Товарищи по палатке Семёнов Юлиан Семёнович Товарищи по палатке
Прораб и Светлана
- Не пройти там, прораб! - Нужно! - Сопка вплотную к воде подходит! - Нужно! - Кедры в пять обхватов! - Нужно! Бульдозерист Жора Серегин тяжело облокотился на свежеструганый пихтовый стол и посмотрел поверх головы прораба в маленькое окошко, натертое солью, чтобы не замерзало. Прораб хотел даже из своей клетушки видеть, что происходило на строительной площадке. Жора достал кисет и спросил: - Бумага есть? Прораб подвинул ему газетный лист. Серегин свернул козью ножку, закурил. Хмыкнул под нос и сказал: - Упрямый ты, Виталь Николаич! Прораб ответил ему улыбкой. - Человек - что вареное яйцо. Всмятку сварен - чуть наклони, растечется. Вкрутую - хоть юлой юли, целым останется. Так? - Так! - Сегодня пробьешь дорогу? - Не знаю. Там камень да лед. - А ты не торопясь. Я тебе десять часов даю. - Не знаю, - снова повторил Серегин. - Ну, будь здоров! Бульдозерист ушел. Прораб посмотрел в окно. Путеукладчик, размахивая своей стальной шеей, осторожно опускал на мерзлую насыпь заиндевевшие на морозе рельсы. Зазвонил телефон. Прораб снял трубку и спросил коротко: -Ну? Звонили из города, из управления строительством железной дороги. - Лесосеку найди хоть из-под земли! - Лес гнилой. - Нужно! - Снег рыхлый, к хорошему лесу на бульдозерах не пробьешься. - Нужно! - Людей мало, все на укладке пути! Линия была забита шумами, и прорабу приходилось орать, чтобы его услыхали в городе. - Нужно! Точка! Выполняй! Над тайгой рождалось утро. Прораб стал на лыжи и пошел в тайгу. Лыжня петляла вдоль по выемке, потом поднималась на Томь и здесь около проруби исчезала. - Здоров, прораб! - закричал Андрей Васильевич, лесничий. Он шел наперерез, через реку. - Здоров, ель да палка! - Что свет вчера пережгли? - Ну... - Техники тоже мне! - Вы сами виноваты. Провели свет, а вы давай плитки жечь. Совесть-то в людях есть? - Какая в людях совесть! - засмеялся лесничий и спросил: - Ружье-то зачем взял? - А медведь? - Стрелять умеешь? - Кидай шапку. - Так и дурак сумеет! А ты в шапку на голове попади. - Что я тебе, Уленшпигель, что ли? - У того другая фамилия, кто шапку на голове простреливал, - подумав, ответил лесничий и спросил: - Библиотеку скоро построишь? - Тебя все равно не пущу. Махрой продымишь. - Гордый стал, как из палатки в дом переехал! Махры испугался? Лесничий засмеялся, но прораб уже не слыхал, что тот говорил. Подул ветер и залепил уши мокрым холодом. Начинался буран. Прораб посмотрел на восток, раздумывая, стоит ли идти. Покачал головой и пошел. Небо, только полчаса как ставшее светлым, снова потемнело, пригнулось к земле. Прораб торопился подняться на сопку до того, как буран разыграется по-настоящему. Он обернулся и посмотрел на поселок: ничего не было видно, все потонуло в снежной пелене. Прораб уходил все выше в сопки. И чем дальше уходил он, тем тише становился ветер, но небо и здесь было низкое и нахмуренное. Только к полудню прораб нашел хорошую лесосеку, расположенную на пологом склоне сопки, километрах в десяти от поселка. Здесь он решил отдохнуть. Развел костер, обогрел руки, достал из кармана колбасу и, нанизав ее на прутик, сунул в огонь. Потом разломил кусок мерзлого хлеба и начал обедать, перебрасывая шипящую, обуглившуюся колбаску с руки на руку. Костер уходил все глубже в снег, словно ведро в колодец. Буран стихал, небо светлело. Прораб закидал костер снегом и через час был у себя в комнате. Его ждали. - Как быть с насыпью, прораб? Экскаваторщик Антон Силин говорит, что около Синего лога грунт топкий, летом развезет, рельсы смоет. - Он что, сквозь землю видит? - Кто его знает! У него глаз соболий, с искрой. Прораб усмехнулся: - Тогда пошли! Он вернулся от экскаваторщиков, когда начинало темнеть. В комнате было жарко натоплено. Ветер швырял в окна пригоршни снега, и слышалось, как за стеклом будто кто-то водил горячим утюгом по мокрой тряпке. Прораб усмехнулся, подумав о том, как давно он не гладил своих брюк. На коленях они вспузырились, словно у старика. Прораб потрогал колени, усмехнулся и включил свет. Рядом со столом на раскладушке сидела Светлана. Прораб закрыл глаза, испугавшись. Он подумал, что это галлюцинация. Ведь Светлана далеко отсюда, в городе! Так зачем же кто-то похожий на нее сидит на его неубранной раскладушке? Зачем женщина в таежном поселке, где живут пока что сорок мужчин и никто больше? Прораб спросил: - Ну? Светлана поднялась и сказала тихо: - Здравствуй, Виталий! Прораб засмеялся и поднял ее на руки. Светлана пахла хвоей; волосы у нее были пушистые, как ветви лиственницы. Обнимая его голову, она шептала: - Виталька, Виталька, вот счастье-то!.. Хлопнула дверь. На пороге стоял Федька - взрывник из восьмой палатки. Он смотрел на прораба вытаращенными глазами и пятился назад. - Заходи! - остановил его прораб и осторожно посадил девушку на раскладушку. - Заходи, чего там... - Да нет уж, - ответил Федька, скривив губы, - я лучше пойду. Прораб нахмурился: - В чем дело? - Да ничего, - ответил Федька, исподлобья рассматривая девушку. - Ну! - сердито прикрикнул прораб. - Там Леха с Киева снова в очко с пацанами играет. Да вы занимайтесь... Прораб вышел вместе с Федькой. Светлана крикнула вдогонку: - Виталий! Прораб досадливо махнул рукой и ничего не ответил. "Леха с Киева" играл в очко. На столике, сделанном из перевернутого ящика, лежали три пары часов и десять рублей денег. Вместе с прорабом в палатку ворвался ветер. Несколько рублей упало на пол. Леха стремительно поднялся, сгреб рукой банк и стал спиной к столу. - Сволочь! - сказал прораб. - Ты зря серчаешь, начальник! - улыбнулся Леха. - К тебе приехала женщина. А нам оставь карты. - Сволочь! -повторил прораб. - Ты у меня вчера в ногах валялся, слово дал, что карт больше не будет! - Но ведь тогда в поселке не было женщин... Прораб взял со стола карты и швырнул их в печку. Леха бросился к печке. Прораб загремел: - Стоп! Вздрогнув, Леха остановился. Ребята сидели, опустив головы, и молчали. Их командир и товарищ, который столько раз выручал из беды, который отдал Власу собачьи варежки, а Жорке Серегину - унты, сейчас стоял против Лехи бледный, выбритый до синевы, в старых, вспузырившихся на коленях брюках. Пальцы у него сжались в кулаки, а глаза сузились, скрыв ярость. - Кто проиграл часы? - Я, - ответил Босьян, мальчишка из Еревана. - Отдай часы! - приказал прораб. Леха шмыгнул носом и отдал часы. - Виталь Николаич, - сказал медлительный, добродушный Влас, - не будет карт. Слово. Идите к жинке. - Конечно, идите. И привет от восьмой палатки передайте, коллективный! - улыбнулся Федька Кольцов, взрывник. Прораб повернулся и вышел. Когда прораб вернулся, Светлана поднялась ему навстречу, обняла и притянула к себе. У нее были сильные руки и волосы пахли хвоей. - Ты уедешь сегодня же, - сказал прораб и нахмурился. - Почему? - удивленно спросила девушка и засмеялась. - Потому что не должно быть хорошо прорабу, когда его рабочие живут в палатках и умываются снегом. Ты понимаешь? Светлана отошла к окну. Путеукладчик осторожно укладывал рельсы на стылую землю. Прожекторы резали синюю ночь. - Ты понимаешь меня? - тихо переспросил прораб. Светлана молчала. Прораб свел брови в одну линию. - Ну? - Я шла к тебе три дня, - ответила Светлана. Она подошла к раскладушке и села на самый краешек. Прораб стоял перед девушкой. Светлана низко опустила голову. Прораб видел чудесные пушистые волосы, чуть оттопыренные розовые уши и маленькие руки, сложенные на коленях. 'Руки у Светланы были красные, обветренные. - Что же ты молчишь? - крикнул прораб. - Ответь мне! Он взял девушку за плечи и, прижав к себе ее послушное тело, замер. Светлана заплакала, обняла его за шею и сказала: - Я понимаю, Виталик! Я все понимаю! Я уйду! Прораб вздохнул и подошел к телефону. Снял трубку и спросил дежурного по участку: - Серегин вернулся? - Нет еще. - Когда вернется, пусть идет ко мне! Светлана спросила: - Когда он придет? - Не знаю. Может быть, часа через два. - Ты будешь занят? - Нет. Я буду с тобой. Девушка взяла его большую руку в свои и поцеловала. Прораб растерянно улыбнулся. Спросил: - Ты хочешь чаю? - Нет. - А то я заварю... - Не надо. Она посмотрела на него. Сверху лицо Светланы показалось прорабу до того юным и беззащитным, что он вдруг подумал: "Я не имею права отсылать ее! Она должна остаться со мной! Ведь ребята не против..." Но девушка, словно угадав его мысли, сказала: - Не волнуйся, Виталька. Я уеду. Иди сюда... И прораб сел рядом с ней на узкую железную раскладушку, которую он не оправлял уже третий день. - Я люблю тебя, - сказал прораб и зажмурился. ...Серегин пришел через час. - Возьмешь с собой девушку, - сказал прораб, - отвезешь ее на Каныш. Там ходят машины до Сорбы! А оттуда - рабочий поезд. - Сейчас десять. - Так нужно! - Может быть, завтра? - Нет, сегодня! Светлана завязала платок тугим узлом, поцеловала прораба и пошла следом за бульдозеристом. Прораб сел к столу. Около телефона на листке бумаги лежала просушенная махорка. Прораб подвинул к себе бумагу и прочел расплывшиеся чернильные строки: Сядь со мною рядом, Рассказать мне надо, Не скрывая, не тая, Что я люблю тебя. Прорабу всего двадцать пять лет, а Светлану он любит уже три года. - Виталий Николаевич, генератор надо ставить! -просит его дежурный электрик. - Без вас не управился. - Виталий Николаевич, зайдите генплан посмотреть! - звонят строители. - Прораб, людей на укладке мало! -ругаются в трубку укладчики. Теперь, как только Светлана ушла, телефон звонит беспрерывно. "Раньше не хотели беспокоить", - догадывается прораб, и нежная улыбка трогает его лицо. "Хорошие вы мои друзья!" - думает он и поднимается из-за стола, осторожно задвинув под телефонный аппарат листок со стихами. - Позови Леху с Киева из восьмой палатки, - говорит он дежурному электрику. - Пусть со мной идет, помогать будет. - Хорошо. - Иди, я догоню тебя! - Хорошо, Виталь Николаич. Прораб выходит на улицу. Мороз крепчает. Высоко в небе стынет луна, окруженная радужным красно-желтым сиянием. "Техника - молодёжи"
Прораб кончил пить чай, достал лист бумаги и начал писать стихи. Строчки у него получались корявые: Сопки, горы, Пихты-дозоры, Снег. Ветер пургою, Идем мы с тобою В снег. Тайга, река, Сильна, велика, А кругом лишь один снег. Крикни: "А-эй!" Выстрелом бей. Эхо? Нет эха Снег. Прораб рассердился и перечеркнул написанное. Взял со стола книгу "Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви" и стал читать, шевеля губами, чтобы не пропустить ни слова. Особенно понравившиеся места прораб перечитывал и удивленно качал головой. Часов около двенадцати в дверь постучались. Прораб крикнул: - Ну! Никто не вошел, но стук повторился. Прораб понял, что пришел нездешний. Свои привыкли к его экономному словечку, имевшему массу смыслов и оттенков. Сердился ли прораб, просто выражал нетерпение или радовался все можно было понять по одному этому слову. - Входи! Дверь отворилась. На пороге стоял человек в меховом полушубке и в пыжиковой шапке, надвинутой на глаза. - Можно? - Ну? Человек растерялся. Затоптался на месте, расстегивая и снова застегивая полушубок. - Раздевайтесь же!.. - Спасибо! - Замерзли? - Есть малость. Прораб поставил на конфорку кастрюлю с водой и подбросил в печку сухих дров. Мужчина снял полушубок, шапку, и прораб увидел седого голубоглазого человека со шрамом через все лицо. - Флеров Александр Иваныч, мастер по холодильным установкам, представился человек и показал прорабу паспорт. - Зимин, - пожал ему руку прораб, - Виталий Николаевич. Присаживайтесь. Чаем угощу. Прораб перенес кастрюлю на стол и разлил кипяток в стаканы. Флеров зажал горячее стекло в белых пальцах. В тепле его лицо делалось все более красным - от висков к носу. - Я к вам на работу, - сказал Флеров, - еле пробрался. Метет здорово. - А у меня холодильников пока нет, - пошутил прораб, - холода и так хватает! - Ничего. Я ведь электрик. Но не во мне дело. Я с сыном пришел. - А где он, сын-то? Флеров ответил: - Я его в палатку завел. В крайнюю. Прораб поморщился: он не любил самоуправства. - Вы не сердитесь, - попросил Флеров. - Я вам все расскажу, так вы поймете... И он стал быстро глотать кипяток, обжигаясь и хмуря широкие брови. - Я, видите ли, женился... Прораб хмыкнул и почесал лоб. Флеров быстро взглянул на него и нахмурился еще больше. - А у нее сын был тринадцатилетний. Нет, вру, ему тогда четырнадцать было. Я Анну знал давно, но все эти годы по стройкам ездил, не до женитьбы было. Женись я на Аннушке восемь лет назад, все, может, иначе было бы. Словом, когда я приехал в Новосибирск к жене и приемному сыну, парень интересовался только одним - голубями. Флеров отодвинул стакан, задумался, прислушиваясь к тому, как огонь ломал в печке дрова. - Вижу я этих самых голубей, знаю, чем это кончиться может, если во дворе ими, голубятниками-то, здоровенный рыжий детина - Шурик по имени, Рыба по кличке - заправляет. Пошел я к себе в цехком, упал перед культмассовой секторшей на колени и вымолил подписку на "Технику молодежи". Для меня лучше этого журнала ничего на свете нет. Стал я Пашке - сына Пашкой зовут, - пояснил Флеров, - стал я ему про межпланетные путешествия читать. А он головой качает, сквозь меня смотрит, а думает о своем. Начал я его тогда на столярное дело приманивать, новую голубятню самому делать. Нет, не забрало парня! Ладно. Человек - что дверь: каждому свой ключ нужен. Попробовал я Пашку приучить кроссворды решать. Для меня это радость - кроссворд решить. Нет, не тронули эти умственные загадки Пашку. Пошли мы с ним тогда в воскресный день в магазин. Идем. Он от меня чуть в сторонке, снизу вверх глядит. "Дядя Шура, - спрашивает, - а вы на войне были?" "Нет, - говорю, - не был". "А наш папка офицером был, с орденами!.." Я молчу, не знаю, что ответить. Ладно. Купил я парню набор "Юный химик". Вот тогда-то он обрадовался, глаза разгорелись, чуть на месте не запрыгал. Дома он и так и сяк вертел, все пробирочки тряпьем переложил, чтоб не побились. А назавтра сник, забился в угол, там и просидел весь вечер волчонком. Спрашиваю его, где набор, хотел ему разные фокусы показать, а набора-то и нет. Уж потом я только узнал, что он этому Шурику Рыбе набор отдал в счет долгов своих голубиных. Набор дорогой был, чуть не десять рублей. Ладно. Смотрю я со стороны за парнем, табель его листаю там пятерки да четверки. Пошел в школу, а мне говорят, что он уже месяц, как носу не кажет. Вернулся я домой, снял с себя ремень. "Гад ты, - говорю, - самый последний! Барином растешь?" А он кулаки сжал, белый весь сделался и отвечает: "Попробуйте ударьте! Попробуйте! Мой отец на фронте погиб, а вы мне никто! Жилец вы у нас!" И так меня эти слова по сердцу хлестанули, что ушел я из дому, даже с женой не попрощавшись. |