Мегрэ расставляет ловушку
Жорж Сименон "Мегрэ расставляет ловушку"
Глава 1 Переполох на набережной Орфевр
Начиная с половины четвертого, Мегрэ все чаще поднимал глаза, чтобы взглянуть на часы. Без десяти минут он подписал последний лист, поднялся из-за стола, вытер со лба пот, поколдовал над пятью трубками, лежавшими в пепельнице, и только потом нажал кнопку под столом. В дверь постучали. Вытерев лоб носовым платком, он проворчал: - Войдите! В комнату вошел инспектор Жанвье. Он, как и комиссар, был без пиджака, но в галстуке. - Отдай это отпечатать. Потом принеси на подпись. Сегодня же вечером это должно быть у Комельо. Четвертое августа. Окна распахнуты настежь. Но прохлады это не приносило. Горячий воздух был насквозь пропитан запахом расплавленного асфальта, пышащих жаром камней, а вода в Сене, казалось, вот-вот закипит. Такси, автобусы двигались по мосту Сен-Мишель медленнее, чем обычно, еле ползли. Только сотрудники уголовной полиции ходили в форме. Прохожие держали пиджаки в руках, а некоторые, заметил Мегрэ, были в шортах, как на берегу моря. В Париже осталась всего четверть его населения, и эта часть с тоской и завистью думала о тех, кто сейчас плескался в волнах моря или сидел с удочкой в тени на берегу какой-нибудь захолустной речушки. - Ну что, приехали? - Нет еще. Лапуэнт следит за ними. Мегрэ с трудом поднялся, выбрал трубку, направился к окну, глазами отыскивая кафе-ресторан на углу Гранд-Августин. Фасад был выкрашен в желтый цвет. Внутрь кафе вели две ступени, там было прохладно, как в подземелье. Стойка, как в старые добрые времена обитая жестью, грифельная доска, на которой бармен записывал счет постоянных клиентов, мелом написанное меню и воздух, пропитанный запахом кальвадоса. Даже лавки букинистов на набережной были закрыты! Четыре или пять минут он стоял у окна, попыхивая трубкой. У кафе остановилось такси. Из машины вышли три человека и направились к ступенькам. Из этих троих Мегрэ знал только Лоньона, инспектора из восемнадцатого округа, который издали выглядел еще меньше и толще, чем он показался комиссару при первой встрече. Что они собираются пить? Конечно пиво. Мегрэ открыл дверь в кабинет, где сидели инспектора. Там царила такая же ленивая атмосфера, как и во всем городе. - Барон в коридоре? - Уже полчаса, шеф. - А других журналистов нет? - Сейчас приедет малыш Ружин. - А фотографы? - Один. Коридор уголовной полиции был почти пуст, два или три клиента терпеливо дожидались очереди к коллегам Мегрэ. По вызову Бодарда из финансового отдела привели человека, ставшего темой ежедневных газет: Макс Бернат, задержанный две недели назад, "герой" последнего финансового скандала, в котором речь шла о миллионах. Мегрэ не имел ни малейшего желания видеть Берната. А Бодарду с тем не о чем было говорить, расследование только началось. Но Бодард нечаянно проговорился, что к четырем часам мошенника доставят, и вот в коридоре сидели два журналиста и фотограф. Они оставались там до конца допроса. Но, если бы слух, что Макс Бернат находится на набережной Орфевр, распространился, туда бы слетелась туча народу. В четыре часа из кабинета инспекторов донесся легкий шум, означавший, что мошенника доставили. Еще десять минут Мегрэ, вытирая лоб и дымя трубкой, разглядывал ресторан на противоположном берегу Сены. Наконец он щелкнул пальцами и бросил Жанвье: - Давай, звони! Жанвье подошел к телефону и набрал номер ресторана. В ресторане Лоньон бросился к кабине: - Это меня! Я жду звонка. Все шло, как обычно. Мегрэ вернулся в свой кабинет немного отяжелевшим от пива и несколько обеспокоенным. Прежде чем сесть за стол, он налил себе стакан воды из-под крана. Спустя десять минут в коридоре разыгралась примечательная сцена. Лоньон и еще один инспектор из восемнадцатого округа, корсиканец Альфонси, медленно поднимались по лестнице. Между ними шел человек, который, похоже, чувствовал себя весьма неловко. Лицо он закрывал шляпой. Барону и его коллеге Жану Ружину, сидевшим перед дверью комиссара Бодарда, достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Фотограф спешно налаживал аппарат. - Кто это? Они знали Лоньона. Они знали каждого работника полиции, точно так же, как сотрудников своей газеты. Когда два инспектора, состоящие не на службе в уголовной полиции, а в комиссариате Монмартра, приводят незнакомца на набережную Орфевр, который к тому же закрывает лицо шляпой, - это что-нибудь да значит. - Это к Мегрэ? Не отвечая, Лоньон направился к двери и деликатно постучал. Дверь открылась, и все трое скрылись за ней. Барон и Жан Ружин были похожи на людей, которых только что одурачили, но поскольку каждый из них знал, что думает другой, то они промолчали. - Ты успел их сфотографировать? - спросил Ружин Фотографа. - Только шляпу перед его лицом. - Вот так всегда. Давай быстрее в газету и возвращайся сюда. Не прозевать бы их, когда они будут выходить. Альфонси вышел почти сразу лее. - Кто это? Инспектор, казалось, был смущен. - Я не могу ничего сказать. - Почему? - Это приказ. - Чей? Кого вы поймали? - Спросите комиссара Мегрэ. - Есть подозрения? - Не знаю. - Новые предположения? - Уверяю вас, мне ничего не известно. - Спасибо за помощь. - Я считаю, что если бы это был убийца, вы надели бы на него наручники. Альфонси ушел с убитым видом, словно расстроился, что не мог сказать больше, чем положено. В коридоре стало по-прежнему тихо, будто полчаса тому назад здесь никакой суеты вовсе и не было. Мошенник Макс Бернат вышел из финансового отдела, но он уже отошел на второй план. По старой дружбе журналисты задали несколько вопросов комиссару Бодарду. - Он назвал фамилии? - Еще нет. - Он отрицает помощь политических лиц? - Не отрицает, но и не признает. - Когда состоится новый допрос? - Как только подтвердятся некоторые сведения. Мегрэ вышел из кабинета по-прежнему без пиджака, в расстегнутой рубашке и с сосредоточенным видом направился к кабинету начальника. Это был еще один знак: несмотря на время отпусков, несмотря на жару, уголовная полиция готовилась к какой-то важной операции, и оба репортера думали о предстоящих допросах, иногда не прекращавшихся даже ночью. Но то, что происходило за закрытыми дверями, оставалось неизвестным. Вернулся фотограф. - Ты ничего не сказал в редакции? - Нет, только проявил пленку и отпечатал снимки. Через полчаса Мегрэ вышел от шефа и, отмахнувшись от репортеров, прошел к себе. - Скажите хоть, имеет ли это отношение… - Пока мне нечего вам сказать. В шесть часов посыльный из пивной "Дофин" принес поднос с пивом и бутербродами. Люка вышел из своего кабинета и прошел к Мегрэ. В шляпе, сдвинутой на затылок, пронесся Жанвье и стремительно вскочил в одну из машин уголовной полиции. Еще неожиданнее было появление Лоньона, который, как и Мегрэ, направился к начальнику. Не прошло и десяти минут, как он вышел оттуда и скрылся в кабинете инспекторов. - Ты ничего не заметил? - спросил Барон своего коллегу. - Соломенная шляпа! Они плохо представляли себе инспектора Неудачника, как прозвали Лоньона и в полиции, и в кругах прессы, в столь легкомысленной шляпе. - Это еще что! - А в чем дело? - У него красный галстук. Он всегда носил темные пластмассовые воротнички. - Что все это значит? Барон знал все и делился секретами со снисходительной улыбкой. - Его жена уехала в отпуск. - Говорили, что она парализована. - Была раньше. - А теперь вылечилась? Многие годы Лоньон вынужден был в перерывах между работой убирать лестницу, на кухне, квартиру на площади Константин-Пекер и вдобавок ко всему ухаживать за женой, которая однажды вдруг объявила себя инвалидом. - Она познакомилась с новой жиличкой из меблированных комнат. Та рассказала ей о водах и вбила ей в голову поехать туда на лечение. Как ни странно, она отправилась одна, без мужа, который не может уехать сейчас из Парижа, а с этой соседкой. Обе они одногодки. Соседка - вдова. Беготня из кабинета в кабинет все усиливалась. Почти все из бригады Мегрэ разъехались. Люка, распаренный, то приходил, то уходил. Время от времени показывался Лапуэнт. Им удалось поймать Мовуазена, но он был новичок, и из него невозможно было вытянуть ни слова. Вскоре приехала Маги, репортер утренней газеты, свежая, как будто и не было тридцатиградусной жары. - Что ты собираешься тут делать? - То же, что и вы. - А именно? - Ждать. - Откуда ты узнала, что здесь что-то происходит? Она пожала плечами и, достав помаду, провела по губам. - Сколько их там? - кивнув на кабинет Мегрэ, спросила она. - Пять или шесть. Их невозможно сосчитать: то приходят, то уходят. Они как будто меняют друг друга. - Что-нибудь наклевывается? - Во всяком случае, кажется, тут что-то заваривается. - Им принесли пиво? - Да. Это была примета: когда Мегрэ приказывал принести пива - это значило, что засели они там надолго. - Лоньон все время с ними? - Да. - Довольный? - По нему не видно. На нем красный галстук. - Почему? - Жена уехала лечиться. Они поняли друг друга. - Вы его видели? - Кого? - Того, кого они задержали? - Все, кроме лица. Он закрывался шляпой. - Ни старый, ни молодой. Насколько можно судить - за тридцать. - Как одет? - Как все. Ружин, какого цвета у него костюм? - Серый, со стальным отливом. - А по-моему, бежевый. - А общий вид какой? - Как у всякого прохожего на улице. На лестнице послышались шаги. Все обернулись. Маги пробормотала: - Это, должно быть, мой фотограф. Их стало пятеро, а в половине восьмого мальчик из пивной "Дофин" принес новую порцию пива и бутербродов. На этот раз шла большая игра. Время от времени журналисты по очереди отправлялись в глубину коридора звонить в свои редакции. - Есть пойдем? - А вдруг он уйдет за это время? - А если он будет тут сидеть всю ночь? - Давайте закажем бутерброды! - Давайте. - И пива? Солнце скрылось за крышами домов, но было еще светло, и прохладнее не стало. В половине девятого Мегрэ, со слипшимися на лбу волосами, выглянул в коридор и собрался было что-то сказать репортерам, но дверь за ним снова захлопнулась. - Нет, это ужасно! - Я же говорю тебе, что мы просидим всю ночь. Ты был, когда допрашивали Месторино? - Я тогда еще под стол пешком ходил. - Двадцать семь часов. - В августе? - Я не помню, какой это был месяц, но… - Может, перекинемся в картишки? Залегли свет. Ночной дежурный занял свое место в глубине коридора. - Как бы устроить сквознячок? Служащий открыл окно, затем дверь в одном кабинете, в другом, и вскоре с трудом можно было почувствовать что-то, отдаленно напоминающее ветерок. - Это все, что я могу сделать, господа. Наконец в одиннадцать часов за дверью кабинета Мегрэ послышался шум. Первым вышел Люка, пропустил вперед неизвестного, который держал перед лицом шляпу. Замыкал шествие Лоньон. Все трое направились к лестнице, ведущей из уголовной полиции во Дворец правосудия и оттуда в тюрьму Сурисьер. Фотографы вскочили. Вспышки озарили коридор. Менее чем через минуту дверь закрылась, и все бросились в кабинет Мегрэ, напоминавший поле битвы. Пустые стаканы, окурки, пепел, клочки бумаги, облако дыма под потолком. Мегрэ, по-прежнему без пиджака, мыл руки. - Вы сообщите нам какие-нибудь сведения, комиссар? Как всегда в таких случаях, он смотрел на них широко раскрытыми глазами и, казалось, никого не узнавал. - Сведения? - Кто это? - Кто? - Человек, который вышел отсюда. - Некто, с кем я имел продолжительную беседу. - Свидетель? - Мне нечего вам сказать. - Вы арестовали его без ордера? Его лицо приобрело виноватое выражение. - Господа, как это ни прискорбно, но в настоящее время я не имею права делать какие-либо заявления. - Вы рассчитываете сделать это в ближайшем будущем? - Не знаю. - Вы собираетесь повидать судью Комельо? - Только не сегодня. - Это связано с убийцей? - Еще раз напоминаю, что я не уполномочен давать какую бы то ни было информацию. - Вы возвращаетесь домой? - Который час? - Половина двенадцатого. - В таком случае пивная "Дофин" еще открыта, и я отправляюсь туда перекусить. Мегрэ, Жанвье и Лапуэнт ушли. Двое журналистов проводили их до пивной, где они пропустили по стаканчику за стойкой, пока эта троица усаживалась во втором зале и делала заказ уставшему и озабоченному официанту. Через несколько минут к ним присоединился Лоньон, а Люка все еще не было. Все четверо переговаривались вполголоса, и услышать, о чем идет речь или понять что-нибудь по движению губ, было невозможно. - Тебя проводить, Маги? - Не надо, я в редакцию. Когда дверь за ними закрылась, Мегрэ потянулся и весело, по-молодому улыбнулся. - Ну вот! - выдохнул он. - Я думаю, они напишут об этом, - сказал Жанвье. - А что они смогут написать? - Не знаю, но они найдут способ сделать из этого сенсацию. Особенно малыш Ружин. Тот был новичком, но дерзким и напористым. - А если они догадаются, что их провели? - Не должны. Это был новый Лоньон, Лоньон, который с четырех часов пополудни выпил четыре стакана, а теперь не отказался и от кофе, предложенного начальником. - Как поживает ваша жена, старина? - Она написала, что лечение идет ей на пользу. Беспокоится о моих делах. При этом он даже не улыбнулся. Он жил среди священных понятий и был оптимистом. - Вы очень хорошо сыграли свою роль. Благодарю вас. Надеюсь, что, кроме Альфонси, в вашем комиссариате об этом никто не знает? - Никто. Было уже за полночь, когда они разошлись. На террасах, на улицах было многолюдно. Жители наслаждались ночной прохладой, которой так не хватало днем. - Вы на автобусе? Мегрэ покачал головой. Нет. Он предпочитает пройтись пешком, один. Пока он шел по улицам, возбуждение улеглось, а выражение лица стало серьезным, почти тревожным. Несколько раз он проходил мимо одиноких женщин, жавшихся к домам и, казалось, готовых броситься бежать при одном лишь угрожающем жесте или окрике. За шесть месяцев пять женщин, подобных этим, возвращавшихся к себе или направлявшихся к подругам, пять женщин были убиты на улицах Парижа одним и тем же преступником. И что любопытно, все пять убийств совершены в одном из двадцати округов Парижа, в восемнадцатом, на Монмартре, и не просто в одном округе, но даже в одном квартале, ограниченном четырьмя станциями метро: "Ламарк", "Аббее", "Площадь Бланш", "Площадь Клиши". Имена жертв, названия улиц и переулков, время преступлений стали известны читателям газет, а для Мегрэ превратились в навязчивую идею. Он знал таблицу наизусть, мог рассказать ее, как басню, выученную в школе. 2 февраля. Авеню Рашель, совсем рядом с площадью Клиши, в двух шагах от бульвара Клиши и его фонарей; Арлетта Дютур, 28 лет, проститутка, проживала в меблированных комнатах на улице Амстердам. Два удара ножом в спину, вызвавшие почти мгновенную смерть. Методически разрезана вся одежда. Несколько поверхностных порезов на теле. |