Петровка, 38
В знаменитом романе "Петровка, 38" сыщики уголовного розыска - полковник Садчиков, майор Костенко и старший лейтенант Росляков - расследуют дело об ограблении сберкассы. Поиски преступников приводят сыщиков в подмосковную деревню, где проживает некий тихий старичок, божий одуванчик… Юлиан Семенович Семенов
Петровка, 38
Интродукция
- Слышь, Сань, ты не думай, я умный. Я все под контролем держал. Точка в точку сойдется. Он тут ходит, Сань. Он старый, силы в нем нет, а пистолет - на боку. Иль сменщик его - тот молодой, Сань, но это ничего, он молодой, да глупый. А пистолет нам нужен. Безрукие мы, когда пистолета нет. Слышь, Сань, ты не трясися, не надо, я на риск не хожу, я всегда точно хожу, я все семь раз промеряю… Ты не трясися, не надо, Сань… - Я и не трясусь. - Кассу возьмем на разживу, я ее заметил, кассу-то. А потом у меня два адресочка есть. Профессор и музыкант. На всю жизнь обеспечимся, только ты, Сань, не трясися. Видишь, у меня рука холодная, это спокойный я, не боюсь, уверен я… - Помолчи, Прохор. - Да ты не тревожь себя, Сань. Ты думаешь, это страшно? Не-е, Сань. Человек как петух помирает, он в смерти тихий. Он ее с благостью принимает. Я знаю, я сам мертвым был. - Когда он пойдет? - Скоро, Сань. Скоро один из них пойдет. Вот держи кастет, он свинцовый, сразу валит, без звука. Ишь руки у тебя трясутся. Ты их погрей, руки-то, под мышки сунь, они свое тепло почуют, отойдут. Бить надо слабой рукой, она звереет, когда слабая-то. МИЛИЦИОНЕР КОПЫТОВ
Милиционер Копытов заступил на дежурство в двенадцать часов ночи. Он шел по уснувшей улице не спеша, мурлыча под нос старую тягучую песню. Он помнил ее с детских лет, когда бабка Фрося, вспухшая и громадная, как сундук, тянула эту песню, громыхая у плиты чугунными горшками. Копытов остановился и, прикрыв лицо от ветра, чиркнул спичкой. Закурил. Он затянулся и, остановившись под фонарем, посмотрел на часы. Вздохнул, потому что вспомнил Генку - своего средненького. Утром, запершись в уборной, курил, сукин сын, а ведь только двенадцать стукнуло. Копытов долго раздумывал, стоит ли говорить жене, но потом все же решил не говорить. Он решил сам потолковать с Генкой по душам и увел его из дому. Копытов сел на скамеечку и начал Генку уговаривать. Генка молчал и мрачно глядел себе под ноги. Копытов говорил и говорил, и чем дальше, тем ясней чувствовал, что говорит он совсем не то, что следовало бы. Когда-то на него очень сильное впечатление произвел доклад, который сделал у них в отделении старичок доктор. Особенно его поразило, когда доктор рассказывал, что никотином, если его собрать из одной пачки "Беломора", можно убить лошадь… И еще Копытову понравилось, когда старичок сказал, что лучше выпивать сто граммов водки перед обедом, чем курить хоть одну папиросу. "Генке этого не выложишь", - подумал Копытов. Он долго молчал, а потом сказал так: - Эх, Генк, Генк… Вот ты молодой, а куришь. Я хоть и старый, а ты меня все равно не догонишь, если побежим. - Догоню. - Не… - Догоню, пап, ты лучше не предлагай. Я в школе кросс первым пробегаю. Копытов рассердился и подумал: "Ишь, сопляк, а самоуверенный". - Я что сказал? - спросил он. - Или не слышишь? Беги! Генка поднялся и снова уставился в землю. - Давай до ворот! - сказал Копытов и побежал. Он слышал Генкины шаги у себя за спиной. Он бежал все скорей и скорей, но уже ясно понимал, что долго так не пробежит, потому что начал задыхаться. Он обернулся и увидел Генку совсем рядом. Тот бежал легко и, конечно, мог бы легко его обогнать. Копытов остановился и долго дышал носом, чтобы восстановить дыхание. Потом сказал: - Вот штука какая… А ты, понимаешь, спорил со мной. - Я не спорил. - Упрямый ты. - Я понарошку курю, пап… - Она как зараза. Сначала понарошку, а потом не вылезешь. А ведь двадцать копеек за пачку. Помножь ее на триста - вот тебе и велосипед к празднику купим. - А почему на триста? - Год получится, не понимаешь, что ль? Триста дней - год. Умножь на двадцать две копейки, если "Беломор" считать. - В году триста шестьдесят пять… - Ну, округлил я. - Округлил, а выйдет не мужской, а подростковый. - Так ты ж и есть подросток. - Я пока подросток, а зато на нем переключения передач нету. А без переключения - разве это машина? - Я тебе переключение сам устрою. - А сможешь? - Чего не смочь? Конечно, смогу. Генка вздохнул, а потом улыбнулся. - Пап, только это у нас как в сказке. Откуда мы с тобой по двадцать две наберем? Мамка ведь не будет нам специально на папиросы деньги давать. И потом - я не "Беломор", а "Дукат" все больше курю, а он всего семь копеек стоит. - Высеку я тебя, Генка, - сказал Копытов, - а то уж больно ты дерзкий. - Я не буду курить, пап, честное слово. - Еще мать узнает… Знаешь, что будет? - Знаю… - Женщины, они ведь, сынок, нервные. А если еще это дело… Копытов внезапно замолчал, потому что дальше он хотел говорить о водке, но вовремя спохватился, поняв, что с Генкой об этом говорить никак нельзя. - Какое дело? - спросил Генка. - Да так, к слову… - Про двести с прицепом, что ль? - засмеявшись, сказал Генка. - Ты все думаешь, я маленький, а я через три года на завод пойду… Копытов поздоровался с дворниками, которые сидели на скамеечке около дома номер семнадцать. - Здравствуйте, Кузьма Семеныч, - ответили дворники в один голос. - Все спокойно у вас? - Порядок. - Лешка из девятой не буянил? - Притих. - Мы ему в отделении сказали: еще раз напьешься - выселим из Москвы… - Не, пока не нажирался, - сказал дворник Хайрулин. - Парень хороший. На баяне играет, - сказал дворник Афонин. - Слышь, Афонин, - спросил Копытов, - а в нашем универмаге велосипеды подростковые есть? - Есть. - А взрослые? - Взрослых давно не завозили… - Но бывают в продаже-то или химичить надо? - Иногда бывают… - А сколько стоит, не знаешь? - Откуда я знаю, - ответил Афонин, - я свое откатал. - Ну ладно… Завтра узнаю. - Скоро к нам вернетесь? - А вот участок обойду… - Да посидите, Кузьма Семеныч… Покурим… - Вернусь - и покурим… Я недолго… Копытов шел вдоль темной аллеи. Он увидел согнутое молодое деревцо и начал рыться в карманах. Нашел кусок бечевки и подвязал деревцо к шесту, вбитому рядом. Он отошел еще с полкилометра и увидел на скамейке двух мужчин. Они сидели, низко опустив головы. Копытов подошел поближе и сказал: - Ребятки, домой пора. Поздно. Мужчина, что постарше, замотал головой и замычал что-то невнятное. Второй икнул и улыбнулся Копытову странной, мертвой улыбочкой. Копытов заметил, что лицо его бледно и покрыто испариной. - И чего напились? - спросил Копытов. - Где живете? Пошли, помогу дойти хоть… Вот ведь нажрались-то, а… Второй поднялся и стал раскачиваться с носка на пятку. Копытов взял его под руку. Удивился, потому что от человека совсем не пахло водкой. - Или ты больной? - спросил Копытов. - Никак больной? - Б-больной. Копытов обернулся, чтобы спросить того, что помоложе, по ничего не успел спросить, потому что страшной силы удар обрушился на него, смял и бросил на землю. Падая, он увидел Генку, который ехал на взрослом велосипеде, жену и бабку Фросю. Она пела песню и возилась с тестом. А потом все исчезло, стало лишним и безразличным ему - отныне и навсегда.
- Пусть шофер включит прожектор, - сказал оперуполномоченный МУРа Росляков. Яркий свет прожектора резанул ночь легко, словно острый нож кусок черного хлеба. Ночь раскололась надвое, и все увидели мертвого Копытова. Он лежал, сжавшись в комочек, щупленький старый человек с большими руками крестьянина. Его руки словно жили еще. Они обнимали землю, сквозь которую пробивалась первая зелень, казавшаяся синей в белом свете прожектора. Росляков долго и внимательно рассматривал голову милиционера, пробитую у виска чем-то тяжелым. - Вы еще будете долго работать? - спросил он эксперта. - Право, не знаю. Он очень плохо лежит. Где фотограф, товарищи? - Тогда вы работайте, а я поговорю с людьми. Дворники ничего путного рассказать не могли, потому что, кроме самого Копытова, никого не видели, голосов не слышали, и вообще ничего такого, на что следовало бы обратить внимание, сегодня не случалось. - Он все смеялся: "Велосипед куплю", - сказал дворник Афонин. - Он тут у вас ни с кем не ссорился? - Да, господи, он же человек мягкий. - Был, - поправил дворник Хайрулин, - был человек… Проводник собаки Еремушкин, вернувшись, сказал, что след оборвался в километре отсюда, около, стоянки такси. - Там машин нет? - Пусто. Оперативник из отделения, ходивший вместе с Еремушкиным, сказал: - Проходящая машина была, тормозной след посредине улицы оборван. - Вы замерили? - Да. И ширину и длину. - Позвоните к дежурному, пусть сообщит в ОРУД. - Хорошо… После этого Росляков начал осторожно - метр за метром - осматривать землю вокруг убитого милиционера. Прежде чем сделать шаг, он внимательно обследовал то место, куда надо будет поставить ногу. Он помнил, как однажды комиссар сказал ему: - Знаете, у кого надо учиться осторожности? У слепых. Они, пока место, куда надо ступать, не ощупают, ногой не шевельнут. Росляков запомнил это и потом много раз убеждался в точности комиссаровских слов. Он сделал еще несколько шагов я сказал эксперту: - Тут есть след. - Сейчас. Росляков осторожно подобрал окурок "Казбека" и в метре от окурка увидел окровавленную перчатку. - Товарищ лейтенант, - окликнул его эксперт, - у Копытова пистолет срезан. Прямо с кобурой. Видно, за оружием охотились. …Последовавшие за этим убийством события подтвердили предположение эксперта. В Москве начала орудовать банда вооруженных грабителей. Через неделю утром комиссар вызвал к себе начальников двух ведущих отделов и спросил: - Чем сейчас занимаются Костенко, Росляков и Садчиков? Снимите их со всех дел. Будем создавать специальную группу. Вызывайте сотрудников ко мне на совещание… ПЕРВЫЕ СУТКИ
Специальная группа
- "8 мая 1962 года в 12.20 двое неизвестных в темных очках зашли в помещение скупки № 1678 по Средне-Самсоньевскому переулку и, угрожая пистолетом и ножами, забрали у работников скупки 384 рубля. Пригрозив, преступники потребовали не выходить из скупки в течение десяти минут после того, как закроется дверь. Работники скупки слышали, как заработал автомобильный мотор, но, когда они вышли, переулок был пуст". "12 мая 1962 года в 17.45 двое преступников в темных очках вошли в домовую лавку по Холодному переулку, дом № 10/9, заперли дверь, перерезали телефон и, угрожая оружием, потребовали выдачи денег. Забрав дневную выручку в количестве 272 рублей, преступники скрылись в неизвестном направлении". "16 мая 1962 года трое неизвестных зашли в приходную кассу № 765/941 по Большому Васильевскому переулку, дом № 17, заперли дверь, перерезали телефон и, угрожая пистолетом, потребовали у работников кассы всю дневную выручку. Контролер Быкова А. В. вступила в пререкания с преступниками. Воспользовавшись этим, кассир Ямщикова И. Б. нажала сигнальную кнопку. У входа раздался звонок. Преступник выстрелил в Ямщикову И. Б., но промахнулся. Преступники скрылись".
Комиссар кончил читать, несколько раз чиркнул зажигалкой, посмотрел на длинный язык пламени, осторожно дунул на него и закончил: - Таким образом, все эти три ограбления совершены, бесспорно, одной бандой. Мне кажется, что цепочка эта организовалась после убийства Копытова. Так мне кажется… Выделяю специальную оперативную группу. Прошу Костенко и Рослякова задержаться, остальные свободны. Садчиков будет руководителем, так что вызывайте его из отпуска. Кассир Ямщикова все время терла щеки, будто они у нее замерзли. Она говорила медленно, спотыкаясь, и, когда начинала новое слово, ноздри у нее раздувались и лоб стягивали морщины. - Я сегодня с утра стала разбирать вчерашние документы, после того случая. Думала, все ли на месте. И вот нашла… Она протянула Костенко расчетную книжку по уплате за коммунальные услуги. На первой желтой страничке было написано: "Самсонов Алексей Алексеевич. Улица Льва Толстого, дом 64, квартира 249". Костенко записал фамилию и адрес на листок бумаги и пошел к телефону. - Самсонов, - сказал он дежурному. - Да нет же, лучше я по буквам… Семен, Анна, Михаил… Самсонов. Немедленно наведите справку. Мы сейчас вернемся, так что поторопитесь. Папа с мамой
Костенко даже не успел подняться к себе - дежурный сказал, что комиссар просит немедленно зайти к нему. Костенко вошел в кабинет. - Знакомьтесь, - сказал комиссар, - это товарищ Самсонов Алексей Алексеевич. Самсонов поднялся со стула. Лицо его было опухшим в очень бледным. - Здравствуйте, - сказал Костенко. - Вот знаете ли, сын у Самсонова пропал. Ленька. Семнадцать лет парню. Домой не вернулся, папаша переживает. Самсонов спросил: - У вас курить можно? - Чего ж нельзя, можно. Женщин нет. - Благодарю. - Благодарить будете, когда сын отыщется. - Я не спал всю ночь. - Еще бы! Костенко, свяжитесь с бюро несчастных случаев. - Уже… - Ну? - Там ничего. - Вы фотографии сына принесли? - спросил комиссар. - Да. Самсонов положил на стол десяток фотографий Леньки. Комиссар долго рассматривал парня, а потом спросил: - Сами снимаете? - Жена. Я только проявлял. - Проявитель готовый берете или дома составляете? - Нет, сам составляю… Вместе с Ленькой. - Семейная артель? Самсонов махнул рукой. - Семейная канитель, - сказал он, - какая тут, к черту, артель! - Пленка хорошая. Где покупали? - Это немецкая. - Мелкозернистая? - Да. - А я, знаете ли, в воскресенье все магазины обошел - чувствительность сорок пять, и только. - Вы с блицем попробуйте снимать. - Какой же портрет с блицем? Это только встречи на аэродроме с блицем снимают. Ну-ка, Костенко, возьмите фото и сделайте копии. Позвоните, покажите, может, кто узнает. Костенко сразу же позвонил к Ямщиковой, вызвал машину и поехал в приходную кассу. Он положил перед ней на столе несколько фотографий мужчин и подростков. Среди них была карточка Леньки Самсонова. Костенко положил ее с краю, прикрыв уголком другого фото так, чтобы она не бросалась в глаза. Ямщикова увидела Ленькино лицо, побледнела и сказала тихо: - Мальчик стоял у двери. - Это точно? - Абсолютно. Я не думала, что он такой молоденький. Они все тогда казались мне взрослыми. - Стрелял не он? - Нет, другой, в очках. - А этот так и стоял у двери? - Нет, кажется, тот, что был в очках, сказал ему: "Стань к окну". А там стол. А на столе я потом нашла расчетную книжку. Погодите, погодите, у него еще в руках была большая книга. Совершенно верно, большая такая, в красном переплете. Это сейчас все вспоминается, вчера я вообще не могла в себя прийти. - Понятно. А как книжка называлась, не помните? - По темно-красному фону - черные слова, а я близорукая, название не разобрала. Потом Костенко разложил фотографии перед контролером Быковой, и она тоже сразу, без колебаний опознала Леньку Самсонова. - Он, ирод проклятый, - сказала женщина, - гадюка такая… - Думаете, ирод? - переспросил Костенко и улыбнулся. - Ему всего семнадцать… Прямо из кассы Костенко позвонил к комиссару и сказал: - Он. | 
