- Но если допустить, что она была беременна, то разве не могло быть так, что это обрадовало бы мосье Парандона? - Это только осложнило бы его жизнь… - Не забывайте, что теперь уже не то время, когда на незамужних матерей показывали пальцами… Годы-то идут, мадам Парандон… Многие теперь уже не стесняются обращаться к гинекологу… - Я сказала об этом только для примера… - Поищите другую причину. - Она могла и шантажировать его. - Чем? Разве ваш муж обделывает темные делишки? Или вы считаете его способным на махинации, позорящие честь адвоката? Пришлось ей сдаться: - Конечно, нет. Она произнесла это сквозь зубы, потом закурила сигарету. - Такие девицы в конечном счете стараются женить на себе… - Ваш супруг заговаривал с вами о разводе? - До сих пор нет. - А что бы вы сделали в этом случае? - Мне пришлось бы покориться и больше не заботиться о муже. - У вас, кажется, большое личное состояние? - Гораздо больше, чем у него. Мы живем у меня - этот дом принадлежит мне. - Следовательно, для шантажа нет никакого повода. - Может быть, он устал притворяться, что любит? - Зачем же ему "притворяться"? - Возраст… Прошлое… Образ жизни… Все это… - А вы любите искренне? - Я подарила ему двух детей. - Подарили? Что же, к свадьбе преподнесли? - Это - оскорбление? - И в мыслях не имел, сударыня. Но, видите ли, обычно детей делают вдвоем. Вот, так бы и сказали - у нас с мужем двое детей. - А к чему весь этот разговор? - К тому, чтобы вы мне сказали просто и честно: что вы делали сегодня утром? - Я уже сказала. - Но не просто и не честно. Вы долго описывали бессонницу, чтобы умолчать об утре. - Утром я спала. - Желательно, чтобы это подтвердилось. Возможно, что очень скоро я получу все доказательства. Мои инспектора проверили, кто где находился и кто куда ходил в промежутке с четверти десятого до десяти часов… Мне известно, что в кабинеты можно попасть разными ходами. - Вы обвиняете меня во лжи? - Во всяком случае в том, что вы не говорите всю правду. - Вы считаете мужа невиновным? - Я не могу считать кого-нибудь виновным или невиновным априори. - Однако вы меня допрашиваете так, словно… - В чем упрекала вас дочь, когда я приходил за нею? - Разве она вам не сказала? - Я ее об этом не спрашивал. Мадам Парандон снова усмехнулась. Губы сложились в горькую складку - ей хотелось изобразить жесткую, презрительную иронию. - Значит, ей повезло больше, чем мне. - Я спрашиваю, в чем упрекала вас дочь? - Если вы этого добиваетесь - пожалуйста! В том, что меня нет рядом с мужем в такой трудный момент. - Она считает виновным отца? - А если и так? - И Гюс, наверно, тоже? - Гюс еще в том возрасте, когда отец кажется божеством, а мать ведьмой. - Когда вы явились в кабинет мужа, вы знали, что я там? - Нет, я полагала, что вы не можете быть повсюду одновременно и надеялась застать мужа одного. - И вы спросили его… - Вполне естественно. В подобных обстоятельствах этот вопрос задала бы своему мужу любая жена. Вы видели, как он реагировал? По-вашему, нормальный человек стал бы топать ногами и изрыгать проклятия? Почувствовав, что попала в цель, она раздавила сигарету о мраморную пепельницу и закурила новую. - Если хотите еще о чем-нибудь спросить - я к вашим услугам. - Вы уже завтракали? - Не беспокойтесь об этом… А если вы сами проголодались… Выражение ее лица менялось каждую минуту. Поведение тоже. Она опять стала светской дамой. Чуть откинувшись на спинку дивана и полузакрыв глаза, она потешалась над комиссаром. Глава седьмая
В начале разговора с мадам Парандон комиссару приходилось сдерживаться. Но мало-помалу раздражение сменилось грустью. Он почувствовал себя неумелым и неуклюжим, отдавая себе отчет, как не хватает ему данных, чтобы успешно провести подобный допрос. В конце концов он примостился на одном из слишком хрупких для него креслиц и, не выпуская из руки потухшей трубки, сказал спокойным глухим голосом: - Послушайте, мадам. Хотя вам кажется, что я настроен по отношению к вам враждебно, это не так. Я всего лишь служащий, и моя обязанность - отыскивать истину всеми имеющимися в моем распоряжении средствами. Я еще раз задам вам тот же вопрос. Прошу вас подумать, прежде чем отвечать, взвесить все за и против. Предупреждаю, что если впоследствии будет установлено, что вы солгали, я сделаю из этого соответствующие выводы и попрошу у следователя ордер на арест… Наблюдая за ней, Мегрэ не отводил взгляда от рук, выдававших ее внутреннее напряжение. - Выходили ли вы из своей комнаты после девяти часов утра и ходили ли зачем-либо в направлении кабинетов? Она и глазом не моргнула, не отвернулась. Как и просил комиссар, она не спешила с ответом, хотя ему было совершенно ясно, что она ничего не обдумывает - ибо раз навсегда определила свою позицию. Наконец она бросила: - Нет. - И даже не показывались в коридорах? - Нет. - Не проходили через гостиную? - Нет. - Даже случайно не заходили в комнату к мадемуазель Ваг? - Нет. И могу добавить, что считаю эти вопросы оскорбительными. - Я выполняю свой долг. - Вы забываете, что мой отец еще жив. - Это - угроза? - Нет, просто я хочу напомнить, что вы не в своем кабинете на набережной Орфевр. - А вы хотите, чтобы я препроводил вас туда? - Не посмеете. Он решил не разуверять ее. Ему случалось удить рыбу в Мен-сюр-Луаре и однажды ему попался угорь. Какого труда стоило снять его с крючка! Он скользил между пальцами, упал на травянистый откос и в конце концов улизнул в реку. Но он пришел сюда не забавы ради. Он не рыбачил на удочку. - Итак, вы отрицаете, что убили мадемуазель Ваг? Опять рутина. Всегда одни и те же слова, и тот же взгляд человека, отчаянно старающегося понять другое человеческое существо. - Вы же это знаете. - То есть что знаю? - Что убил ее мой муж. - С какой стати? - Я вам уже сказала. При состоянии, в котором он находится, совсем не нужны какие-то определенные причины… Я вам открою одну тайну, которую никто не знает, кроме меня. Муж признался мне в этом еще до нашей свадьбы… Он побаивался ее, очень долго откладывал… Тогда я не догадывалась, что он все время советовался с врачами. Вы ведь не знаете, что когда ему было семнадцать лет, он покушался на самоубийство, считая себя неполноценным? Да. Вскрыл себе вены. А когда потекла кровь - перепугался до смерти и стал звать на помощь… сказав, что это получилось нечаянно. Вам, конечно, известно, что означает склонность к самоубийству? Мегрэ жалел, что не захватил с собой вино… То-то удивились Бол и Тортю, когда вернулись и нашли в кабинете бутылку Сент-Эмилиона… И, конечно, уже прикончили ее… - Его мучила совесть. Он боялся, что дети у нас будут ненормальные… Когда Бэмби была маленькой, только начала говорить, с какой тревогой он следил за ее развитием!.. Может быть, она говорила правду. В ее словах несрмненно заключалась доля правды, но комиссар чувствовал какой-то пробел, какое-то несоответствие между ее словами и действительностью. - Он одержим страхом болезни и смерти. Доктор Мартен знает об этом. - Я виделся сегодня с доктором Мартеном. - Казалось, удар попал в цель, но тотчас же к ней вернулась обычная уверенность. - Он сказал вам об этом? - Нет. И ему лаже в голову не пришло, что ваш супруг мог убить… - Вы забываете о профессиональной тайне, комиссар… И вдруг перед ним словно блеснул какой-то просвет, но пока еще далекий, смутный… - Я говорил по телефону с вашим деверем. Он в Ницце, на конгрессе. - Это было уже после… происшествия? - До. - И что же он? - Во всяком случае, он не счел нужным рекомендовать наблюдение за вашим супругом. - Однако он ведь должен знать… Она снова закурила сигарету. Курила она непрерывно, одну сигарету за другой, глубоко затягиваясь. - Разве вам не встречались люди, потерявшие всякую связь с жизнью, с действительностью? Люди, которые выворачиваются сами перед собой наизнанку, как перчатка. Поговорите с нашими друзьями - с нашими приятельницами, пусть они скажут - проявил ли муж интерес к кому-нибудь из них? Уступая моим настояниям, ему иногда приходится бывать с гостями, но при этом он почти никого не замечает, почти ни с кем не разговаривает… Весь уходит в себя… - Скажите, пожалуйста, он сам выбирает знакомых? - Это люди, с которыми мы должны встречаться По своему положению. Люди нормальные, ведущие нормальный образ жизни. Мегрэ не спросил ее, что она называет нормальным образом жизни, считая, что лучше дать ей высказаться. А ее монолог становился все более назидательным. - Прошлым летом, поверьте, он ни единого раза не был ни на пляже, ни в бассейне! Все время просидел в саду под деревом… То, что до замужества я принимала за рассеянность (представьте, вдруг он переставал меня слушать), впоследствии обернулось полной неспособностью жить с людьми. Вот почему он уединяется у себя в кабинете, почти не выходит оттуда, а уж если выйдет - таращит на всех глаза, словно филин, ослепленный светом… Вы поторопились с выводами, мосье Мегрэ! - Я хочу задать вам еще вопрос… Он был заранее уверен в ответе. - Вы прикасались к револьверу со вчерашнего дня? - А с чего бы это? - Я жду не вопроса, а ответа. - Нет. - С какого времени вы его не трогали? - Наверно, несколько месяцев… Я уже целую вечность не наводила порядок в этом ящике. - Но ведь вчера-то вы мне его показывали. - Ох, совсем забыла… - А раз я брал его в руки, значит, там остались мои отпечатки - поверх других? - И это все, что вам удалось установить? - Она смотрела на него так, словно ее огорчало, что Мегрэ такой неловкий, такой недотепа. - Вы очень красочно рассказали мне про отчуждение вашего мужа, об отсутствии у него контакта с жизнью. А вот вчера еще он занимался у себя в кабинете чрезвычайно важными делами с людьми, которые в облаках не витают. - А как по-вашему, почему он избрал специальностью Морское право? Ведь он ни разу в жизни не был на корабле, никогда не знал моряков… Все у него только на бумаге, все - в теории, ясно?.. И это еще раз подтверждает то, о чем я вам говорила и что вы никак не хотите принять во внимание… Она вскочила и принялась расхаживать по комнате, словно это помогало ей собраться с мыслями. - И даже его конек, пресловутая статья шестьдесят четвертая… Разве это не доказывает, что он просто боится - боится самого себя и старается себя успокоить? Он знает, что вы здесь и допрашиваете меня, - в нашем доме все известно, кто куда и зачем пошел. Знаете, о чем ему думается? О том, что нервы у меня не выдержат и я потеряю голову. Тогда подозрение падет не на него, а на меня… А попади я в тюрьму - он свободен. - Минутку. Мне что-то непонятно. О какой еще другой свободе идет речь? - О полной его свободе. - А на что ему это после смерти мадемуазель Ваг? - Найдутся другие мадемуазели. - Значит, вы думаете, что муж воспользовался бы вашим отсутствием и завел бы любовниц? - Почему бы нет? Это тоже возможность увериться в себе. - И потом по очереди убивать их? - Не обязательно убивать всех. - Но ведь как будто он не способен поддерживать отношения с людьми? - Да. С людьми нормальными - с людьми нашего круга. - Людей, не принадлежащих к вашему кругу, вы не считаете нормальными? - Вы же прекрасно понимаете, что я хотела сказать… Ненормально, что он водится с… - Почему? В дверь постучали, она отворилась, и вошел Фердинанд в белой куртке. - Мосье Мегрэ, вас спрашивает кто-то из ваших сотрудников. - Где он? - Здесь, в коридоре… Он сказал, что это очень срочно, и я решился провести его сюда. В полутьме коридора комиссар увидел Люка. - Одну минуту, мадам Парандон, вы разрешите? - Он притворил за собою дверь. Фердинанд ушел. Жена адвоката осталась у себя в комнате одна. - Что такое, Люка? - Утром она два раза проходила через гостиную. - Это точно? - Совершенно точно… Отсюда вам не видать, а из гостиной хорошо видно. В доме на Цирковой улице у окна почти целый день сидит один калека… - Очень старый? - Да нет, просто пожилой - лет пятидесяти… Когда-то попал в аварию и потерял ноги… Теперь торчит у окна целый день и от нечего делать наблюдает за всеми, кто тут ходит взад и вперед… А еще его интересует, как моют машины, особенно "роллс-ройсы…" Судя по тому, что он мне рассказывал, - а я задавал ему всякие дополнительные вопросы, - его показаниям верить можно… Фамилия его Монтанье… А дочь у него - акушерка. - В котором часу он видел мадам Парандон в первый раз? - Чуть позднее половины десятого. - Она шла в направлении кабинетов? - Да. Он разбирается в планировке квартиры даже лучше нас… Да и об отношениях адвоката с секретаршей знает. - Как она была одета? - В голубом, в домашнем. - А во второй раз? - Минут через пять после этого она прошла по гостиной обратно… И его поразило, что она даже не заметила, что в глубине комнаты горничная вытирала пыль. - Значит, она не видела горничную? - Нет. - А ты допросил Лизу? - А как же, еще утром. - И она об этом тебе ничего не сказала? - Говорит, что никого не видела. - Спасибо, дружище! - Что делать дальше? - Ждите меня оба здесь. Никто не подтвердил показания этого Монтанье? - Одна только служанка из квартиры на пятом этаже сказала, что заметила в окне гостиной кого-то в голубом - это было в то же время… Мегрэ снова постучался в будуар и вошел, в ту же минуту мадам Парандон показалась на пороге спальни. Он не спеша выколотил пепел из трубки и снова набил. - Будьте любезны, мадам, вызвать сюда горничную. - Вам что-нибудь понадобилось? - Да. - Пожалуйста. Она нажала кнопку. Несколько мгновений прошли в молчании, и у комиссара при взгляде на женщину, которую он так изводил, невольно сжималось сердце. Мысленно он повторял текст статьи шестьдесят четвертой, о которой столько говорилось здесь за последние три дня: "Нет ни преступления, ни проступка, если во время совершения деяния обвиняемый был в состоянии безумия или если он был принужден к тому силой, которой не мог противиться". Неужели человек, которого мадам Парандон так ярко описывала, мог в какой-то момент действовать в состоянии невменяемости? Читала ли она труды по психиатрии? Или же… Вошла перепуганная Лиза. - Вы звали, мадам? - Вот господин комиссар хочет поговорить с вами. - Закройте дверь, Лиза… Не бойтесь. Утром, когда вас допрашивали мои инспектора, вы волновались и, конечно, не оценили всю важность заданных вам вопросов… Бедная девушка смотрела то на комиссара, то на свою хозяйку. Та сидела, закинув ногу на ногу, слегка откинувшись на спинку кресла, с видом полного безразличия, будто все это ничуть ее не касается. - Вполне возможно, что вам придется давать свидетельские показания в суде и придется приносить присягу. Вам зададут те же вопросы, и если окажется, что вы солгали, - вам грозит тюрьма. - Не пойму я - о чем это вы говорите? - Мы установили, где был каждый человек в этой квартире между четвертью десятого и десятью часами… Чуть позднее половины десятого, скажем - в девять часов тридцать пять минут, вы вытирали пыль в гостиной. Так? | 
