Я отдал ему листки, он сел рядом со мною, и мы вместе разобрали задачу с начала и до конца и с наслаждением просмаковали два изящнейших преобразования, одно из которых подсказал мне он, а другое нашел я сам. - У нас с вами неплохие головы, Алехандро, - сказал наконец Хунта. - В нас есть артистичность мышления. Как вы находите? - По-моему, мы молодцы, - сказал я искренне. - Я тоже так думаю, - сказал он. - Это мы опубликуем. Это никому не стыдно опубликовать. Это не галоши-автостопы и не брюки-невидимки. Мы пришли в отличное настроение и начали разбирать новую задачу Хунты, и очень скоро он сказал, что и раньше иногда считал себя побрекито, а в том, что я математически невежествен, убедился при первой же встрече. Я с ним горячо согласился и высказал предположение, что ему, пожалуй, пора уже на пенсию, а меня надо в три шеи гнать из института валить лес, потому что ни на что другое я не годен. Он возразил мне. Он сказал, что ни о какой пенсии не может быть и речи, что его надлежит пустить на удобрения, а меня на километр не подпускать к лесоразработкам, где определенный интеллектуальный уровень все-таки необходим, а назначить меня надо учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при холерных бараках. Мы сидели, подперев головы, и предавались самоуничижению, когда в зал заглянул Федор Симеонович. Насколько я понял, ему не терпелось узнать мое мнение о составленной им программе.
- Программа! - желчно усмехнувшись, произнес Хунта. - Я не видел твоей программы, Теодор, но я уверен, что она гениальна по сравнению с этим… - он с отвращением подал двумя пальцами Федору Симеоновичу листок со своей задачей. - Полюбуйся, вот образец убожества и ничтожества. - Г-голубчики, - сказал Федор Симеонович озадаченно, разобравшись в почерках. - Это же п-проблема Бен Б-бецалеля. К-калиостро же доказал, что она н-не имеет р-решения. - Мы сами знаем, что она не имеет решения, - сказал Хунта, немедленно ощетиниваясь. - Мы хотим знать, как ее решать. - К-как-то ты странно рассуждаешь, К-кристо… К-как же искать решение, к-когда его нет? Б-бессмыслица какая-то… - Извини, Теодор, но это ты очень странно рассуждаешь. Бессмыслица - искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступать с задачей, которая решения не имеет. Это глубоко принципиальный вопрос, который, как я вижу, тебе, прикладнику, к сожалению, не доступен. По-моему, я напрасно начал с тобой беседовать на эту тему. Тон Кристобаля Хозевича был необычайно оскорбителен, и Федор Симеонович рассердился. - В-вот что, г-голубчик, - сказал он. - Я н-не могу дискутировать с т-тобой в этом тоне п-при молодом человеке. Т-ты меня удивляешь. Это н-неп-педагогично. Если тебе угодно п-продолжать, изволь выйти со мной в к-коридор. - Изволь, - отвечал Хунта, распрямляясь как пружина и судорожно хватая у бедра несуществующий эфес. Они церемонно вышли, гордо задрав головы и не глядя друг на друга. Девочки захихикали. Я тоже не особенно испугался. Я сел, обхватив руками голову, над оставленным листком и некоторое время краем уха слушал, как в коридоре могуче рокочет бас Федора Симеоновича, прорезаемый сухими гневными вскриками Кристобаля Хозевича. Потом Федор Симеонович взревел: "Извольте пройти в мой кабинет!" - "Извольте!" - проскрежетал Хунта. Они были уже на "вы". И голоса удалились. "Дуэль! Дуэль!" - защебетали девочки. О Хунте ходила лихая слава бретёра и забияки. Говорили, что он приводит противника в свою лабораторию, предлагает на выбор рапиры, шпаги или алебарды, а затем принимается а-ля Жан Маре скакать по столам и опрокидывать шкафы. Но за Федора Симеоновича можно было не беспокоиться. Было ясно, что в кабинете они в течение получаса будут мрачно молчать через стол, потом Федор Симеонович тяжело вздохнет, откроет погребец и наполнит две рюмки эликсиром Блаженства. Хунта пошевелит ноздрями, закрутит ус и выпьет. Федор Симеонович незамедлительно наполнит рюмки вновь и крикнет в лабораторию свежих огурчиков. В это время позвонил Роман и странным голосом сказал, чтобы я немедленно поднялся к нему. Я побежал наверх. В лаборатории были Роман, Витька и Эдик. Кроме того, в лаборатории был зеленый попугай. Живой. Он сидел, как и вчера, на коромысле весов, рассматривал всех по очереди то одним, то другим глазом, копался клювом в перьях и чувствовал себя, по-видимому, превосходно. Ученые, в отличие от него, выглядели неважно. Роман, понурившись, стоял над попугаем и время от времени судорожно вздыхал. Бледный Эдик осторожно массировал себе виски с мучительным выражением на лице, словно его глодала мигрень. А Витька, верхом на стуле, раскачивался как мальчик, играющий в лошадки, и неразборчиво бормотал, лихорадочно тараща глаза. - Тот самый? - спросил я вполголоса. - Тот самый, - сказал Роман. - Фотон? - Я тоже почувствовал себя неважно. - Фотон. - И номер совпадает? Роман не ответил. Эдик сказал болезненным голосом: - Если бы мы знали, сколько у попугаев перьев в хвосте, мы могли бы их пересчитать и учесть то перо, которое было потеряно позавчера. - Хотите, я за Бремом сбегаю? - предложил я. - Где покойник? - спросил Роман. - Вот с чего нужно начинать! Слушайте, детективы, где труп? - Тр-руп! - рявкнул попугай. - Цер-ремония! Тр-руп за бор-рт! Р-рубидий! - Черт знает что он говорит, - сказал Роман с сердцем. - Труп за борт - это типично пиратское выражение, - пояснил Эдик. - А рубидий? - Р-рубидий! Резер-рв! Огр-ромен! - сказал попугай. - Резервы рубидия огромны, - перевел Эдик. - Интересно, где? Я наклонился и стал разглядывать колечко. - А может быть, это все-таки не тот? - А где тот? - спросил Роман. - Ну, это другой вопрос, - сказал я. - Все-таки это проще объяснить. - Объясни, - предложил Роман. - Подожди, - сказал я. - Давай сначала решим вопрос: тот или не тот? - По-моему, тот, - сказал Эдик. - А по-моему, не тот, - сказал я. - Вот здесь на колечке царапина, где тройка… - Тр-ройка! - произнес попугай. - Тр-ройка! Кр-руче впр-раво! Смер-рч! Смер-рч! Витька вдруг встрепенулся. - Есть идея, - сказал он. - Какая? - Ассоциативный допрос. - Как это? - Погодите. Сядьте все, молчите и не мешайте. Роман, у тебя есть магнитофон? - Есть диктофон. - Давай сюда. Только все молчите. Я его сейчас расколю, прохвоста. Он у меня все скажет. Витька подтащил стул, сел с диктофоном в руке напротив попугая, нахохлился, посмотрел на попугая одним глазом и гаркнул: - Р-рубидий! Попугай вздрогнул и чуть не свалился с весов. Помахав крыльями, чтобы восстановить равновесие, он отозвался: - Р-резерв! Кр-ратер Р-ричи! Мы переглянулись. - Р-резерв! - гаркнул Витька. - Огр-ромен! Гр-руды! Гр-руды! Р-ричи пр-рав! Р-ричи пр-рав! Р-роботы! Р-роботы! - Роботы! - Кр-рах! Гор-рят! Атмосфер-pa гор-рит! Пр-рочь! Др-рамба, пр-рочь! - Драмба! - Р-рубидий! Р-резерв! - Рубидий! - Р-резерв! Кр-ратер Р-ричи! - Замыкание, - сказал Роман. - Круг. - Погоди, погоди, - бормотал Витька. - Сейчас… - Попробуй что-нибудь из другой области, - посоветовал Эдик. - Янус! - сказал Витька. Попугай открыл клюв и чихнул. - Я-нус, - повторил Витька строго. Попугай задумчиво смотрел в окно. - Буквы "р" нет, - сказал я. - Пожалуй, - сказал Витька. - А ну-ка… Невстр-руев! - Пер-рехожу на пр-рием! - сказал попугай. - Чар-родей! Чар-родей! Говор-рит Кр-рыло, говор-рит Кр-рыло! - Это не пиратский попугай, - сказал Эдик. - Спроси его про труп, - попросил я. - Труп, - неохотно сказал Витька. - Цер-ремония погр-ребения! Вр-ремя огр-раничено! Р-речь! Р-речь! Тр-репотня! Р-работать! Р-работать! - Любопытные у него были хозяева, - сказал Роман. - Что же нам делать? - Витя, - сказал Эдик. - У него, по-моему, космическая терминология. Попробуй что-нибудь простое, обыденное. - Водородная бомба, - сказал Витька. Попугай наклонил голову и почистил лапкой клюв. - Паровоз! - сказал Витька. Попугай промолчал. - Да, не получается, - сказал Роман. - Вот дьявол, - сказал Витька, - ничего не могу придумать обыденного с буквой "р". Стул, стол, потолок… Диван… О! Тр-ранслятор! Попугай поглядел на Витьку одним глазом. - Кор-рнеев, пр-рошу! - Что? - спросил Витька. Впервые в жизни я видел, как Витька растерялся. - Кор-рнеев гр-руб! Гр-руб! Пр-рекрасный р-работник! Дур-рак р-редкий! Пр-релесть! Мы захихикали. Витька посмотрел на нас и мстительно сказал: - Ойр-ра-Ойр-ра! - Стар-р, стар-р! - с готовностью откликнулся попугай. - Р-рад! Дор-рвался! - Это что-то не то, - сказал Роман. - Почему же не то? - сказал Витька. - Очень даже то… - Пр-ривалов! - Пр-ростодушный пр-роект! Пр-римитив! Тр-рудяга! - Ребята, он нас всех знает, - сказал Эдик. - Р-ребята, - отозвался попугай. - Зер-рнышко пер-рцу! Зер-ро! Зер-ро! Гр-равитация! - Амперян, - торопливо сказал Витька. - Кр-рематорий! Безвр-ременно обор-рвалась! - сказал попугай, подумал и добавил: - Ампер-рметр! - Бессвязица какая-то, - сказал Эдик. - Бессвязиц не бывает, - задумчиво сказал Роман. Витька, щелкнув замочком, открыл диктофон. - Лента кончилась, - сказал он. - Жаль. - Знаете что, - сказал я, - по-моему, проще всего спросить у Януса. Что это за попугай, откуда он, и вообще… - А кто будет спрашивать? - осведомился Роман. Никто не вызвался. Витька предложил прослушать запись, и мы согласились. Все это звучало очень странно. При первых же словах из диктофона попугай перелетел на плечо Витьки и стал с видимым интересом слушать, вставляя иногда реплики вроде: "Др-рамба игнор-рирует ур-ран", "Пр-равильно", и "Кор-рнеев гр-руб, гр-руб, гр-руб!" Когда запись кончилась, Эдик сказал: - В принципе, можно было бы составить лексический словарь и проанализировать его на машине. Но кое-что ясно и так. Во-первых, он всех нас знает. Это уже удивительно. Это значит, что он много раз слышал наши имена. Во-вторых, он знает про роботов. И про рубидий. Кстати, где употребляется рубидий? - У нас в институте, - сказал Роман, - он, во всяком случае, нигде не употребляется. - Это что-то вроде натрия, - сказал Корнеев. - Рубидий - ладно, - сказал я. - Откуда он знает про лунные кратеры? - Почему именно лунные? - А разве на Земле горы называют кратерами? - Ну, во-первых, есть кратер Аризона, а во-вторых, кратер - это не гора, а скорее дыра. - Дыр-pa вр-ремени, - сообщил попугай. - У него прелюбопытнейшая терминология, - сказал Эдик. - Я никак не могу назвать ее общеупотребительной. - Да, - согласился Витька. - Если попугай все время находится при Янусе, то Янус занимается странными делами. - Стр-ранный ор-рбитальный пер-реход, - сказал попугай. - Янус не занимается космосом, - сказал Роман. - Я бы знал. - Может быть, раньше занимался? - И раньше не занимался. - Роботы какие-то, - с тоской сказал Витька. - Кратеры… При чем здесь кратеры? - Может быть, Янус читает фантастику? - предположил я. - Вслух? Попугаю? - Н-да… - Венера, - сказал Витька, обращаясь к попугаю. - Р-роковая стр-расть, - сказал попугай. Он задумался и пояснил: - Р-разбился. Зр-ря. Роман поднялся и стал ходить по лаборатории. Эдик лег щекой на стол и закрыл глаза. - А как он здесь появился? - спросил я. - Как вчера, - сказал Роман. - Из лаборатории Януса. - Вы это сами видели? - Угу. - Я одного не понимаю, - сказал я. - Он умирал или не умирал? - А мы откуда знаем? - сказал Роман. - Я не ветеринар. А Витька не орнитолог. И вообще это, может быть, не попугай. - А что? - А я откуда знаю? - Это может быть сложная наведенная галлюцинация, - сказал Эдик, не открывая глаз. - Кем наведенная? - Вот об этом я сейчас и думаю, - сказал Эдик. Я надавил пальцем на глаз и посмотрел на попугая. Попугай раздвоился. - Он раздваивается, - сказал я. - Это не галлюцинация. - Я сказал: сложная галлюцинация, - напомнил Эдик. Я надавил на оба глаза. Я временно ослеп. - Вот что, - сказал Корнеев. - Я заявляю, что мы имеем дело с нарушением причинно-следственного закона. Поэтому выход один - все это галлюцинация, а нам нужно встать, построиться и с песнями идти к психиатру. Становись! - Не пойду, - сказал Эдик. - У меня есть еще одна идея. - Какая? - Не скажу. - Почему? - Побьете. - Мы тебя и так побьем. - Бейте. - Нет у тебя никакой идеи, - сказал Витька. - Это все тебе кажется. Айда к психиатру. Дверь скрипнула, и в лабораторию из коридора вошел Янус Полуэктович. - Так, - сказал он. - Здравствуйте. Мы встали. Он обошел нас и по очереди пожал каждому руку. - Фотончик, - сказал он, увидя попугая. - Он вам не мешает, Роман Петрович? - Мешает? - сказал Роман. - Мне? Почему он мешает? Он не мешает. Наоборот… - Ну, все-таки каждый день… - начал Янус Полуэктович и вдруг осекся. - О чем это мы с вами вчера беседовали? - спросил он, потирая лоб. - Вчера вы были в Москве, - сказал Роман с покорностью в голосе. - Ах… да-да. Ну хорошо. Фотончик! Иди сюда! Попугай, вспорхнув, сел Янусу на плечо и сказал ему на ухо: - Пр-росо, пр-росо! Сахар-рок! Янус Полуэктович нежно заулыбался и ушел в свою лабораторию. Мы обалдело посмотрели друг на друга. - Пошли отсюда, - сказал Роман. - К психиатру! К психиатру! - зловеще бормотал Корнеев, пока мы шли по коридору к нему на диван. - В кратер Ричи. Др-рамба! Сахар-рок! ГЛАВА ПЯТАЯ
Фактов всегда достаточно - не хватает фантазии. Д. Блохинцев
Витька составил на пол контейнеры с живой водой, мы повалились на диван-транслятор и закурили. Через некоторое время Роман спросил: - Витька, а ты диван выключил? - Да. - Что-то мне в голову ерунда какая-то лезет. - Выключил и заблокировал, - сказал Витька. - Нет, ребята, - сказал Эдик, - а почему все-таки не галлюцинация? - Кто говорит, что не галлюцинация? - спросил Витька. - Я же предлагаю - к психиатру. - Когда я ухаживал за Майкой, - сказал Эдик, - я наводил такие галлюцинации, что самому страшно становилось. - Зачем? - спросил Витька. Эдик подумал. - Не знаю, - сказал он. - Наверное, от восторга. - Я спрашиваю: зачем кому-то наводить на нас галлюцинации? - сказал Витька. - И потом, мы же не Майка. Мы, слава богу, магистры. Кто нас может одолеть? Ну, Янус. Ну, Киврин, Хунта. Может быть, Жиакомо еще. - Вот Саша у нас слабоват, - извиняющимся тоном сказал Эдик. - Ну и что? - спросил я. - Мне, что ли, одному мерещится? - Вообще-то это можно было бы проверить, - задумчиво сказал Витька. - Если Сашку… того… этого… | 
