- О какой всемирной общности может идти речь, если английский рабочий получает в двенадцать раз больше русского! Вашими методами постепенности Россию с мертвой точки не сдвинешь. Вас засосет та же бюрократия, которую вы так бранили раньше. - Мы ограничим права бюрократии. Это в наших силах. - Кирилл, мы не сговоримся с вами. - Значит, раньше, когда бежали из Сибири, могли сговариваться, а сейчас, когда набираете силу, не сможем? - Силу набираем не только мы - вы тоже. В этом - суть. Происходит поляризация сил, Кирилл, и это - логично, это развитие, против этого мы с вами бессильны. - Не делайте из прогресса фетиша, Феликс. Прогресс идет постольку, поскольку в его поступательность вкладывают старание все люди. - Верно. Но за это старание вы получаете сто тысяч рублей в месяц, а рабочий - двадцать пять. До начала операции оставалось полтора часа. "Я должен уйти, - подумал Дзержинский. - Мне надо быть очень спокойным на Тамке. А я начинаю сердиться. Лучше доспорить потом. А доспорить придется, иначе это нечестно будет. Николаев прав: когда было плохо - говорил, а сейчас - небрежение к доводам". - Вы торопитесь? - спросил Николаев. - Я сказал Джону, чтобы он накрыл стол к шести. - К восьми. А еще лучше к девяти. - У вас в шесть "аппойнтмент"? Дзержинский вдруг рассмеялся - напряжение сразу снялось. - "Аппойнтмент", - повторил он, - да, действительно, встреча, только - в отличие от американского "аппойнтмента" - заранее не обговоренная… Как Джон Иванович? - А что ему? Ему лучше, чем нам с вами. Американец… Он, между прочим, заражен вашими идеями… Я, знаете, глядя на него, американских философов вспоминаю. Они - занятны. Они верно утверждают, что если два человека придерживаются различных, во внешнем выражении, убеждений, но согласны на их основе действовать одинаковым образом, то нет никакой практически разницы в их позициях. Неужели мы с вами не можем так же, на основе переговоров, на основе эволюции, жить вместе, дружно жить? - Это вы Пирса цитировали? Коли вы о нем, Кирилл, то не получится у нас вместе. Изначально не получится. Он интересен, Пирс, слов нет, не до конца еще проанализирован. "Человек - узелок привычек" - это занятно. Я помню Пирса, я в тюрьме его конспектировал, правда, во французском переводе. Он занятен, спору нет, особенно главное в нем: человеческое состояние определяется сомнением и верой; единственный мост между этими первоосновами - мышление. По Пирсу, мышление необходимо лишь для того, чтобы переступить грань сомнения и очутиться в области веры, открывающей путь к действию. В Америке его постулатами можно объединить группу организаторов, но ведь у них они есть, а у нас - нет! У нас организатор - значит владелец, у них - тот, кто отлаживает улучшение производства паровозов. Это новое в мире капитала, это пока у них только. И потом Пирсова формулировка истины, как всеобщего принудительного верования - не может быть принята нами, казарменно это, при внешнем демократизме подводов читателя к такому заключению. Не пройдет у нас Пирс, дорогой Кирилл, не ставьте на него. Хочу задать вам вопрос. Важный. Можно? - Все можно, - ответил Николаев, чувствуя усталость - Дзержинский своей холодной логикой вел за собою, и не было сил отбросить его доводы, доказательно их разбить или - что более всего Николаев любил - высмеять. - Вы сказали вашим коллегам по Московскому комитету, что помогали нам деньгами? - Нет. Какое это имеет значение? - удивился Николаев. - Огромное. Вас заподозрят в неискренности. Скажите. - Скажу, - задумчиво согласился Николаев. - Второе. Это уже нас касается - так что вольны не отвечать. Будете просить у правительства помощи против бастующих? - Если миром не договоримся - придется. - Разрешите стрелять в рабочих? - Нет. - Так не бывает. Если солдаты вызваны, они должны "навести порядок". Рабочие не пустят их на фабрику миром. На фабрику можно будет войти только после обстрела. - Значит, миром не хотите? - Хотим. - Ну и давайте, Феликс! Я ж за этим приехал! Выборы в думу на носу! - Сколько ваших может пройти в думу? - Человек сто - убежден. Дзержинский поднялся. - А наших? - спросил он. - Десять? Сто - от десяти тысяч и десять от ста миллионов? Хотим миром, Кирилл, - повторил он. - Но разве ж это мир? … Не доходя двух кварталов до Тамки, Дзержинский встретил Пилипченко - он был определен инструктором по обращению с оружием. - Все в сборе? - тихо спросил Дзержинский. - Да, товарищ Юзеф. Вот ваш наган и две бомбы. Кольцо знаете как срывать? - Знаю. Только мне бомбы не нужны, - Дзержинский неумело сунул наган в карман пальто. - Сколько "архангелов" пришло? - Девяносто семь человек насчитали. Яцек с Вацлавом были у них, под дворников нарядились, с бляхами. - Ну и что? - Речи говорят. - Пьяных много? - Все пьяные. Коли страх, так чем его затушить, как не водкой? - Хорошо вооружены? - Наганы и кастеты. - Бомбы есть? - Есть. Но они их боятся. Они больше привычные кастетами бить. - Уншлихт с третьей дружиной? - Да. Ганецкий - со второй, Красный - в резерве, с ним еще десять человек. - Передашь Уншлихту и Ганецкому - когда я открою калитку особняка и выстрелю - пусть сразу же врываются следом за мной. - Ганецкий не велел пускать. Он мне велел охранять вас. - А командовать мною он вам не велел? - Это - нет. - Ну и ладно. Идите. Пилипченко повернулся по-солдатски, через левое плечо, но Дзержинский остановил его смущенно: - Ну-ка, покажите мне, как с этим проклятым наганом обращаться? - Значит, так, - ответил Пилипченко, - берешь боевое оружие в правую руку, оттягиваешь большим пальцем курок, проверяешь усики захлопа барабана - вот эти, видишь? Все. Теперь оружие готово к бою. Варшава - Краков - Берлин - Москва 1976 г.
www.profismart.org | 
