- Ладно, больше ничего не буду у вас спрашивать. Кстати, вам пора завтракать, Гюс. - Сегодня можно и опоздать в лицей. - Где комната вашей сестры? - Тут же, в коридоре, через две двери… - Ну, не сердитесь на меня! - Вы выполняете свой долг… И Гюс захлопнул за ним дверь. Немного погодя Мегрэ постучался к Бэмби. Из комнаты доносился шум пылесоса. Ему открыла светловолосая девушка в форменном платье. - Вы ко мне? - Вы - Лиза? - Да, я горничная. Мы уже встречались с вами. - А где барышня? - Наверно, в столовой. А может, у отца или у матери. Это через площадку, на другой половине. - Я знаю, где это. Вчера я был у мадам Парандон. В открытую дверь он увидел столовую. Стены, доверху обшитые деревянными панелями. На столе, за которым могли бы сесть человек двадцать, - всего два прибора. Сейчас сюда пожалуют Бэмби и Гюс и сядут на свои места, отделенные друг от друга белой равниной скатерти. Им будет прислуживать Фердинанд в белых перчатках. По пути Мегрэ приоткрыл двери кабинета Парандона. Тот все так же сидел в кресле. Около него на сервировочном столике - бутылка вина, стакан и несколько бутербродов. Адвокат не шевельнулся. Может, даже не услышал, как открылась дверь. Солнечный свет падал на его макушку, и издали казалось, что она лысая. Комиссар прикрыл дверь, нашел коридор, по которому проходил вчера, и дверь в будуар. Оттуда доносился незнакомый ему пылкий, трагический голос. Слова были невнятны, но в тоне чувствовалась неудержимая страстность. Мегрэ резко постучал. Голос умолк, и через секунду дверь открылась, и перед ним выросла девушка. Она еще тяжело дышала, глаза у нее сверкали, ноздри раздувались. - Что вам нужно? Мадам Парандон все в том же голубом пеньюаре стояла, повернувшись к окну, чтобы скрыть от комиссара свое лицо. - Я - комиссар Мегрэ. - Так я и думала. Ну и что?… Имеем мы право располагать собой в своем доме? Не красавица, но очень привлекательная, хорошо сложена… Строгий костюм и - вопреки моде - волосы связаны лентой. - Мне хотелось бы, мадемуазель, до завтрака немного поговорить с вами. - Здесь? Он заколебался, увидев, как вздрогнули плечи у матери. - Необязательно… Где вам угодно. Бэмби вышла из будуара не оглянувшись, закрыла за собой, дверь и спросила: - Куда пойдем? - Может быть - к вам? - предложил он. - Там Лиза убирает. - Тогда в какую-нибудь другую комнату. - Все равно. Ее враждебность вовсе не относилась к Мегрэ. Скорее всего, это было общее душевное состояние. Теперь, когда ее пламенную речь прервали, нервы девушки сдали и она вяло шла за Мегрэ. - Только не к… - начала она. - Разумеется, не к мадемуазель Ваг. - Они отправились в кабинет Тортю и Бода - те ушли завтракать. - Сядем, мадемуазель Бэмби… Вы видели вашего отца? - Я не хочу сидеть. Она трепетала от возбуждения и не могла спокойно сидеть на стуле. - Как вам угодно… Он тоже не сел, а прислонился к столу Тортю. - Я спросил: видели ли вы отца? - С того момента, как вернулась, - не видела. - А когда вы вернулись? - В четверть первого. - От кого вы узнали? - От швейцара. По-видимому, Ламюр подкарауливал обоих - Бэмби и Гюса - чтобы первым сообщить о происшествии! - Ну, а дальше? - Что - дальше? - Что вы делали? - Фердинанд хотел что-то сказать мне, но я не стала его слушать и пошла прямо к себе. - А у вас была Лиза? - Да. Убирала ванную. Из-за того, что случилось, все в доме делается с опозданием. - Вы плакали? - Нет! - У вас не появилось желания поговорить с отцом? - Может быть… Не помню… Во всяком случае, я не пошла к нему. - И долго вы оставались у себя в комнате? - Я не смотрела на часы… Наверно, минут пять или чуть больше. - И что вы делали? Она нерешительно взглянула на Мегрэ. Видимо, в этом доме было так принято - все они, прежде чем ответить, обдумывали свои слова. - Смотрелась в зеркало. Сказано вызывающе. Эту же черту он обнаружил и у других членов семьи. - Почему же так долго? - Сказать откровенно, да? Ладно, буду говорить начистоту. Мне хотелось выяснить, на кого я похожа. - На отца или на мать? - Да. - Ну, и что же вы решили? Она вся напряглась и резко бросила: - На мать. - Вы что, ненавидите свою мать, мадемуазель Парандон? - Вовсе нет. Мне даже хотелось бы поддержать ее. И я пыталась… - Поддержать - в чем? - Вы думаете, что таким образом можете добиться чего-нибудь? - О чем это вы? - О ваших вопросах… О моих ответах… - Я стараюсь понять… - Вы провели в нашей семье всего несколько часов и надеетесь понять, как мы живем? Не подумайте, что я враждебно к вам настроена, но я ведь знаю, что вы с понедельника рыскаете по всему дому… - И знаете, кто писал мне письма? - Да. - А как вы узнали? - Увидела, как он срезает штамп с бумаги. - Гюс сказал вам, для чего он это делает? - Нет… Я догадалась уже потом, когда пошли толки о письмах… - И кто о них толковал? - Не помню… Кажется, Жюльен Бод… Он мне очень нравится. С виду он чучело гороховое, но в действительности - парень что надо. - Меня интересует одна подробность… Вы сами придумали себе имя Бэмби, а брату - Гюс? Она слегка улыбнулась. - Вас это удивляет? - Из протеста? - Угадали. Из протеста против жизни в этой огромной шикарной казарме, против нашего образа жизни, против тех людей, которые у нас бывают. Лучше бы я родилась в какой-нибудь простой семье и сама пробивала бы себе дорогу в жизни… - Вы и так пробиваете свой путь - на свой лад… - Ну, знаете, археология… Не хотела я заниматься таким делом, где мне пришлось бы отбивать место у других… - Вас особенно злит ваша мама? - Я, знаете, предпочитаю не говорить о ней… - Но разве же не в ней сейчас суть дела? - Возможно… Не знаю… Она украдкой взглянула на комиссара. - Вы считаете, что это - она? - настаивал Мегрэ. - Почему вы так думаете? - Когда я подошел к ее комнате, я слышал, с каким жаром вы там изъяснялись… - Ну, это вовсе не значит, что я считаю ее виновной. Мне не нравится тот образ жизни, который она ведет сама и навязывает нам… Не нравится… Она владела собой хуже, нежели ее брат, хотя внешне казалась спокойнее. - Вы ставите ей в вину, что ваш отец не был с ней счастлив? - Нельзя делать счастливыми людей против их воли. А что касается несчастья… - Мадемуазель Ваг нравилась вам так же, как и Жюльен Бод? Не колеблясь, она отрезала: - Нет! - Почему? - Она была просто мелкая интриганка, которая внушала отцу, что любит его! - А вы когда-нибудь слышали, как она говорила о своей любви? - Еще чего! Стала бы она ворковать при мне?! Достаточно было видеть ее с отцом! И я прекрасно понимала, что у них происходит при закрытых дверях! - Вы что - из моральных соображений… - Плевать мне на моральные соображения! Да о какой морали идет речь? Мораль какого круга? Разве мораль в нашем районе та же, что в каком-нибудь провинциальном городишке? Или в двадцатом округе?[9] - По-вашему, мадемуазель Ваг чем-нибудь огорчала вашего отца? - Может быть, она еще больше отдаляла его… - Вы хотите сказать, что он отдалился от семьи - из-за нее? - Я как-то не задумывалась над таким вопросом. Да и никто другой о нем не думал… Скажем так, не будь ее - может быть еще удалось бы… - Восстановить? - Тут нечего восстанавливать… Родители никогда не любили друг друга… И вообще я не верю в любовь… Но ведь можно просто жить в каком-то согласии, хотя бы в покое… - Этого вы и пытались добиться? - Иногда я пыталась утихомирить неистовство мамы, доказать ей всю ее непоследовательность… - А отец не помогал вам в этом? Хотя у девушки был совсем иной образ мысли, нежели у брата, все же кое о чем они судили одинаково. - Отец отступился. - Из-за мадемуазель Ваг? - А я больше не буду отвечать вам… Ничего больше не скажу… Вы поставьте себя на мое место - я возвращаюсь из Сорбонны и вдруг… - Что же, может, вы и правы… Но поверьте, я делаю все, чтобы в дальнейшем избежать мучительных формальностей… Вы тоже представьте себе расследование, которое будет тянуться неделями… Неопределенность… Вызовы в сыскную полицию… Потом - к следователю… - Да, об этом я не подумала… А что вы будете теперь делать? - Я еще ничего не решил. - Вы завтракали? - Нет. Да и вы тоже, и Гюс, наверно, ждет вас в столовой. - Разве отец не будет завтракать с нами? - Ему хочется побыть у себя одному. - А вы не хотите завтракать? - Есть сейчас не хочу, но скажу откровенно, умираю от жажды. - Чего выпьете? Пива? Вина? - Все равно - лишь бы стакан побольше! - Она невольно улыбнулась. - Обождите минутку. Он понял, почему она улыбалась. Она не могла представить себе, что комиссару вынесут стакан вина на кухню или в буфетную, как простому разносчику. Но и не могла допустить мысли, что он сядет рядом с нею и Гюсом в столовой. Она не стала обременять себя подносом. В одной руке она держала бутылку старого Сент-Эмилиона, в другой - большой граненый хрустальный стакан. - Не сердитесь, если я была резка и от меня не было проку. - Ну почему же? От всех вас был прок… Идите скорее есть, мадемуазель Бэмби! Забавное ощущение - сидеть вот так, в одиночестве, в кабинете Тортю и Бода, с бутылкой вина! Раз он сказал "побольше" - она принесла чайный стакан, и он без стесненья налил его до краев. Его и в самом деле мучила жажда. А кроме того, ему хотелось как-то подстегнуть себя, ибо за всю долгую службу ему, пожалуй, ни разу не выпадало такое тягостное утро. Комиссар был уверен, что мадам Парандон ждет его. Конечно, ей было известно, что он уже допросил всех домочадцев, и теперь она изнывала, когда же, наконец, дойдет очередь до нее. Интересно, велела ли она принести себе поесть, как это сделал муж? Стоя у окна, комиссар пил вино медленными глотками, рассеянно поглядывая на двор. Впервые там не стояло ни Одной машины - только рыжий кот лениво потягивался на солнце. Ламюр сказал, что в доме нет никаких животных, кроме попугая, значит, этот кот соседский и, наверно, забрел сюда в поисках спокойного местечка. Сначала Мегрэ не решался выпить второй стакан, но, поколебавшись, набил трубку и выпил еще полстакана. Затем, вздохнув, отправился уже знакомыми коридорами в будуар. Стучать не пришлось. Несмотря на ковровую дорожку, мадам Парандон услышала его шаги и, едва он подошел, дверь открылась. Она была в том же голубом шелковом пеньюаре, но успела за это время причесаться и накраситься, так что выглядела почти так же, как накануне. Может быть - чуть более напряженное, усталое лицо? Трудно сказать. Чувствовался какой-то надлом, но Мегрэ не мог бы сказать, в чем дело. - Я ждала вас. - Знаю. Вот я и пришел. - Почему же пришли ко мне - последней? - Ну… может быть, чтобы дать вам время на размышление. - О чем мне размышлять? - О том, что произошло… И что неизбежно произойдет дальше… - Это вы о чем? - После того как совершится убийство, рано или поздно обязательно следует дознание, арест, суд… - Разве это касается меня? - Вы терпеть не могли Антуанетту, не так ли? - Как, и вы называете ее по имени? - А кто еще звал ее так? - Хотя бы Гюс… А может быть, и мой муж… не знаю… Он такой галантный, что даже в самые интимные минуты способен говорить "мадемуазель". - Она умерла… - Ну так что? Неужели только потому, что человек умер, нужно наделять его всеми добродетелями? - Что вы делали прошлой ночью после того, как вернулись из "Крийона" и сестра ваша ушла? Нахмурив брови, она припоминала. Потом усмехнулась: - Я и забыла, что вы набили весь дом сыщиками… Да… Представьте себе, у меня разболелась голова, я приняла таблетку аспирина, а потом, ожидая, пока лекарство подействует, попробовала читать… Вон и книга еще лежит там и заложена на странице десятой или двенадцатой… Долго я не смогла читать… и легла… Но заснуть не удалось… Со мной это часто бывает - врач знает… - Доктор Мартен? - Нет, Мартен лечит мужа и детей, а я предпочитаю доктора Помруа. Он живет на бульваре Осман… Но, слава богу, я ничем не болею… Последние слова она отчеканила, словно бросая вызов. - Я не лечусь, не соблюдаю ни диеты, ни режима… И Мегрэ понял, что под этим подразумевалось: "Не то, что мой муж!" Но мадам Парандон не произнесла эти слова вслух, а продолжала: - Единственное, на что я жалуюсь, - это плохой сон. Иногда бывает, что к трем часам ночи я не засну. А это так изнуряет, так изводит… - Значит, и нынче ночью?.. - Да. - Вы были чем-нибудь взволнованы? - Думаете - вашим визитом? - отпарировала она. - Может быть - анонимными письмами… Ведь могли же они создать напряженную атмосферу… - Я и без анонимных писем уже много лет плохо сплю… В общем, вчера мне пришлось принять барбитурат. Рецепт выписал доктор Помруа. Показать вам коробочку с таблетками? - Зачем мне они? - Почем я знаю? Судя по вашим вчерашним вопросам, я могу ожидать чего угодно… Так вот, несмотря на снотворное, я еще долго мучилась… А когда проснулась - изумилась, что уже половина двенадцатого. - По-моему, вы нередко встаете поздно? - Так поздно - нет… Я позвонила Лизе. Она принесла на подносе чай и сухарики. А когда она раздвинула шторы, я заметила, что у нее красные глаза, и спросила, почему она плакала… Она разрыдалась и сказала, что у нас стряслась беда… Я сразу подумала о муже… - Что случилось что-то с ним? - По-вашему, он здоровый человек? Вы лаже не подозреваете, что сердце у него может сдать в любой момент… как и все, остальное… Комиссар не уточнил, что значит "остальное", оставив этот вопрос на будущее. - И в конце концов Лиза сообщила, что убили мадемуазель Ваг и что в доме полно полиции. - Как вы реагировали на это? - Я была так потрясена, что принялась за чай… Потом бросилась в кабинет к мужу… Что с ним теперь сделают? - Он притворился, что не понял: - С кем? - С мужем, разумеется! Ведь вы же не засадите его в тюрьму… С таким здоровьем он… - С чего бы мне отправлять его в тюрьму? Прежде всего это не в моей власти, а зависит от следователя. Кроме того, в настоящий момент у меня просто нет никаких причин для его ареста… - А кого же вы тогда подозреваете? Не отвечая, он принялся медленно расхаживать по голубому с желтыми листьями ковру, а мадам Парандон уселась, как и вчера, на кушетку. - Зачем бы понадобилось вашему мужу убивать свою секретаршу? - спросил он, отчеканивая каждый слог. - А разве для этого нужны причины? - Обычно без причин не убивают. - А вы не думаете, что некоторые люди могут просто выдумать причину? - Ну, какую же в данном случае? - Например, если она была беременна… - А у вас есть какие-нибудь основания для такого предположения? - Никаких. - Ваш муж - католик? - Нет. | 
