не относится к его юрисдикции. Вы посягнули на мое время и отняли у меня целый вечер, и я хочу знать - почему. В самом ли деле вы отчаянно нуждаетесь в помощи или затеяли какую-то дурацкую игру? Скоро, возможно завтра утром, я это узнаю - в зависимости от того, сколько потребуется времени мистеру Гудвину, чтобы опознать вас по фотографиям. Надеюсь, это не слишком затянется, ведь я просто оказываю услугу своему другу. До свидания, сэр. Я свяжусь непосредственно с доктором Остроу, а не с вами.

    Лично я не рискнул бы делать ставку - на мой взгляд, парень в равной степени мог влипнуть в какую-то переделку или затеять нечистую игру. Его длинный заостренный нос, совершенно не гармонировавший с широченным квадратным подбородком, пару раз подозрительно дернулся, но это еще ничего не доказывало. Но вот сейчас, однако, что-то стало вырисовываться. Рональд Сивер, набычившись, уставился на меня, а в глазах появилось обиженное выражение.

    - Я вам не верю, - сказал он наконец, громче, чем следовало, ведь стоял он совсем рядом.

    Не спуская с него глаз, я потянулся к коробочке, которую уже успел переставить на свой стол, встал, снял крышку с огрызками карандашей, нагнул коробочку, чтобы показать ему, что находится внутри, и пояснил:

    - "Аутофотон", японского производства. С электронным управлением. Ставлю десять против одного, что к рассвету мы вас изобличим.

    Его губы раскрылись, но из них не вылетело ни звука. Он посмотрел на Вулфа, потом перевел затравленный взгляд на меня, затем развернулся и сделал пару неуверенных шагов - я уже подумал даже, что он уходит. Однако в последний миг он взял правее и остановился в двух шагах от огромного глобуса, перед книжными полками. Минуты две-три он постоял там, словно собираясь с мыслями, затем повернулся, достал из внутреннего кармана пиджака кожаный бумажник, выудил какую-то карточку, приблизился к Вулфу и протянул ее через стол. Вулф пробежал карточку глазами и передал мне. Это оказались нью-йоркские водительские права, выданные Кеннету Миру, рост 5 футов 11 дюймов, 32 года, Кловер-стрит, дом 147, Нью-Йорк, 10012.

    - Сберегу вам время на лишние расспросы, - сказал он и протянул руку. Я без лишних слов отдал ему карточку, а он, вложив ее в бумажник и упрятав бумажник в карман, снова повернулся и вышел. На сей раз уверенно и быстро. Я проводил его в прихожую, запер дверь, которой он даже не хлопнул, вернулся в кабинет, уселся на свой вращающийся стул, задумчиво склонил голову набок и произнес, глядя на Вулфа: