Семенов Юлиан - Утро рождается ночью.

    Ю.Семенов

    Утро рождается ночью

    1

    Сизов вышел из кубрика, когда услыхал громыханье тяжелых кованых сапог на палубе.

    "Сейчас будут швартоваться, - подумал он, - значит приехали".

    Сизов поднялся по крутым ступенькам и, взявшись рукой за медный массивный замок, остановился передохнуть. Голова кружилась, в глазах стояли синие круги, а сердце билось где-то в горле. "Восемь ступенек мне не под силу", - подумал Сизов и сделал несколько резких, сильных выдохов.

    Распахнув дверь, он вышел на палубу и упал поскользнувшись: вся площадка перед выходом из кубрика была во льду.

    Моторист катера помог Сизову подняться и, смущенно бормоча что-то о холодных штормах, начал чистить рукавом бушлата серое пальто Сизова.

    - Простите, пожалуйста, товарищ директор, - сказал он, - соли нет, посыпать палубу нечем. Два рейса сплаваем - вот вам и ледок.

    - Я понимаю...

    Каждый раз, возвращаясь из поездок домой, на остров, Сизов несказанно радовался.

    Он радовался тому, что воздух здесь прозрачный и ломкий; он радовался тому, что здесь цветут лотосы, что здесь в зарослях молодого дубняка вольно гуляют олени; он радовался необозримости морской глади, злым крикам бакланов, он радовался тому миру, в котором вырос и который любил больше всего на белом свете.

    Наблюдая за тем, как швартовался катер, Сизов думал: "Домой всегда возвращаются с полными ведрами". Он подумал так, потому что видел, как две женщины шли с полными ведрами - от колодца к своим домам, стоявшим около берега.

    Сизов возвращался из Москвы поездом. И все девять дней он считал, сколько ему попадется женщин с полными ведрами - на счастье. И, только подъезжая к Владивостоку, понял, что гадать на счастье из окна вагона нельзя. Все зависело от того, в каком месте в поселках и деревнях, проносившихся за окнами вагона, вырыты колодцы. И те люди с полными ведрами, которые встречаются ему на пути в Москву, никак не могли сулить счастье, потому что на обратном пути, во Владивосток, все они шли за водой: с ведрами пустыми.

    - Ерунда какая, - подумал Сизов вслух и улыбнулся. Землистое, одутловатое лицо его стало беспомощным. Сизов не умел улыбаться, он привык радоваться без улыбки.

    Ему казалось, что олени не любят, когда человек улыбается или - еще хуже - смеется. Олени серьезны; они любят, когда человек так же серьезен, как и они.

    Если пантачей приманивать на соль и улыбаться им при этом, они будут бояться и не подойдут близко к человеку. Они пугливы и любят единообразие - в природе и в человеке. А улыбка ежесекундно меняет выражение лица, улыбка щурит глаза и открывает зубы. Животное боится, когда у человека сощурены глаза и открыты зубы...

    2

    У дебаркадера Сизова ждал его заместитель Белов и шофер Коростылев.

    - Здравствуйте, Кирилл Семенович, - сказал Белов, - с приездом вас и с академиком...

    - Спасибо, - ответил Сизов и крепко пожал девичью, тонкую руку Белова.

    - С возвращеньицем, - пробасил вечно недовольный шофер Коростылев и понес чемодан Сизова к машине.

    - Спасибо.

    - Как прошли доклады? - спросил Белов.

    - Неплохо...

    - А кто внес предложение?

    - Какое?

    - Чтобы избрать вас академиком.

    Сизов поморщился и, почесав переносье, сказал:

    - Не помню, право. Группа товарищей, как говорится...

    Белов быстро взглянул на него и спросил:

    - Вам нездоровится?

    - Нет, ерунда...

    - Вид у вас, скажем прямо...

    - Плохой?

    - Да уж не цветущий.

    - Послушайте, - сказал Сизов, - а как в этом году лотосы?

    - Как обычно, - ответил Белов, - цвели. Позавчера на озере лотосов замерз лебедь.

    - Какой?

    - Перелетный. Сел в полынью ночью, крыльями размахнулся с усталости, а ночью мороз. Вода на крыльях смерзлась. Утром он не смог взлететь. Я велел застрелить его, потому что он кричал.

    - А подобраться к нему нельзя было?

    - Людям - нет. А лиса наверняка подобралась бы.

    - Но сегодня же тепло...

    - Кто мог знать? Позавчера был мороз. Белов пошел к машине. Спрятав свои тонкие, девичьи руки в карманы, он сказал:

    - Я велел передать его в школу. Там из него сделают чучело.

    Сизов спросил:

    - Из лебедя?

    -Да.

    ~ Знаете, - сказал Сизов, - пусть шофер уезжает. А я пройдусь.

    - Вы плохо выглядите...

    - Ничего, - ответил Сизов, - все-таки я не был здесь четыре месяца.

    - Коростылев! - крикнул Белов. - Езжай один! Мы пройдемся с Кириллом Семенычем.

    - Нет, - попросил Сизов, - вы уж не гневайтесь, Иван Павлович, драгоценный, я один хочу пройтись.

    Белов пожал плечами и сказал:

    - Как вам будет угодно.

    - Не сердитесь, дружище, - сказал Сизов, - пожалуйста, не сердитесь.

    Белов ничего не ответил и, открыв дверцу машины, повалился на мягкое полосатое сиденье. Через несколько минут машина скрылась за поворотом. Катерок, злобно пофыркав, отвалился от дебаркадера и ушел на материк - к следующему поезду. И Сизов остался один.

    3

    Сизов шел по дороге, часто останавливаясь. Дышать было тяжело, и он широко разводил руки, а когда не помогало, опускался на большие валуны, прогретые мягким октябрьским солнцем.

    Когда Сизов опускался на камни, тишина, лежавшая над островом, делалась осязаемой: ни единый звук не тревожил мир. Желтые листья дубов и березок казались неживыми из-за того, что не было ветра. Осенью в безветренные дни приморский лес кажется искусственным, словно рисованным на голубом холсте неба.

    Отдышавшись, Сизов вставал с валунов и шел дальше. Около маленького домика дорожного мастера он встретился с плотником Теминым. Жилистый, длинноногий Темин шел в ватнике и резиновых сапогах, обливаясь потом. За спиной у него были мешок и ружье. Увидав Сизова, плотник заулыбался и еще издали закричал:

    - Здоров, Семеныч!

    - Здоров, Титыч! - так же весело ответил ему Сизов. - Ты это куда отправился?

    - А на охоту, - быстрым говорком ответил Темин, - утки много идет, я ее на зиму готовлю. Она, вяленая-то, что твой конпот.

    - Все ты "конпот" говоришь, - усмехнулся Сизов, - я тебя двадцать лет учу - компот. "М" надо говорить, а не "н", понимаешь?

    - Да уж как не понять, - уклончиво ответил Темин, - ясно, как божий день, только "конпот" - оно звучнее, Семеныч...

    Сизов снова усмехнулся и спросил:

    - Ну, а дела как?

    - Как сажа бела, - ответил Темин и отвел глаза, - идут дела, крутятся, обратно...

    - Оленник новой оградой обнес?

    Темин хмыкнул и ответил сердито:

    - Обнес.

    - А сын как? Не балует?

    - Балует, окаянный! Вчера иду, а он с Нинкой-то, Макаровой, любовь крутит...

    - Макара Иваныча дочь?

    - Она.

    - Уж так выросла?

    - А чего им... Растут. Мы к земле, они, обратно, к небу.

    Темин мельком посмотрел на Сизова, хотел что-то спросить и не стал.

    "Наверно, хотел спросить, почему я так плохо выгляжу, - подумал Сизов, - а вот не стал. Это оттого, что он добрый".

    - Ну, Титыч, иди, - сказал Сизов, - а то зорьку прозеваешь.

    - Пойду, - согласился Темин, - а вечером к тебе наведаюсь, разговор есть.

    - Заходи.

    - Утки принесу. Они сейчас жирные, что твои кабаны.

    - Приноси.

    Когда Темин ушел, Сизов почему-то сразу же вспомнил того молоденького врача в клинике. Это было в Москве. Сизову стало в гостинице плохо, и его увезли на "Скорой помощи" в больницу. Наутро молоденький врач, осматривавший его, бегло просмотрел анализы и шепнул своему коллеге, такому же молодому парню:

    - Явный лейкоз.

    Второй взял анализы, тоже посмотрел и сказал:

    - Да, совершенно явно.

    Сизов откашлялся и хрипло выговорил:

    - Я знаю, что такое лейкоз. Я сам... ветеринар.

    Кровь отлила от щек врача. Он сделался бледным, присел на край кровати и сказал:

    - Я пошутил.

    Сизов чувствовал, как у врача дрожали руки. И он сказал ему:

    - Не нервничайте. Все правильно. Только, - он нашел в себе силу улыбнуться, - я более честен с моими пациентами, чем вы. Я никогда не пытаюсь их обмануть, как вы меня. - Сизов поднялся на локте и попросил: Попросите, чтобы меня выписали.

    Я поеду домой. Ведь я успею?

    - Я только предполагал, - тихо сказал врач, - может быть, я ошибаюсь. Мы созовем консилиум... Только, пожалуйста, не говорите никому, что я так сболтнул...

    Сизову показалось диким слово "сболтнул". Он растерянно посмотрел на доктора, увидал, что тому никак не больше двадцати пяти лет, и кивнул головой.

    - Хорошо, я никому не скажу. Только выпишите меня.

    - Подождите, - взмолился врач, - мы консилиум созовем.

    - Ну знаете, бросьте, - рассердился Сизов, - нечего вам передо мной ваньку валять.

    Потом он долго сидел с врачом в скверике, и тот говорил:

    - Понимаете, я сказал так, потому что вы - не наш профиль. Мы травматология, инфаркты. А у вас это, по-видимому, органическое...

    Тогда Сизов почти совсем не слушал врача, потому что высчитывал, сколько ему осталось ходить по земле. "Два месяца, - думал он, - а потом конец. Тю-тю..."

    Остановившись, он закричал:

    - Титыч!

    "Ыч! Ыч!" - сразу же откликнулось эхо. Темин отозвался чуть позже. Он крикнул откуда-то из-за поворота:

    - Ну, чего?

    - Иди сюда!

    Темин вернулся. Он подошел к Сизову и спросил:

    - Чего звал-то?

    "Бежал и совсем не запыхался", - подумал Сизов и почувствовал зависть.

    - Ты за утками идешь?

    - За утками.

    - Слушай, иди лучше за кабаном. Много их у нас?

    - Много. А за уткой почему не ходить?

    - Так... Не надо. Пусть их летают. А кабана бей, я тебе лицензию выхлопочу.

    - Когда выхлопочешь, тогда и пойду, - ответил Темин, нахмурившись, - а пока только птицу лупцевать можно. Так что я пойду.

    - Ну, иди, - сказал Сизов, - конечно, иди.

    И Сизов пошел дальше, изредка разводя руками и запрокидывая голову, чтобы легче дышалось...

    4

    Плотник Темин был прекрасным охотником. Сизов убедился в этом семь лет назад, когда на остров пришли волки. Они перебрались с материка по льду залива.

    Сначала никто не понимал, отчего олени так нервничают. Они ушли с дальних выгонов и стали жаться к поселку. Оленухи не отпускали от себя маленьких и не разрешали молодым перворожкам ходить в дубняк - лакомиться листвой.

    Однажды ранним утром к Сизову в кабинет пришел плотник Темин и сказал:

    - Слышь, Семеныч, волки.

    Сизов испугался и, вскочив со стула, прошептал:

    - Не может быть...

    - Может быть, - упрямо возразил Тамин, - пойдем со мной, покажу. Они двух оленей задрали.

    Сизов быстро оделся, и они пошли к океану.

    Волки знали силу оленей. Они знали, что им не догнать пантача или оленуху где-нибудь в лесу. А оленят матери прятали по тем склонам сопок, где не было снега. А там, где зимой нет снега, там всегда много желтых листьев. Когда олененок приляжет в листьях, пятнистая его спинка сразу же исчезает, сливаясь с цветом земли. Только что, кажется, он шел совсем рядом, но вот мать свистнула - и нет олененка, исчез. Пойди найди его!

    Волки знали силу оленей. Но они знали их слабость. На льду олень бессилен.

    Копыта скользят, животное падает, и волки рвут его, окружив темным жарким кольцом.

    Темин вышел рано утром к полынье около берега - половить корюшки на уху. И увидел неподалеку два больших красных пятна и клочья оленьей шкуры. Он подошел к пятнам и понял, что волки задрали двух оленей, а потом грызли лед, пропитавшийся кровью. Темин решил, что волков было много, - они не наелись и жрали лед, пропитавшийся кровью.

    Он оставил удочку у полыньи и побежал к Сизову.

    Когда Темин привел Сизова к месту, тот долго смотрел на большие красные пятна, которые постепенно исчезали, потому что с материка дула поземка колючая, словно щетина.

    Забежав в контору, Сизов велел заводить машину. Наскоро перекусив, он уехал на материк, к пограничникам. Вернулся Сизов под вечер с десятью солдатами. У каждого был автомат. Укрывшись белыми халатами, они расположились на льду у берега, а все жители совхоза пятнистых оленей, взяв ружья и факелы, обошли остров и начали прочесывать его с другой стороны, выгоняя волков на пограничников.

    Оленеводы шли, размахивая факелами, и все время кричали. Сизов шел рядом с Теминым, который тоже все время кричал и размахивал факелом. Он всматривался в наступающие сумерки и думал: "Наверное, это очень страшно, когда волки перебирались на остров по льду. Темнота - и только зеленые глаза горят..."

    Когда оленеводы взобрались на вершину сопки, которая была как бы центром всего острова, Темин сказал:

    - Сейчас палить начнут. Они вниз побежали, к берегу.

    - Почему ты думаешь?

    - А я не думаю. Я слышу.

    Сизов покачал головой недоверчиво, но в это время раздался сухой треск автоматных очередей.

    - Сейчас вниз бегом! - крикнул Темин.

    И он первым бросился вниз, на ходу взводя курки ружья. Темин бежал по белому насту снега. Луна стояла высоко в небе, окруженная радужным сияньем, и светила ярко, словно фонарь на улице. Сизов бежал следом за Теминым, опустив голову. Он с разбегу натолкнулся на плотника, чуть не повалил его и, рассердившись, крикнул:

    - Ты что, Титыч?

    Тот, не отвечая, вскинул ружье к плечу и замер, весь напружинившись. Прямо на него несся волк, мотая головой из стороны в сторону. Зверь несся прямо на Темина, потому что только здесь он мог прорваться через цепь и уйти в глубь острова.

    Сизов сорвал с плеча ружье и, не целясь, выстрелил. Волк сел в снег и посмотрел на Темина круглыми зелеными глазами. Потом поднялся и пошел вперед, но теперь уже медленно. Он теперь не мотал головой, а весь подбирался для прыжка, последнего прыжка отчаянья.

    Темин негромко кашлянул, и волк замер. Этого короткого мгновенья оказалось достаточно для того, чтобы Темин выстрелил. Волк ткнулся мордой в снег, задергался, оскалился и замер.

    Всего в ту ночь перебили двадцать семь волков.

    - Смотри, сколь их было, - удивленно сказал кто-то, - сила целая волков была, а задрали только двух.

    Темин покачал головой и сказал:

    - Дурак ты, паря. В жизни так завсегда бывает. Один гад хорошего человека никогда не одолеет. А десять - одолеют. Это я точно говорю.

    - Так то ж люди...

    - Обратно ты дурак, - рассердился Темин. - Чем олень не человек? - Он опустился на колени перед убитым волком, заглянул ему в оскаленную пасть и коротко сказал:

    - Гад!

    5

    Следующей зимой волки снова пришли на остров. Они зарезали Зоську ручную оленуху. Она гуляла с сыном, и волки напали на них, когда олененку было некуда спрятаться. Зима выдалась снежная, и даже восточные склоны сопок были белыми, а не желтыми, как обычно. Ветер тоже не смог сдуть снег; перед этим была ростепель, а потом подморозило и остался хрясткий наст, ослепительно яркий и под солнцем и под луной.

    Олененку некуда было спрятаться. Тогда Зоська стала отманивать волков на себя.

    Олененок побежал к дороге, а Зоська осталась на месте. Волки бросились к ней.

    Зоська вся дрожала, и ноздри у нее вздрагивали и глаза косили. Она переступала копытцами и все следила за тем, далеко ли убежал сын. А потом побежала сама. Но она побежала слишком быстро, и волки остановились в растерянности. Они стали оглядываться назад, на олененка. Ему осталось до шоссе метров триста, не больше.

    Зоська заметила, что волки остановились. Тогда и она стала. Она смотрела на волков, а они смотрели на нее. А олененок убегал все дальше и дальше. Два волка повернули к олененку. Тогда Зоська свистнула и пошла навстречу волкам. Двое, увидав это, остановились и бросились следом за остальными к оленухе. Зоська не стала убегать, потому что боялась за сына. И волки сшибли ее, и на снегу осталось большое красное пятно и еще клочья шерсти...

    Олененок прибежал в поселок и остановился около дома Сизова. Залаяли собаки.

    Сизов выскочил на крыльцо, увидал олененка и принес его в дом. Сын Сизова, Алеша, назвал олененка Быстрым. Он уложил его спать на теплой веранде. С тех пор Быстрый жил в доме у директора.

    6

    Сизов открыл дверь своего дома, снял пальто и прошел в комнаты. Его чемодан стоял около книжного шкафа. На тахте лежала белая пижама.

    "Белов предупредил, - подумал Сизов. - Значит, все уже знают, что я вернулся".

    Он заглянул на кухню. Сухонькая старушка с огромными руками хлопотала у плиты.

    Увидав Сизова, она отерла губы кончиками белого платка и поклонилась по-сибирски, в пояс. Сизов обнял старуху и, трижды поцеловав ее, спросил:

    - Где Алешка?

    - В школе.