Сименон Жорж - Мегрэ и привидение.

    - Видите, дорогой мосье Голлан, зря вы возмущались. Правда, мне пришлось здорово попотеть, прежде чем я докопался до сути. По части картин, что подлинных, что поддельных, я, признаться, профан и до сих пор понятия не имел, как торгуют предметами искусства. К тому же ваш друг Йонкер настоящий джентльмен и умеет держать себя в руках.

    Опять затрещал телефон. Мегрэ схватил трубку.

    - Слушаю! Алло! Люка? Где ты? В отеле "Турнель"? Понятно! Он там? Ужинает в соседнем бистро? Да, можно его брать! Нет, нет, один не ходи. Позвони в районный комиссариат - пусть подошлют двух инспекторов. Как зачем? А если "пушка" - то эта у него? Если именно он маузером балуется? Навряд ли, конечно, мокрые дела не по его части. Но чем черт не шутит. Хватит с нас бедняги Лоньона…

    Он вышел в коридор и приоткрыл дверь в комнату инспекторов.

    - Ребята, принесите кто-нибудь пивка похолодней.

    Вернувшись к себе, комиссар снова сел за стол и начал набивать трубку.

    - Ну-с, мосье Голлан. Будем надеяться, что вашего художника еще не успели прикончить. Имя Марио де Лючиа ничего мне не говорит, но, возможно, он проходил в архивах - свяжемся с итальянской полицией. Впрочем, через несколько минут и так все узнаем. Признайтесь, что вам тоже не терпится.

    - Я буду говорить только в присутствии моего адвоката метра Спэнглера.

    - Жаль, конечно, что вы, человек известный и уважаемый, впутались в такое дело. Надеюсь, что метр Спэнглер найдет веские доводы в вашу защиту.

    Пиво еще не успели принести, когда раздался телефонный звонок.

    - Да. Дюбуа?

    Некоторое время он молча слушал.

    - Хорошо! Спасибо. Ты тут ни при чем. Немедленно сообщи обо всем в прокуратуру. Я сам попозже туда подъеду.

    Мегрэ встал и пошел к двери, не обратив внимания на вопросительный взгляд американца. Тот побледнел.

    - Что случилось? Клянусь вам, что, если…

    - Сидите и помалкивайте.

    Он взглянул в соседнюю комнату, где Жанвье отстукивал на машинке показания Маринетты, и сделал ему знак выйти в коридор.

    - Осечка, шеф?

    - Подробностей пока не знаю, но художника нашли повешенным на цепочке от бачка в ванной комнате. Его там держали взаперти. Марио де Лючиа исчез.

    Поройся в архиве - может, найдешь на него что-нибудь. Но сначала дай тревогу по всем вокзалам, аэропортам, пограничным пунктам…

    - А что делать с Маринеттой?

    - Пусть подождет.

    Тут комиссар увидел на лестнице чету Йонкеров. Следом за ними, приотстав немного, поднимался полицейский из восемнадцатого района.

    - Мадам Йонкер, попрошу вас подождать меня здесь, - сказал Мегрэ, открывая дверь в инспекторскую.

    Маринетта подняла голову. Она давно знала йонкершу в лицо и теперь, оказавшись с ней в одной комнате, с любопытством на нее смотрела. Мирелла, в свою очередь, окинула девушку оценивающим взглядом.

    - А вы, господин Йонкер, следуйте за мной. Он провел его в небольшой кабинет, где до этого беседовал с Маринеттой.

    - Прошу садиться.

    - Вы нашли его?

    - Да.

    - Он жив?

    Голландец был мертвенно бледен. От его самоуверенности не осталось и следа. За несколько часов он буквально одряхлел.

    - Лючиа убил его?

    - Его нашли повешенным в ванной.

    - Я всегда говорил, что добром это не кончится.

    - Кому говорили?

    - Жене… И другим… Но главным образом ей, Мирелле…

    - Что вы о ней знаете?

    Йонкер молча опустил голову, но потом, взяв себя в руки, негромко сказал:

    - Наверное, все…

    - И про Ниццу и про Стэнли Хобсона?

    - Да.

    - Вы с ней познакомились в Лондоне?

    - Да, в имении моих друзей под Лондоном. В то время Мирелла пользовалась большой популярностью в определенных кругах.

    - И вы влюбились в нее? Сами предложили ей руку и сердце?

    - Да.

    - Вы и тогда уже знали о ней все?

    - Вам это покажется невероятным, но северянин понял бы меня. Я поручил одному частному детективному бюро навести о ней справки. Мне сообщили, что она много лет жила с Хобсоном, известным в уголовном мире под кличкой "Лысый Стэн". Работал он чисто. Английской полиции удалось лишь один раз упрятать его за решетку и то всего на два года.

    Выйдя из тюрьмы, он разыскал Миреллу в Манчестере. К тому времени она уже была мадам Мьюр. После развода она переехала в Лондон и здесь порвала со Стэнли. Он только время от времени приходил к ней клянчить деньги.

    В дверь постучали.

    - Пиво, шеф.

    - Вы, господин Йонкер, конечно, предпочли бы коньяк. К сожалению, не могу предложить вам тот ликер, который вы обычно пьете у себя дома. Принесите бутылку коньяку из моего кабинета - обратился Мегрэ к инспектору. - Она в стенном шкафу.

    И опять они остались с глазу на глаз. Голландец залпом выпил рюмку коньяка, и щеки его слегка порозовели.

    - Видите ли, господин Мегрэ, я не могу жить без нее… В моем возрасте опасно влюбляться. Она сказала мне, что Хобсон ее шантажирует и что избавиться от него можно, только заплатив немалую сумму. Я поверил ей и дал деньги.

    - Как началась эта история с картинами?

    - Вы не поверите мне, не поймете. Ведь вы не коллекционер.

    - Нет, почему же? Только я коллекционирую не картины, а людей.

    - Хотел бы знать, какое место в вашей коллекции занимаю я. Наверное, в рубрике старых идиотов?..

    Ко мне часто обращаются за советом по поводу того или иного полотна. Если какая-нибудь малоизвестная картина побывала в моей коллекции, ценность ее сразу возрастает.

    - Иными словами, в подлинности ее никто больше не усомнится, - вставил Мегрэ.

    - Да. Впрочем, это привилегия любого крупного коллекционера. Утром я уже говорил вам, что иногда продаю кое-какие из своих картин, чтобы купить другие, еще более редкие и ценные. Раз начав, я не в силах был отказаться от этого. И вот однажды я ошибся: принял подделку за подлинник.

    В голосе голландца звучали тоскливое безразличие и тупая покорность судьбе.

    - А это был как-никак Ван-Гог, только не из тех его полотен, что достались мне от отца. Я купил картину через одного маклера и мог бы поклясться, что это подлинный Ван-Гог. Я даже вывесил ее в гостиной. Один коллекционер из Южной Америки предложил мне за нее сумму, на которую я мог в тот момент купить другую картину, о которой давно мечтал.

    Сделка состоялась. Через несколько месяцев ко мне явился Голлан. Тогда я знал его только понаслышке.

    - Когда это было?

    - Примерно год назад. Он заговорил о моем Ван-Гоге, которого случайно увидел у того любителя из Венесуэлы, и доказал мне, что это искуснейшая подделка.

    "Я не стал просвещать на этот счет вашего покупателя, - сказал он. - Для вас будет весьма неприятно, если бы вдруг обнаружилось, что вы продали подделку. Переполошились бы все, кому вы продавали картины, и вся ваша коллекция оказалась бы под подозрением".

    Повторяю, вы не коллекционер, господин Мегрэ, и поэтому не можете себе представить, какой это был для меня удар.

    Голлан приходил и еще. В один прекрасный день он заявил, что разыскал автора этих подделок. По его словам, это был гениальный юноша, который вполне может работать и под Мане, и под Ренуара, и под кого угодно. "Так что, - говорит, - делайте выводы!"

    - Ваша жена присутствовала при этом разговоре?

    - Не помню… Кажется, я сам рассказал ей об этом после ухода Голлана.

    Она ли мне первая посоветовала принять это предложение, или я уже раньше принял решение - трудно сказать. Говорят, что я богат, но все в мире относительно. Одни картины я действительно в состоянии купить, но есть и такие, которые мне не по средствам. А мне хотелось бы их иметь. Теперь вы меня понимаете?

    - Вы решили как бы пропускать подделки через свою коллекцию, после чего их подлинность ни у кого не вызвала сомнения. Так?

    - Примерно так. Для начала я поместил среди своих картин две-три подделки и…

    - Одну минуту! Когда вас лично познакомили с Палестри?

    - Спустя месяц-другой. Вскоре я продал две его картины через Голлана. Так и пошло. Голлан сбывал подделки коллекционерам из Южной Америки или в провинциальные музеи.

    Палестри доставлял нам много хлопот. Это действительно был гений, но безумный, и вдобавок еще сексуальный маньяк. Вы, наверное, поняли это, когда вошли в его комнату?

    - Я начал понимать, в чем дело, еще раньше, когда увидел вашу жену перед мольбертом.

    - Увы, я вынужден был прибегнуть к этому маскараду.

    - Когда и как вы обнаружили, что за вашим домом следят?

    - Это, собственно, не я заметил. Хобсон…

    - Значит, Хобсон опять "подружился" с вашей женой?

    - Они оба клялись, что между ними теперь ничего нет. Хобсон - приятель Голлана. Он-то и нашел Палестри. Я достаточно ясно говорю?

    - Да.

    - Я завяз в этой истории. Пришлось пойти на то, чтобы Палестри работал в ателье, где никому не пришло бы в голову искать его. Ночевал он в той самой комнате. В город не просился, но поставил условия, чтобы ему приводили сюда женщин известного сорта и платили бы им, разумеется. Кроме женщин и живописи, его ничто на свете не волновало.

    - Мне говорили, что он работал как одержимый.

    - Да, так оно и было. Поставит перед собой две-три картины какого-нибудь мастера, носится вокруг них с кистью, как матадор вокруг быка. Иногда дело шло быстро, иногда затягивалось на пару дней, но в конце концов он создавал картину настолько точно выдержанную в духе и манере подлинника, что никому бы и в голову не пришло, что это подделка. Но квартирант это был не из приятных.

    - Вы имеете в виду ночные визиты девиц?

    - Не только. Он был еще и хам, каких мало, грубил всем подряд, даже моей жене… Да, господин Мегрэ, одной страсти для человека более чем достаточно - с меня вполне хватило бы моих картин и увлечения искусством. Но я встретил Миреллу… И все же, поверьте, это не ее вина… Так о чем это вы меня спросили?

    Ах да! Кто первый заметил, что за нами следят. Одна из наших вечерних посетительниц… Я не запомнил ее имени, кажется, она танцовщица из ночного кабаре на Елисейских полях. Лючиа познакомился с ней и привел к Палестри.

    На следующий день она позвонила Лючиа и сказала, что когда она возвращалась от нас, за ней увязался какой-то "папаша". Потом пристал к ней, начал выспрашивать… После этого Лючиа и Стэн стали наблюдать за кварталом и заметили, что вечерами по авеню Жюно слоняется какой-то маленький, невзрачный человечек…

    Однажды они увидели, как он входил в дом напротив с девушкой, которая там живет, и в тот же вечер засекли его на четвертом этаже у окна. Он стоял в темноте, думая, что его не видно с улицы. Но он, как видно, был заядлый курильщик, это его и выдало. Время от времени за окном вспыхивал огонек его сигареты.

    - И никому из вас не пришло в голову, что он из полиции?

    - Мы думали об этом. Но Хобсон божился, что, будь это полицейский, его сто раз бы сменили, а тут все один и тот же. В конце концов Стэн решил, что этот деятель, работает на какую-нибудь другую банду или же на свой страх и риск старается узнать о нас побольше, чтобы потом пошантажировать.

    Надо было срочно перевести куда-нибудь Палестри. Это взяли на себя Лючиа и Хобсон. Вчера вечером они и увезли его в машине Голлана.

    - Голлан, я думаю, был в курсе дела?

    Йонкер пропустил вопрос мимо ушей и продолжал:

    - Палестри не хотел уезжать. За год каторжного труда он дал нам много и теперь решил, что он больше не нужен и мы собираемся его ликвидировать.

    Пришлось подсунуть ему снотворного. Но он как-то ухитрился еще до этого выбросить свои ботинки в сад через окно.

    - Вы помогали тащить его в машину?

    - Нет.

    - А ваша жена?

    - Конечно, нет. Мы ждали, когда его увезут, чтобы привести в порядок ателье и комнату, где он жил. Еще накануне Стэн увез из дома подрамники и холсты, над которыми Палестри уже начал работать. Клянусь, я не знал, что они собираются убить инспектора. Поверьте мне… если можете… Я понял это, лишь услышав выстрелы.

    Наступило продолжительное молчание. Мегрэ устало и с каким-то невольным сочувствием смотрел на сидящего перед ним старика, Йонкер нерешительно потянулся к бутылке коньяку.

    - Вы позволите?

    Осушив вторую рюмку и поставив ее на поднос, голландец вымученно улыбнулся.

    - Во всяком случае, я человек конченый, так ведь? Хотел бы знать, чего мне будет больше всего недоставать…

    О чем он думал? О картинах ли, которые обошлись ему так дорого? О жене, без которой не мог жить, хотя и знал, чего она стоит…

    - Вот увидите, господин Мегрэ, никто не поверит, что умный вроде бы человек, да еще в мои годы, способен так увлекаться и так себе навредить.

    И, подумав, добавил:

    - Коллекционеры, пожалуй, поймут.

    А в соседней комнате Люка начал допрашивать Лысого Стэна.

    Еще целых два часа в кабинетах беспрестанно хлопали двери, вопросы сыпались за вопросами, трещали пишущие машинки.

    Как и накануне, свет в управлении погас около часа ночи.

    Месяцем позже Лоньон вышел из больницы, худой, как скелет, но сияющий: в полицейском комиссариате восемнадцатого района он прослыл героем. К тому же Мегрэ постарался, чтобы газеты поместили на первых полосах фотографию Невезучего, а не его собственную.

    В тот же день он по совету врачей на два месяца уехал с женой в Арденны, в деревню.

    Де Лючиа схватили на бельгийской границе. Он и Хобсон получили по десять лет каторги.

    Голлан доказал на суде, что к покушению на авеню Жюно он не причастен и в итоге отделался двумя годами тюрьмы за мошенничество.

    Йонкер получил год тюрьмы с зачетом срока предварительного заключения.

    Его освободили из-под стражи после вынесения приговора.

    Из суда он вышел под руку с женой: Миреллу оправдали за отсутствием улик.

    Мегрэ, стоявший в глубине зала, ушел еще раньше - одним из первых. Он не хотел встречаться с четой Йонкеров и, кроме того, обещал сразу же после приговора позвонить мадам Мегрэ.

    Горгонзола - сорт сыра.

    С 1965 года смертная казнь в Англии отменена.

    Сохо - район в Лондоне, известный своими притонами.