– Ага. Но это решает вопрос? Или нет? По-видимому, нет. – Вы совершенно правы. Вопроса это не решает, потому что имеется второй свидетель. У доктора Себбета также есть камердинер, Р.Аид, также робот и той же модели, что и Р.Престон, изготовленный в том же году, на том же заводе. Оба прослужили у своих хозяев одинаковый срок. – Странное совпадение… Очень странное. – И тем не менее это факт, который, боюсь, затрудняет возможность сделать какие-либо выводы из различий между камердинерами. – Следовательно, Р.Аид показывает то же самое, что Р.Престон? – Абсолютно то же самое, за исключением зеркальной перестановки имен. – Другими словами, Р.Аид утверждает, что юный Себбет, тот, которому еще не исполнилось пятидесяти, сам наткнулся на эту идею, что он изложил ее доктору Гумбольдту, который не скупился на похвалы, и так далее? – Совершенно верно, друг Элидж. – Из чего следует, что один из роботов лжет. – По-видимому, да. – Ну, мне кажется, будет нетрудно решить, кто из них лжет. Вероятно, если опытный робопсихолог сделает даже поверхностное обследование… – К сожалению, друг Элидж, на борту лайнера нет робопсихолога, достаточно квалифицированного, чтобы вынести суждение по столь деликатному вопросу. Подобные исследования можно будет произвести, только когда мы достигнем Авроры, так как ни доктор Гумбольдт, ни доктор Себбет не согласятся остаться без камердинеров на срок, который потребуется для обследования роботов земными специалистами. – Но в таком случае, Дэниил, я не совсем понимаю, чего вы хотите от меня. – Я глубоко убежден, – невозмутимо сказал Р.Даниил, что вы уже наметили какой-то план действий. – Ах так? Ну, по-моему, в первую очередь следует поговорить с этими математиками, один из которых – плагиатор. – Боюсь, друг Элидж, что это невозможно. Они не могут покинуть лайнер из-за карантина. И по той же причине к ним не можете явиться вы. – Да, конечно, Дэниил, но я имел в виду беседу по видеофону. – К сожалению, они вряд ли согласятся, чтобы их допрашивал простой полицейский следователь. Опять-таки вопрос престижа. – Ну, а с роботами-то я могу поговорить по видеофону? – Это, я полагаю, можно будет устроить. – Попробуем обойтись и этим. Значит, мне придется взять на себя функции робопсихолога-любителя. – Но вы же сыщик, друг Элидж, а не робопсихолог. – Ну, неважно. Только прежде, чем я увижусь с ними, давайте поразмыслим. Скажите, а не может ли быть так, что оба робота говорят правду? Например, разговор между математиками велся полунамеками. И тогда каждый робот искренне верит, что идея принадлежала его хозяину. Или оба слышали лишь часть разговора, причем не одну и ту же, и пришли к одному и тому же выводу. – Абсолютно невозможно, друг Элидж. Оба робота повторяют разговор совершенно одинаково, если не считать главного противоречия. – Таким образом, несомненно, что один из роботов лжет? – Да. – Можно мне будет получить копию показаний, дававшихся в присутствии капитана? – Я предвидел, что копия может вам понадобиться, и захватил ее с собой. – Вот и чудесно. А роботам была устроена очная ставка? И это отражено в протоколе? – Роботы просто рассказали то, что им было известно. Устраивать очную ставку правомочен только робопсихолог. – Или я? – Вы – сыщик, друг Элидж, а не… – Ну ладно, ладно, Даниил. Подумаем-ка еще. При обычных обстоятельствах робот лгать не станет. Однако он солжет, чтобы не нарушить какой-нибудь из трех законов. Он может солгать, чтобы сохранить собственное существование в соответствии с Третьим законом. Еще легче он солжет, чтобы выполнить распоряжение, полученное от человека, поскольку это соответствует Второму закону. И он скорее всего солжет, если это понадобится для спасения человеческой жизни или если он таким способом воспрепятствует тому, чтобы человеку был причинен вред, согласно Первому закону. – Совершенно верно. – В данном случае каждый из этих роботов предположительно защищает профессиональную репутацию своего хозяина и ради этого в случае необходимости, несомненно, будет лгать. Ведь профессиональная репутация тут почти эквивалентна жизни, и Первый закон вынудит его ко лжи. – Однако такой ложью каждый камердинер будет вредить профессиональной репутации другого математика, друг Элидж. – Да, пожалуй. Но ведь репутация хозяина может представляться ему более значимой и важной, чем репутация любого другого человека. И в этом случае, с его точки зрения, ложь принесет намного меньше вреда, нежели правда. Сказав это, Элидж Бейли умолк и задумался. Затем он продолжал: – Ну, хорошо. Так вы мне дадите возможность побеседовать с роботами? Я думаю, лучше будет начать с Р.Аида. – Робота доктора Себбета? – Да. – Ну, так подождите минутку, – сказал Р.Даниил. – Я захватил с собой микроприемник, соединенный с проектором. Мне потребуется только белая стена. Вот эта вполне подойдет, если вы разрешите мне отодвинуть ящики с картотекой. – Валяйте. Мне что, нужно будет говорить в микрофон? – Нет. Вы сможете говорить так, словно ваш собеседник находится перед вами. Но, извините, друг Элидж, мне придется еще немножко вас задержать. Я должен сперва связаться с космолетом и вызвать Р.Аида к передатчику. – Ну, в таком случае, Даниил, может, вы мне пока дадите копии протоколов? Пока Р.Даниил налаживал оборудование, Элидж Бейли, закурив трубку, принялся перелистывать протоколы, которые передал ему робот. Через несколько минут Р.Даниил сказал: – Р.Аид вас ждет, друг Элидж. Но может быть, вы хотели бы еще несколько минут посвятить протоколам? – Нет, – вздохнул Бейли. – Ничего нового я в них не нахожу. Включайте передатчик и последите, чтобы наш разговор записывался. На стене появилось двумерное изображение Р.Аида. В отличие от Р.Даниила он вовсе не походил на человека и был сделан из металла. Он был высок, но состоял из нескольких блоков и мало чем отличался от обыкновенных роботов. Бейли заметил только несколько мелких отклонений от привычного стандарта. – Добрый день, Р.Аид, – сказал Бейли. – Добрый день, сэр, – ответил Р.Аид негромким и совсем человеческим голосом. – Ты камердинер Дженнана Себбета, не так ли? – Да, сэр. – И давно ты у него служишь? – Двадцать два года, сэр. – И репутация твоего хозяина для тебя важна? – Да, сэр. – Ты считаешь необходимым защищать его репутацию? – Да, сэр. – Наравне с его жизнью? – Нет, сэр. – Наравне с репутацией какого-нибудь другого человека? После некоторого колебания Р.Аид сказал: – Тут не может быть общего ответа, сэр. В каждом подобном случае решение будет, зависеть от конкретных обстоятельств. Бейли помолчал, собираясь с мыслями. Этот робот рассуждал много тоньше и логичнее, чем те, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. И он вовсе не был уверен, что сумеет расставить ему ловушку. Бейли сказал: – Если бы ты решил, что репутация твоего хозяина важнее репутации другого человека, например Альфреда Гумбольдта, ты бы солгал, чтобы защитить репутацию твоего хозяина? – Да, сэр. – Солгал ли ты, давая показания о споре твоего хозяина с доктором Гумбольдтом? – Нет, сэр. – Но если бы ты солгал, ты бы отрицал это, чтобы скрыть свою ложь, не так ли? – Да, сэр. – В таком случае, – сказал Бейли, – рассмотрим ситуацию поподробнее. Твой хозяин, Дженнан Себбет, имеет репутацию замечательного математика, но он еще очень молод. Если доктор Гумбольдт сказал правду и твой хозяин, не устояв перед искушением, действительно совершил неэтичный поступок, его репутация, конечно, несколько пострадает. Но у него впереди вся жизнь, и он сумеет искупить свой проступок. Его ждет еще много блестящих открытий, и со временем все забудут про эту попытку плагиата, объяснив ее опрометчивостью, свойственной молодым людям. То есть для него все еще поправимо. Если же, с другой стороны, искушению поддался доктор Гумбольдт, то положение создается гораздо более серьезное. Он уже стар, и главные его свершения относятся к прошлому. До сих пор его репутация оставалась незапятнанной. И этот единственный проступок на склоне лет зачеркнет все его славное прошлое, а у него уже не будет времени поправить дело. За остающиеся ему годы он вряд ли сумеет сделать что-нибудь значительное. По сравнению с твоим хозяином доктор Гумбольдт теряет гораздо больше, а возможностей поправить случившееся у него гораздо меньше. Таким образом, ты видишь, что положение Гумбольдта намного более серьезно и чревато, несомненно, более опасными последствиями, не так ли? Наступила долгая пауза. Затем Р.Аид сказал ровным голосом: – Мои показания были ложью. Работа принадлежит доктору Гумбольдту, а мой хозяин попытался присвоить ее, не имея на то права. – Прекрасно, – сказал Бейли. – По распоряжению капитана корабля ты не должен никому ничего говорить о нашей беседе, пока тебе не будет дано на это разрешение. Можешь быть свободен. Экран померк, и Бейли, затянувшись, выпустил клуб дыма. – Капитан все слышал, Дэниил? – Разумеется. Он – единственный свидетель, не считая нас. – Очень хорошо. А теперь давай второго робота. – Но зачем, друг Элидж? Ведь Р.Аид во всем признался! – Нет, это необходимо. Признание Р.Аида ничего не стоит. – Ничего? – Абсолютно ничего. Я объяснил ему, что доктор Гумбольдт находится в худшем положении, чем его хозяин. Естественно, если он лгал, защищая Себбета, то тут он сказал бы правду, как он и утверждает. Но если он говорил правду раньше, то теперь он солгал бы, чтобы защитить Гумбольдта. Это по-прежнему зеркальное изображение, и мы ничего не добились. – Но в таком случае чего мы добьемся, допросив Р.Престона? – Если бы зеркальное изображение было абсолютно точным, мы бы ничего не добились. Но одно различие существует. Ведь кто-то из роботов начал с того, что сказал правду, а кто-то солгал. И вот тут симметрия нарушена. Давай-ка мне Р. Престона, а если запись допроса Р.Аида готова, я хотел бы ее посмотреть. На стене вновь появилось изображение. Р.Престон ничем не отличался от Р.Аида, если не считать узора на грудной пластине. – Добрый день, Р.Престон, – сказал Бейли, держа перед собой запись допроса Р.Аида. – Добрый день, сэр, – сказал Р.Престон. Голос его ничем не отличался от голоса Р.Аида. – Ты камердинер Альфреда Гумбольдта, не так ли? – Да, сэр. – И давно ты у него служишь? – Двадцать два года, сэр. – И репутация твоего хозяина для тебя важна? – Да, сэр. – Ты считаешь необходимым защищать его репутацию? – Да, сэр. – Наравне с его жизнью? – Нет, сэр. – Наравне с репутацией какого-нибудь другого человека? После некоторого колебания Р.Престон сказал: – Тут не может быть общего ответа, сэр. В каждом подобном случае решение будет зависеть от конкретных обстоятельств. Бейли сказал: – Если бы ты решил, что репутация твоего хозяина важнее репутации другого человека, например Дженнана Себбета, ты бы солгал, чтобы защитить репутацию твоего хозяина? – Да, сэр. – Солгал ли ты, давая показания о споре твоего хозяина с доктором Себбетом? – Нет, сэр. – Но если бы ты солгал, ты бы отрицал это, чтобы скрыть свою ложь, не так ли? – Да, сэр. – В таком случае, – сказал Бейли, – рассмотрим ситуацию поподробнее. Твой хозяин, Альфред Гумбольдт, имеет репутацию замечательного математика, но он старик. Если доктор Себбет сказал правду и твой хозяин, не устояв перед искушением, действительно совершил неэтичный поступок, его репутация, конечно, несколько пострадает. Однако его почтенный возраст и замечательные открытия, которые он делал на протяжении столетий, перевесят этот единственный неверный шаг и заставят забыть о нем. Эта попытка плагиата будет объяснена утратой чувства реальности, свойственной старикам. Если же, с другой стороны, искушению поддался доктор Себбет, то положение создается гораздо более серьезное. Он молод, и репутация его не столь прочна. При обычных обстоятельствах его ждали бы столетия, чтобы он мог совершенствовать свои знания и делать великие открытия. Теперь же он будет всего этого лишен – из-за единственной ошибки молодости. Будущее, которое он теряет, несравненно больше, чем то, которое еще остается твоему хозяину. Таким образом, ты видишь, что положение Себбета намного более серьезно и чревато, несомненно, более опасными последствиями, не так ли? Наступила долгая пауза. Затем Р.Престон сказал ровным голосом: – Мои показания были по… Внезапно он умолк и больше не издал ни звука. – Так что же ты хотел сказать, Р.Престон? – спросил Бейли. Робот молчал. – Боюсь, друг Элидж, – вмешался Р.Дэниил, – что Р.Престон находится в состоянии полного отключения. Он вышел из строя. – Наконец-то мы добились асимметричности, – сказал Бейли. – Теперь мы можем установить, кто виновен. – Каким же образом, друг Элидж? – А вот подумай. Предположим, ты – человек, который не совершил преступления, что известно твоему личному роботу. Тебе не нужно предпринимать никаких действий. Твой робот скажет правду и подтвердит твои слова. С другой стороны, если ты – человек, который совершил преступление, тебе будет нужно, чтобы твой робот солгал. А это сопряжено с определенным риском: хотя робот в случае необходимости и солжет, стремление сказать правду останется достаточно сильным. Другими словами, правда оказывается намного надежнее лжи. Чтобы обезопасить себя, человек, совершивший преступление, скорее всего прямо прикажет роботу солгать. В результате Первый закон будет подкреплен Вторым законом, и, возможно, в значительной степени. – Это выглядит логичным, – заметил Р.Дэниил. – Предположим, мы имеем по одному роботу каждого типа. Один из них переключится с ничем не подкрепленной правды на ложь. И проделает это после некоторых колебаний без каких-либо неприятных последствий. Второй робот переключится от сильно подкрепленной лжи на правду, но при этом он рискует сжечь позитронные связи своего мозга и впасть в состояние полного отключения. – А поскольку Р.Престон впал в состояние полного отключения… – Значит, хозяин Р.Престона, доктор Гумбольдт, виновен в плагиате. Если вы передадите это капитану и рекомендуете ему немедленно переговорить с доктором Гумбольдтом, тот, возможно, во всем сознается. В таком случае, я надеюсь, вы мне немедленно об этом сообщите. – Непременно. Вы меня извините, друг Элидж? Я должен поговорить с капитаном без свидетелей. – Ну конечно. Пройдите в зал заседаний, он полностью экранирован. Р.Дэниил вышел, а Бейли обнаружил, что не в состоянии ничем заняться. Он волновался. Слишком многое зависело от правильности его анализа, а он остро чувствовал, как мало знает о психологии роботов. Р.Дэниил вернулся через полчаса, и эти полчаса, пожалуй, были самыми длинными в жизни Бейли. Разумеется, по невозмутимому лицу робота, несмотря на все его сходство с человеком, нельзя было ни о чем догадаться, и Бейли также постарался сохранить полную невозмутимость, когда спросил: – Ну так что же, Дэниил? – Все произошло, как вы сказали, друг Элидж. Доктор Гумбольдт признался. По его словам, он рассчитывал, что доктор Себбет отступит и позволит ему насладиться этим последним триумфом. Теперь дело улажено, и капитан просил передать вам, что он в восторге. И думаю, мне тоже зачтется, что я рекомендовал вас. – Вот и хорошо, – сказал Бейли, который теперь, когда все окончилось благополучно, вдруг почувствовал, что еле держится на ногах. – Но, черт побери, Дэниил, не впутывайте меня больше в такие истории, ладно? – Постараюсь, друг Элидж. Но, разумеется, дальнейшее будет зависеть от того, насколько важной окажется проблема, от вашего местонахождения в тот момент и от некоторых других факторов. Однако мне хотелось бы задать вам один вопрос… – Валяйте. – Разве нельзя было предположить, что переход от лжи к правде должен быть легким, а переход от правды ко лжи трудным? Это означало бы, что робот, полностью отключившийся, собирался вместо правды сказать ложь, а так как полностью отключился Р.Престон, то это означало бы, что виновен не доктор Гумбольдт, а доктор Себбет, не так ли? – Совершенно верно, Дэниил. Можно было бы рассуждать и таким образом, но правильным оказалось обратное предположение. Ведь Гумбольдт-то признался. Разве нет? – Да, конечно. Но раз оба эти построения были равно возможны, каким образом вы, друг Элидж, так быстро сделали свой выбор? Губы Бейли задергались. Он не выдержал и улыбнулся. |
