– Не прячь бутылку! Я не испорчу твою каморку. Значит, ты говоришь, в поле… летом? – Конечно, летом, дорогой; зимой холодно. Штайнер налил полный стакан. – Черт возьми, как ты благоухаешь! – У всех рыжих одинаковый "аромат, дорогой. Молоточки застучали сильнее. Комната закачалась. – Поле, – промолвил Штайнер с трудом и медленно, – и ветер ночью… – Ну, иди, дорогой, раздевайся… – Открой окно! – Окно же открыто, милый. Иди ко мне и будешь счастлив! Штайнер выпил. – Ты когда-нибудь была счастлива? – спросил он, уставясь на стол. – Конечно. Часто. – А-а! Помолчи лучше. Потуши свет. – Ты сперва разденься. – Потуши свет. Эльвира послушалась. В комнате стало темно. – Иди в постель, милый! – Нет. В постель… нет. Постель – это нечто другое. Черт возьми! В постель – нет. Нетвердой рукой Штайнер налил себе в стакан вишневки. В голове гудело. Девушка прошлась по комнате. На минуту остановилась у окна и выглянула. Слабый свет уличных фонарей упал на ее темные плечи. За ее головой распростерлась ночь. Она поднесла руку к волосам. – Иди сюда, – хрипло сказал Штайнер. Она повернулась, мягко и беззвучно пошла к нему. Подошла, зрелая, как хлебное поле, темная и неузнаваемая, с ароматом и кожей тысяч женщин и той, одной… – Мария, – прошептал Штайнер. Девушка рассмеялась, искренне и нежно. – Вот видишь, как ты пьян, дорогой… меня же зовут Эльвирой… 8
Керну удалось продлить вид на жительство еще на пять дней, потом его выслали. Ему выдали бесплатный билет до границы, и он отправился к таможне. – Документов нет? – спросил его чешский чиновник. – Нет. – Входите. Там уже ждут несколько человек. Лучшее время для перехода – часа через два. Керн зашел в таможню. Там уже сидело трое – очень бедный мужчина с женой и старик еврей. – Добрый вечер, – поздоровался Керн. Те что-то невнятно пробормотали. Керн сел на скамейку, поставил чемодан на пол. Он устал и закрыл глаза. Он знал, что ему еще предстоит долгий путь, и попытался заснуть. – Мы перейдем, Анна, – услышал он голос мужчины. – И ты увидишь, там будет лучше. Женщина не ответила. – Конечно, мы перейдем, – снова заговорил мужчина. – Конечно! Почему ты думаешь, что они нас не пустят! – Потому что мы им не нужны, – ответила женщина. – Но мы же люди… "Бедный глупец", – подумал Керн. Он слышал, как мужчина еще что-то неясно пробормотал, потом Керн заснул. Он проснулся, когда за ними пришел таможенник. Они пошли полем по направлению к лиственному лесу, который нечетко вырисовывался вдали большим темным пятном. Чиновник остановился. – Идите по этой тропинке и держитесь правой стороны. Когда доберетесь до дороги, сверните налево. Всего хорошего. Он исчез в ночи. Все четверо стояли в нерешительности. – Ну, что будем делать? – спросила женщина. – Кто-нибудь знает дорогу? – Я пойду вперед, – сказал Керн. – Год тому назад я уже здесь был. Они медленно пошли к лесу, было темно. Луна еще не взошла. Трава шуршала под ногами, – мокрая, невидимая и враждебная. А потом они услышали могучее дыхание леса, который принял их под свою сень. Шли они долго. Керн слышал позади себя шаги остальных. Внезапно перед ними засверкал свет электрических фонариков и раздался грубый голос. – Стой! Стоять на месте! Керн одним прыжком отскочил в сторону. Он помчался в темноту, натыкаясь на деревья; ощупью пробивался все дальше и дальше, продираясь через кусты ежевики. В один из кустов он забросил свой чемодан. Внезапно Керн услышал, что за ним кто-то бежит. Он обернулся. Бежала женщина. – Спрячьтесь, – зашептал он. – Я залезу на дерево. – Мой муж… он ведь… Керн быстро забрался на дерево. Он почувствовал под собой мягкую, шуршащую листву и присел на развилке веток. Внизу неподвижно стояла женщина, он ее не видел, он только чувствовал, что она там стоит. Вдали послышался голос старика еврея, он что-то говорил. – А мне наплевать, – ответил на это грубый голос. – Без паспорта вы не пройдете! И все! Керн прислушался. Через некоторое время он услышал голос другого спутника, который что-то отвечал жандарму. Значит, оба попались. В этот момент внизу зашуршало. Женщина что-то пробормотала и пошла обратно. Некоторое время было тихо. Потом Керн увидел, как меж стволов замелькали огоньки карманных фонариков. Он прижался к стволу. Листва хорошо его скрывала. Внезапно он услышал твердый взволнованный голос женщины: – Он должен быть здесь! Он забрался на дерево. Вот здесь! Пучок света заскользил вверх. – Слезай! – закричал грубый голос. – Иначе будем стрелять! Минуту Керн раздумывал. Скрываться не имело смысла. Он спустился вниз. Яркий свет ударил ему в лицо. – Документы?! – Если бы у меня были документы, я не прятался бы на дереве. Керн посмотрел на женщину, которая его выдала. Она была очень подавлена и находилась почти в невменяемом состоянии. – Вам хотелось убежать, да? – набросилась она на него. – Вырваться? А мы бы остались здесь, – закричала она. – Все! – Заткнитесь! – гаркнул жандарм. – Построиться! – Он осветил группу. – Собственно, мы должны отвести вас в тюрьму, это вы, наверно, знаете? За переход через границу без разрешения. Незачем на вас тратить продукты. Убирайтесь обратно. Обратно в Чехословакию! И запомните: в следующий раз будем стрелять без предупреждения! Керн разыскал в кустах свой чемодан. Затем Керн и его попутчики молча пошли цепочкой назад. За ними следовали жандармы с карманными фонариками. Перебежчики не видели своих врагов – они видели только белые пятна фонариков, и от этого жандармы казались чем-то призрачным; существовали только, голоса и свет, которые их поймали и гнали обратно. Кружки света остановились. – Марш! Вперед в этом направлении! – крикнул грубый голос. – Если вернетесь, пристрелим! Все четверо пошли дальше, пока свет не исчез между деревьями. Керн услышал позади себя тихий голос мужа женщины, которая его выдала. – Извините… она была вне себя… извините! Она уже наверняка жалеет об этом. – Мне теперь все равно, – сказал Керн, обернувшись. – Вы поймите, – зашептал мужчина. – Страх, ужас… – Понять-то я пойму! – Керн обернулся. – Но простить – это для меня слишком тяжелая задача. Я лучше забуду. Он остановился. Они находились на маленькой просеке. Другие тоже остановились. Керн улегся на траву и положил чемодан под голову. Другие зашептались. Затем женщина сделала шаг вперед. – Анна, – произнес муж. Женщина встала перед Керном. – Вы не хотите показать нам дорогу назад? – резко спросила она. – Нет! – ответил Керн. – Вы!.. Это вы виноваты в том, что нас поймали! Вы, негодяй! – Анна! – повторил муж. – Не трогайте ее, – сказал Керн. – Пусть выговорится, тогда ей станет легче. – Вставайте! – закричала женщина. – Я останусь здесь. Вы можете поступать, как хотите. Сразу за лесом свернете налево и подойдете прямо к чешской таможне. – Жидовская морда! – закричала женщина. Керн усмехнулся. – Только этого не хватало. Керн увидел, что мужчина что-то шепнул разъяренной женщине и попытался оттеснить ее. – Он наверняка пойдет на ту сторону, – всхлипывала она. – Он пойдет и пройдет! Он должен… Он обязан… Муж медленно увел жену в сторону леса. Керн достал сигарету. Он увидел, как в нескольких метрах от него, словно гном из-под земли, поднялось что-то темное; это был старик еврей, который тоже улегся на траву по примеру Керна. Сейчас он приподнялся и покачал головой. – Какие люди! Керн ничего не ответил. Он зажег сигарету. – Вы останетесь здесь на ночь? – мягко спросил старик спустя минуту. – До трех. Это лучшее время. Сейчас они еще сторожат. А к утру им надоест. – Ну, подождем до трех, – миролюбиво ответил старик. – Путь далекий, и часть пути нам, наверно, придется проползти, – заметил Керн. – Пустяки. Превращусь на старости лет из еврея в индейца. Они замолчали. Постепенно на небе высыпали звезды. Керн нашел Большую Медведицу и Полярную звезду. – Мне нужно добраться до Вены, – сказал старик спустя некоторое время. – А у меня, собственно, нет определенной цели, – сказал Керн. – Бывает и так. – Старик пожевал травинку. – А потом когда-нибудь окажется, что и у вас тоже есть цель. Так бывает. Приходит со временем. Нужно лишь подождать. – Да, – согласился Керн. – Нужно подождать. Но чего? – В сущности, ничего, – спокойно ответил старик, – Когда ты дождешься чего-нибудь, то видишь, что это ничто. И тогда начинаешь ждать чего-нибудь другого. – Да, может быть, – согласился Керн. – Меня зовут Мориц Розенталь, я из Годесберга-на-Рейне, – сказал старик через минуту. Он достал из рюкзака тонкий серый плащ и накинул его на плечи. Теперь он еще больше походил на гнома. – Временами кажется смешным, что у человека есть имя, правда? Особенно ночью… Керн смотрел на темное небо. – …и особенно когда у человека нет паспорта. Имена должны быть записаны, иначе они человеку не принадлежат. В кронах деревьев зашумел ветер. Казалось, сразу за лесом начинается море. – Как вы думаете, они будут стрелять, те, на той стороне? – спросил Мориц Розенталь. – Не знаю. Наверно, нет. Старик наклонил голову. – Все-таки у людей, которым за семьдесят, есть преимущество – они уже не так рискуют своей жизнью…
Штайнер, наконец, узнал, где скрываются дети старого Зелигмана. Адрес, который он нашел в еврейском молитвеннике, оказался верным, но за это время детей успели перевезти в другое место. Прошло много времени, прежде чем Штайнеру удалось узнать, куда – сперва его принимали за шпика и не доверяли. Он захватил из пансиона чемодан и отправился в дорогу. Дом находился в восточной части Вены. Прошло более часа, прежде чем он добрался до места. Он поднялся по лестнице. На каждом этаже – по три двери. Он чиркал спички и отыскивал нужную. Наконец, на четвертом этаже он увидел овальную медную пластинку с надписью: "Самуэль Бернштейн. Часовщик". Штайнер постучал. За дверью послышался топот ног и шепот. Затем раздался робкий голос: – Кто там? – Мне нужно вам кое-что отдать, – сказал Штайнер. – Чемодан. Внезапно он почувствовал, что за ним наблюдают, и быстро обернулся. Дверь квартиры за его спиной бесшумно отворилась. В проходе появился тощий мужчина в жилете. Штайнер поставил чемодан на лестницу. – Вы к кому? – спросил человек в дверях. Штайнер взглянул на него. – Бернштейна нет, – добавил мужчина. – У меня здесь вещи старого Зелигмана, – ответил Штайнер. – Его дети должны быть здесь. Я был рядом с ним, когда случилось несчастье. Мужчина смотрел на него еще минуту. – Ты его можешь спокойно впустить, Мориц! – крикнул он. Зазвенела цепь, щелкнул ключ. Дверь в квартиру Бернштейна открылась. Штайнер вгляделся в тускло освещенную переднюю. – Что? – удивился он. – Ведь это… ну, конечно, это отец Мориц! В дверях стоял Мориц Розенталь. В руке он держал деревянную поварешку. На плечи был накинут плащ. – Это я… – ответил он. – А это… Штайнер! – внезапно сказал он радостно и удивленно. – Я должен был бы догадаться! Действительно, мои глаза слабеют! Я знал, что вы в Вене. Когда мы встречались в последний раз? – Приблизительно год тому назад, отец Мориц. – В Праге. – В Цюрихе. – Правильно, в Цюрихе, в тюрьме. Хорошие там люди. В последнее время у меня что-то все перемешалось. Полгода тому назад снова был в Швейцарии. В Базеле. Там отлично кормят, но, к сожалению, там нет таких сигарет, какие дают в городской тюрьме, в Локарно. У меня в камере даже стоял букет камелий. Не хотелось уходить оттуда. Милан с ним не сравнишь. – Он помолчал. – Входите, Штайнер. Мы стоим на лестнице и обмениваемся воспоминаниями, словно старые грабители. Штайнер вошел. Квартира состояла из кухни и комнатки. В комнате стояло несколько стульев, стол, шкаф и лежали два матраца с одеялами. На столе разбросаны инструменты. Между ними стояли дешевые будильники и статуэтки в стиле барокко с ангелами, держащими старые часы; секундная стрелка часов изображала смерть, размахивающую косой. Над плитой на согнутой ручке висела кухонная лампа с зеленовато-белой ржавой газовой горелкой. На железных конфорках газовой плиты стояла суповая кастрюля, от которой шел пар. – Я как раз варю для детей обед, – сказал Мориц Розенталь. – Нашел их здесь, как мышек в мышеловке. Бернштейн – в больнице. Трое детей покойного Зелигмана сидели на корточках у плиты. Они но обращали внимания на Штайнера. Они уставились на кастрюлю с супом. Старшему было около четырнадцати лет, самому младшему – семь или восемь. Штайнер опустил чемодан. – Вот… чемодан вашего отца, – сказал он. Все трое посмотрели на него равнодушно, почти не шевельнувшись. Они только чуть-чуть повернули головы. – Я его видел, – продолжал Штайнер, – он говорил мне о вас. Дети молча смотрели на него. Их глаза сверкали, словно отшлифованные черные камни. Газ в горелке шипел. Штайнер почувствовал себя неловко. Он знал, что должен. сказать им что-то теплое, человечное, но все, что приходило ему в голову, казалось глупым и неискренним по сравнению с той сиротливостью, которая исходила от трех молчащих детей. – Что в чемодане? – спросил старший через некоторое время. У него был бесцветный голос, он говорил медленно, твердо и осторожно. – Я точно не знаю. Разные вещи вашего отца. И немного денег. – Теперь это наше? – Конечно, потому я его и принес. – Можно мне его взять? – Ну, конечно, – удивленно ответил Штайнер. Юноша поднялся. Это был худощавый, длинный, темноволосый парень. Медленно, не спуская глаз со Штайнера, он подошел к чемодану. Затем быстрым звериным движением схватил его и сразу отпрыгнул обратно, точно боясь, что Штайнер снова отнимет у него добычу. Он сразу же потащил чемодан в комнату. Двое других быстро пошли за ним, прижавшись друг к другу, словно две большие черные кошки. Штайнер взглянул на отца Морица. – Ну, вот, – сказал он с облегчением. – Они, наверно, давно об этом знали… Мориц Розенталь помешал суп. – Это уже их не очень трогает. Они видели, как умирали их мать и два брата. И они теперь почти не реагируют на смерть близких. То, что случается часто, приедается. – Бывает и наоборот, – сказал Штайнер. Мориц Розенталь посмотрел на него, вокруг его глаз собрались морщинки. – Если человек еще совсем молод – нет. И если человек стар – тоже нет. А вот остальные годы – это плохое время. – Да, – согласился Штайнер. – Эти никчемные пятьдесят лет между младенчеством и старостью – плохое время. Мориц Розенталь мирно кивнул головой. – Я вот уже миновал этот возраст. – Он закрыл кастрюлю крышкой. – Детей мы разместили, – сказал он. – Одного возьмет с собой Мейер в Румынию. Другой поедет в детский приют в Локарно. Я знаю там человека, который сможет за него платить. А старший останется пока здесь, у Бернштейна. – Они уже знают, что их ждет разлука? – Да, но это их не особенно тревожит. Они даже считают, что так будет лучше. – Розенталь повернулся к нему. – Штайнер, – сказал он, – я знал его двадцать лет. Как он умер? Он спрыгнул с машины? – Да. – Его не сбросили? – Нет. Я был очевидцем. – Я услыхал об этом в Праге. Но там говорили, что его сбросили с машины. Услышав о его смерти, я приехал сюда. Присмотреть за детьми. Я обещал ему это. Он был еще молодым. Около шестидесяти. Совсем не думал, что случится такое. Но он часто терял голову, с тех пор как умерла Рахиль. | 
