Сименон Жорж - Мегрэ в меблированных комнатах.

    - Работал.

    - Где?

    - В конторах… Зарабатывал мало…

    Опять как Паулюс.

    - И вы начали посещать бары?

    - Я был один в Париже. Моя комната мне опротивела.

    - Вы встретили Франсуазу в баре?

    - Да. Она была на четыре года старше меня.

    - У нее был любовник?

    - Да.

    - Она бросила его из-за вас?

    - Да.

    - И вы стали жить вместе?

    - Я не мог, потому что у меня не было денег. Я как раз оставил свою работу. Искал другую.

    - Вы любили ее?

    - Я так думал. Но еще сам не знал.

    Он произнес эти слова серьезно, медленно, опустив голову и глядя вниз.

    - Вы предпочитаете, чтобы мне принесли досье?

    - Не стоит. Меня зовут Жюльен Фукрие. У последнего друга Франсуазы были полные карманы денег. Я бесился оттого, что не мог ей ничего дарить.

    - Она на это жаловалась?

    - Нет. Она говорила, что у нас вся жизнь впереди и что в конце концов я пробьюсь.

    - Но у вас не хватило терпения.

    - Вот именно.

    - Кого вы убили?

    - Я не собирался никого убивать. Напротив моего отеля, на улице Дам, за бульваром Батиньоль, жил человек лет шестидесяти, про которого мне говорила хозяйка отеля.

    - Почему она о нем говорила?

    - Потому что я задолжал ей за комнату. Она сказала, что он ссужает деньги людям в моем положении и что пусть лучше я буду должен ему, а не ей. Я пошел к нему. Он мне давал в долг два раза и брал за это сто процентов. Он жил один в темной квартире и сам занимался хозяйством. Его звали Мабиль.

    Мегрэ смутно припоминал это дело.

    - Вы его убили?

    - Да. Я пошел к нему в третий раз, хотел опять одолжить денег, и он открыл свой сейф. На камине стояли два подсвечника. Я схватил один.

    - Что вы делали потом?

    - Полиция потеряла около месяца. Дело в том, что кто-то другой приходил после меня к Мабилю, человек, который уже имел приводы, и швейцар дал полиции его описание. Его арестовали. Долго думали, что это он убил.

    - Вы сказали Франсуазе правду?

    - Я жил в постоянной тревоге. Когда прочел в газетах, что арестованный вместо меня человек освобожден, я потерял голову и уехал за границу.

    - Так и не сказав ничего Франсуазе?

    - Я написал ей, что меня вызвали родители и что я скоро вернусь.

    - Куда вы поехали?

    - В Испанию. Потом в Португалию, а там сел на пароход, идущий в Панаму. Французские газеты публиковали мою фамилию и мои приметы. В Португалии мне удалось достать фальшивый паспорт на имя Вермерша.

    - И с тех пор вы жили под этой фамилией?

    - Да.

    - Вы долго прожили в Панаме?

    - Восемнадцать лет.

    - Не имея известий от Франсуазы?

    - А как я мог получать от нее известия?

    - Вы ей не писали?

    - Никогда. Сначала я работал рассыльным во французском отеле. Потом открыл собственный ресторан.

    - Вы разбогатели?

    Он ответил, словно стесняясь:

    - Я заработал порядочно денег. Столько, сколько нужно, чтобы жить без забот. Я заболел. Печень. Много пил. Там свободно продается настоящий абсент, и я к нему пристрастился. Три месяца провел в больнице. Врачи посоветовали мне переменить климат.

    - Сколько времени прошло с тех пор, как вы вернулись во Францию?

    - Семь лет.

    - Значит, вы вернулись до того, как Франсуаза заболела?

    - Да. За два года до этого.

    - Как вы ее разыскали?

    - Я не искал ее. Не посмел бы. Я был уверен, что она не захочет меня видеть. Однажды я случайно встретил ее в метро.

    - Где вы тогда жили?

    - Там, где живу и сейчас, на бульваре Ришар-Ленуар. Через несколько домов от вас, на углу улицы Шмен-Вер.

    Тут он во второй раз улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой.

    - Франсуаза сказала вам, что она замужем?

    - Сказала.

    - Она на вас не сердилась?

    - Нет. Она считала себя ответственной за то, что произошло.

    - Она все еще любила вас?

    - Наверно.

    - А вы?

    - Я никогда не переставал ее любить.

    Он не повышал голос, говорил очень просто, нейтральным тоном. Сквозь облака начало проглядывать солнце, еще молодое, влажное.

    - Вы не требовали от нее, чтобы она оставила мужа?

    - Она не считала себя вправе сделать это. Видите ли, он очень хороший человек, она его уважает.

    - Вы часто с ней виделись?

    - Мы встречались два или три раза в неделю, когда ее муж бывал в море, в одном кафе на Севастопольском бульваре. Мне захотелось побывать у нее дома. Не для того, что вы имеете в виду. Об этом мы и не думали. Однажды я вошел в дом, когда консьержка была на рынке, и почти сразу же ушел.

    - А потом это стало привычкой?

    - Я приходил несколько раз.

    - Вы уже тогда условились о сигнале?

    - Медный горшок! Да. Я знал, что рано или поздно меня поймают. Это неизбежно случается.

    - Вы никогда не предлагали ей уехать за границу?

    - Она бы не согласилась.

    - Из-за Бурсико?

    - Да. Вы ее не знаете.

    - А потом она стала совсем немощной?

    - Почти совсем. Вы же ее видели. Это худшее, что могло с нами случиться. Она не могла выходить, и я стал чаще навещать ее. Однажды утром, когда консьержка вернулась, я еще находился в квартире и спрятался там. Я оставался у нее до следующего дня.

    - И с тех пор вы стали оставаться у нее на ночь?

    - Да. Это создало впечатление, что мы живем вместе. Не забудьте, у нас ведь никогда не было общей квартиры. Когда я жил на улице Дам, у нее была своя комната на бульваре Роше-Шуар. Потому-то о ней никто никогда не упоминал. Вот и вся история! Я стал оставаться на два дня, потом на три, иногда даже больше. Еду я приносил с собой.

    - Вы, конечно, не боялись, что неожиданно вернется муж: ведь суда ходят по твердому расписанию.

    - Нам было тяжелее всего, когда он проводил здесь свой месячный отпуск.

    Все было серенькое, меланхолическое, как и сам этот человек, как и квартира на улице Ломон, как и женщина, проводившая целые дни лежа в постели.

    - На прошлой неделе я увидел в окно, что за улицей ведется наблюдение.

    - Вы думали, что это из-за вас?

    - В газетах ничего не писали про Паулюса. Я не мог предположить, что полиция интересуется домом напротив, и решил, что напали на мой след. За два дня, пока сидел в доме, я все передумал. Готов был сдаться, но тогда мне пришлось бы говорить о Франсуазе, ее стали бы допрашивать, и муж узнал бы все…

    - В общем, - сказал Мегрэ, набивая остывшую трубку, - вы выстрелили в инспектора, чтобы иметь возможность выйти из дома.

    - Да.

    - Потому что должен был вернуться муж, а вы были у нее.

    - Совершенно верно. Я напрасно ждал, что наблюдение прервется. Видел, как сменяются инспектора. Когда они садились у окон дома мадемуазель Клеман, я был убежден, что следят за квартирой Франсуазы. Я ждал, так сказать, до последней минуты. Бурсико был уже в поезде. Он должен был прибыть на вокзал сразу после полудня. Мне обязательно нужно было выйти, понимаете?

    - У вас было оружие?

    - Никогда в жизни не носил оружия, даже в Панаме. Я знал, что револьвер Бурсико лежит в ночном столике. Это был кольт крупного калибра, который он сохранил еще с войны и оставлял под рукой у жены, так как думал, что она пуглива.

    - Вы стреляли из окна?

    - Я ждал, пока инспектор закурит сигарету, чтобы получше прицелиться.

    - Франсуаза знала, что вы делаете?

    - Нет. Она даже не видела, что я держу револьвер в руке, потому что мы не зажигали лампы.

    - Вы вышли не сразу?

    - Я подождал, пока на улице начнется суета, чтобы пройти незамеченным. Когда вышел из дома, консьержка была на противоположном тротуаре и стояла с соседями спиной к своему дому. Дверь она оставила открытой. Франсуазе я обещал, что уеду за границу.

    - Когда вы ей позвонили?

    - На следующий день. Она умоляла меня уехать.

    - А почему вы не уехали?

    Он не ответил. Потом, подняв глаза на комиссара, прошептал:

    - А зачем?

    Мегрэ опять вспомнил Паулюса. Тот тоже прицепился к дому мадемуазель Клеман. Один раз пробовал уехать и все-таки вернулся.

    - Вы знали, что попадетесь?

    Он пожал плечами.

    - Вам это безразлично?

    - При условии, что ее не будут беспокоить. Она тут ни при чем. На улице Дам она тоже была ни при чем.

    Виноват я один. Это просто злой рок.

    Паулюс в своей камере, должно быть, думал то же самое.

    - Теперь жалею, что стрелял в инспектора. Мне стало легче, когда я прочел в газетах, что он не умер.

    В особенности когда узнал, что у него двое детей и что жена ждет третьего.

    На секунду они замолчали; луч солнца упал на окно и почти сразу же скрылся за облаком.

    - Не забудьте о том, что вы мне обещали…

    Мегрэ нахмурился, вспомнив, что Франсуаза Бурсико вызывает адвоката. Он протянул руку к телефону, но передумал звонить.

    - Она говорила вам, что обратилась к адвокату?

    - Да. Она ему ничего не расскажет.

    Мегрэ все-таки снял телефонную трубку:

    - Дайте мне пивную "У дофины"… Алло!.. Жюстен?.. Говорит Мегрэ. - И, обращаясь к своему собеседнику, спросил: - Хотите кружку пива?

    - Я предпочел бы чашку кофе.

    - Принеси две кружки пива и чашку кофе.

    - Хорошо, шеф. Сейчас…

    Он повернулся к человеку, который скромно сидел на своем месте:

    - Вы знаете какого-нибудь адвоката?

    - Я возьму первого попавшегося. Раз уж дошло до этого…

    Мегрэ закурил. Через несколько секунд открыл дверь официанту, который поставил поднос на письменный стол.

    Он залпом выпил кружку пива, вытер рот.

    - Я полагаю, что на минутку могу вас оставить одного?

    - Можете.

    Он пошел к начальнику.

    - Мне сказали, что следствие закончено, Мегрэ?

    - Закончено. Этот человек у меня в кабинете.

    - Признается?

    - Признается. Он зашел с целью украсть что-нибудь в дом напротив отеля мадемуазель Клеман и когда, выходя, увидел, что на улице стоит инспектор…

    - А это правда?

    - Нет. Но что касается меня, то я буду поступать так, как будто это правда.

    - Замешана женщина?

    - Да.

    - Красивая?

    - Нет. Ей скоро пятьдесят, и она вот уже пять лет не встает с постели.

    - А не будет накладки?

    - Не думаю.

    - Послушайте, Мегрэ, я хотел бы, чтобы вы приняли одного человека, который ждет в приемной уже три дня; его моральное состояние никуда не годится.

    - Кто это?

    - Паулюс-отец. Он обязательно хочет видеть вас, объяснить вам…

    - Ладно, приму, - вздохнул Мегрэ. - Как Жанвье?

    - Его сегодня перевезли домой. А ваша жена?

    - Вечером приедет. Пойду встречать ее на вокзал.

    Он пошел через кабинет инспекторов, где юный Лапуэнт сразу вскочил, очень воодушевленный, и протянул ему толстое досье.

    - Нам так повезло, шеф! Мы нашли…

    - Знаю, малыш. Ты хорошо поработал. - Он сунул папку под мышку, как будто она не представляла собой ничего важного. - Вы знаете, что он уже раньше убил человека?

    - Да.

    - Правда, что вы его арестовали? Люка говорит…

    Мегрэ стоял в проеме двери с трубкой в зубах, и Лапуэнт не совсем разобрал, что он проворчал выходя.

    - Да уж пришлось!

    Лапуэнт повернулся к Ваше, который тоже сидел в кабинете и составлял рапорт:

    - Что он сказал?

    - Что ему пришлось.

    - Пришлось что?

    - Я полагаю, арестовать этого человека.

    И юный Лапуэнт, уставившись на дверь, через которую вышел Мегрэ, произнес только:

    - Ну и ну!

    Выдача преступника иностранному государству.