Ж. П. Г, замирает, смотрит на записку и напрягает слух. Шорохи подтверждают его первую мысль: сегодня воскресенье. Жена приводит себя в порядок, Элен хозяйничает, Антуан, разумеется, готовит уроки у себя в комнате. Все это легко проверить. Ж. П. Г, идет к окну и кричит: - Завтракать! Он даже не называет дочь по имени: она ведь тоже избегает обращаться к нему напрямую. Окно в кухне открывается. Элен отвечает: - Несу! Ж. П. Г, облокачивается на подоконник, глядя сверху на садик и соседние дворики. Он спокоен, в карих глазах мелькает подобие улыбки. Возможно, это реакция после вчерашнего возбуждения, когда он два часа катался по кровати в приступе ярости. Дело в том, что около четырех часов дня Элен нерешительно вошла в комнату и принялась вынимать из гардероба материнские вещи. Она перенесла платья и юбки к себе, затем освободила ящики комода. - Что ты делаешь? - То, что велела мама. - Где она? - Внизу. - Скажи, что мне надо с ней поговорить. Г-жа Гийом вошла так же, как утром. Как утром, она остановилась на пороге и отчеканила: - Прошу не беспокоить меня без надобности. С сегодняшнего дня я буду спать в комнате Элен. Потом закрыла дверь и ушла. Вечером Ж. П. Г., словно заключенному, принесли тарелку супа и овощи. Он швырнул все на пол, и Элен, присев на корточки, собрала осколки фаянса. Теперь это прошло. Довольно портить себе кровь. Он больше не хочет волноваться. Ж. П. Г, спокойно, по-мужски размышляет, глядя на задние стены домов и сады. В соседнем дворике женщина чистит обувь. Перед ней не менее дюжины пар всех фасонов. Ж. П. Г, мысленно следует за дочерью по лестнице. Она входит напуганная - откуда ей знать, что отец успокоился? - и ставит на ночной столик поднос с завтраком. Ж. П. Г, не говорит ей ни слова. Он лишь отмечает про себя, что под передником на Элен выходное платье, дочь собирается к мессе. - Тебе больше ничего не нужно? - робко осведомляется она. - Нет. Сидя на краю кровати напротив открытого окна, Ж. П. Г, один за другим макает оба рогалика в кофе. Ночь он провел совершенно нелепую. Несколько часов ворочался в постели с такой сильной головной болью, что даже испугался - уж не заболел ли. Потом, когда рассвело, увидел сладостный сон - слишком насыщенный, чтобы полностью запомнить. Пересказать этот сон Ж. П. Г, тоже не мог бы, но все образы, проходившие перед его глазами, были солнечными и радостным, все относились к одному и тому же периоду его жизни. Иллюзия была настолько правдоподобной, что Ж П. Г, ощущал даже запахи тех времен, опять, с фотографической четкостью, видел лица, которые считал навсегда забытыми. Перед ним, например, возник Итальянский бульвар около десяти утра в июне, когда в Париже разгар сезона, хотя все наводит уже на мысль об отпуске… На нем канотье по последней моде, в руках трость с золотым набалдашником. Он идет медленно, останавливается у витрин с мужскими рубашками. Иногда оборачивается, заглядевшись на проходящую женщину, или следует за иностранцем, вышедшим из "Гранд-отеля", и несколько минут прикидывает, не клиент ли это для Польти. Снились ему также дни скачек и дамы в шляпах с широченными полями, но в узких - по контрасту - у щиколоток платьях. "Человек, приходивший вчера, - из полиции", - пишет Антуан. Теперь Ж. П. Г, находится в Ла-Рошели. Сегодня воскресенье. Жена выходит из ванной, спускается в столовую завтракать, зовет: - Антуан! Пора! - Иду. Ж. П. Г, усмехается - с этим покончено. Он воображает, какое потрясение испытает вскоре его семья. Чтобы выиграть время, начинает умываться и бриться. Он бесспорно изменился с тех времен, когда разгуливал по Большим бульварам, но у него все те же глаза и яркие сочные губы. Недаром в молодости тетка говаривала ему, что в его жилах, должно быть, течет кровь метисов. После бритья Ж. П. Г, тщательно припудривает лицо, смачивает волосы одеколоном и тратит несколько минут на то, чтобы натянуть правый ботинок, не снимая с ноги повязку. Внизу кончают завтракать. Выдвигается ящик, где лежат молитвенники и выходные перчатки. - Поживее, Элен! Ж. П. Г, притаился. Каждый звук доносится до него с исключительной отчетливостью, и Ж. П. Г, сразу угадывает происхождение этого звука. Каждое воскресенье все повторяется. Г-жа Гийом стоит на пороге, натягивая перчатки; Антуан ждет на тротуаре. А вот Элен постоянно задерживается - она ведь обязана обо всем позаботиться: поставить на огонь завтрак, прикрыть масло от мух. - Идите, я сейчас, - кричит она. Ж. П. Г, входит в комнату дочери, смотрит в окно и на середине безлюдного тротуара видит жену в черном шелковом платье Она идет размеренным шагом, оборачивается, машинально поглядывает на дом. Наконец выходит Элен, запирает дверь, догоняет мать и брата. На улице распахиваются другие двери, из них выходят люди и тоже направляются к воскресной службе. Голуби что-то выклевывают из щелей между плитами мостовой. Ж. П. Г, облегченно вздыхает. Теперь можно двигаться, шуметь. Он раскрывает все двери, достает из-под шкафа свой лучший чемодан, запихивает в него белье, костюм, пару обуви. Вопрос с ногой по-прежнему не решен. Ж. П. Г, пробует снять повязку, не разбередив рану, но сразу же брызжет кровь. - Тем хуже! - бурчит он. Ж. П. Г, натягивает на повязку носок, потом надевает ботинок, слегка морщится от боли, но уже через несколько минут перестает ощущать ее. Женщины проспали ночь вдвоем в постели Элен. Ж. П. Г, с усмешкой смотрит на ночную рубашку жены, висящую на медном шаре кровати. Он редко чувствовал в себе такую легкость, как сегодня. Он действует, словно подстраиваясь к ритму колоколов, вновь звонящих к воскресной службе. Может быть, сегодня какой-нибудь праздник? Недаром небо такое чистое, воздух искрится. В мозгу Ж. П. Г., во всем его существе сливаются воедино два периода: годы жизни с Мадо и время выставки в Льеже, водяного каскада, нового автомобиля Польти. После стольких лет он опять окунется в ту же самую атмосферу. "Нужно купить себе другие костюмы", - решает Ж. П. Г., завязывая перед зеркалом галстук. Гардероб у него совершенно немыслимый: пиджаки слишком длинные, прямые, тяжелые. Он купит также мягкую шляпу серебристо-голубого цвета, какие носят теперь молодые люди. Неясно лишь одно - где раздобыть денег. Позавчера он свалял дурака, отдав жене две тысячи франков. Ж. П. Г, спускается в столовую и выдвигает ящик, где лежит коробка из-под галет - в ней обычно хранят наличные. Коробка пуста! Ж. П. Г, нервничает, нетерпеливо заглядывает в другие ящики, безуспешно ищет в гостиной. Потом возвращается в спальню, обшаривает комод, платяной шкаф. У жены мания прятать ценные вещи в самых неожиданных местах - под рубашки, на шкаф. Куда она могла деть две тысячи франков? Из дома она не выходила, следовательно, в банк не отнесла. Ж. П. Г, в панике. Он не может бежать без денег, а в бумажнике у него и двухсот франков не наберется. "Я забыл о сбережениях детей", - говорит он себе. У каждого из них свои сбережения, распорядиться которыми он имеет полное право. Элен складывает свои в коробку из папье-маше и держит ее, должно быть, в платяном шкафу. Ж. П. Г, находит коробку, которая запирается на ключ. Она черного цвета, на крышке большие золотые птицы. Ж. П. Г, хватает с туалета щипцы для завивки и взламывает замок. Первое, что попадается ему на глаза, - портрет молодого человека. Ж. П. Г, не знает его, но не сомневается, что это именно тот, кто бросает письма в подвальное окошко. Он довольно красив и тоже очень смугл. Лет ему не больше девятнадцати. Под портретом лежат разные бумаги, преимущественно письма от подруг. Наконец Ж. П. Г, обнаруживает деньги - франков шестьсот. Он засовывает их в карман, даже не потрудившись положить коробку на место. Теперь к Антуану! Комната сына более темная: в ней почти не бывает солнца. Черная эмалированная кровать. На дубовом столе раскрытые тетради, а в ящике Ж. П. Г. находит свой старый бумажник, где у Антуана хранится триста франков. Время идет. Месса давно началась. Ж. П. Г, спрашивает себя, ничего ли он не забыл, нет ли в доме вещи, которую легко унести, а главное, легко продать. Нет! Жена носит все свои драгоценности на себе. Ж. П. Г, поднимает свой нетяжелый чемодан. Внизу неизвестно отчего - ему хочется заглянуть в кухню. Он вдыхает знакомый запах варящейся в кастрюле курицы; приподнимает даже крышку, потом проходит через столовую и гостиную… Если он ни с кем не хочет встретиться, времени у него в обрез. План намечен. Ж. П. Г, предусмотрел все малейшие детали, даже возможность слежки или ареста. Эта уверенность приводит его в прекрасное настроение: теперь он ничего не боится. План подсказан ему поведением доктора Дигуэна, который последние дни считает его душевнобольным. А душевнобольных в тюрьму не сажают! В худшем случае, помещают в специальную лечебницу. К счастью, в Гвиане Ж. П. Г, однажды ударили железной палкой по голове, и он три месяца пробыл в лазарете. Запись о пребывании там еще можно отыскать, к тому же под волосами доныне сохранился широкий рубец. Ж. П. Г, открывает последнюю дверь и на мгновение цепенеет у нагретого солнцем порога. По тротуару проходят двое мужчин с удочками. Ж. П. Г, закрывает привычно скрипнувшую дверь. С чемоданом в руке идет в сторону, противоположную церкви и плацу. Он чуточку недоволен этим. Хорошо бы, словно совершая паломничество, завернуть в кафе "Мир" и выпить в прокладном зале рюмку, нет, лучше две, перно. Но он не имеет права подвергать себя риску быть замеченным. Он в отпуске, и все тут. Ж. П. Г, скорее бежит, чем идет. Ему хочется пить, но он обязан думать о своей безопасности. В церкви, должно быть, уже возносят святые дары. Теперь только от проповеди зависит, скоро ли кончится служба. Ж. П. Г, минует квартал Жерико-ла-Тромпет и ждет автобус недалеко от железнодорожного полотна. Сесть в поезд в самой Ла-Рошели он не хочет - на вокзале его обязательно заметят. Он доедет сначала до Марана - это в 20 километрах отсюда. Автобус набит крестьянками в черном, в нем едет также очень шумная футбольная команда. Машина катит по равнине, останавливается перед церквями, откуда выходят верующие, и перед кабачками, где играют в русский бильярд. Все говорят одновременно, гудит мотор, скрипят тормоза, и в окна врывается сельский шум, шум природы, каждая частица которой живет своей напряженной жизнью. Ж. П. Г, не поинтересовался расписанием поездов. В Маране он узнает, что до Люсона выгоднее ехать автобусом; так он и поступает, предварительно выпив в бистро полбутылки белого вина. Ему жарко. Это уже не весна, а лето. Солнечные лучи бьют сквозь стекло прямо в затылок, и Ж. П. Г, прикрывается платком, веером засунув его под шляпу. Большинство магазинов в Люсоне закрыто. У бензоколонок вереницы машин. На вокзале Ж. П. Г, покупает билет до Ниора: там он сможет наконец сесть на скорый "Бордо - Париже. Такого дня еще не было в его жизни. Например, он проводит неповторимый час в вагоне-ресторане, сидя напротив хорошо одетой девушки, которой дважды передает горчицу и соль. Он не ухаживает за нею, но соседство с ней все равно приводит его в восхищение. Что скажет жена, обнаружив, что спальня пуста? Неужели она настолько подлая, что предупредит полицию? "Держу пари, она бросится туда, где прячет две тысячи франков", - думает Ж. П. Г. И бросится, не успев даже сунуть молитвенник в ящик стола и снять перчатки! За едой он выпивает еще полбутылки бордо, затем, когда официант проносит мимо золоченые графинчики, позволяет себе рюмку шартреза. В поезде нет вагонов третьего класса, и Ж. П. Г, едет во втором. Находит на скамейке юмористические журналы и просматривает их от корки до корки. Поезд идет очень быстро. Ж. П. Г, никогда не ощущал так быстроту движения. Она вызывает в нем восторг, опьянение. По вагонным стеклам, словно струи дождя, скатываются потоки солнечного света. Поезд минует усеянную лодками Луару. На мачтах развеваются флажки - очевидно, сегодня состязания рыболовов. В какой-то деревне, мимо которой проносятся вагоны, по улице шествует грохочущий духовой оркестр. Ж. П. Г, никогда не бывал в лечебницах, но представляет себе, как там все выглядит. В палатах, выкрашенных белой эмалью, образцовая чистота. Сестры, ухаживающие за больными, тоже в белом. За окнами обязательный парк, на худой конец, большой сад; кормят преимущественно молочным, бульонами, диетическими хлебцами… Ж. П. Г, был бы почти счастлив попасть туда. Но нет! Это уж на самый крайний случай. Он предпочитает отель на Лазурном берегу - должность администратора, визитка, стол старшего обслуживающего персонала… В последнюю минуту Ж. П. Г, осеняет мысль, что о его прибытии могли известить Париж, и он выходит в Версале, который совсем ему не знаком. Там тоже ходят автобусы, и он садится со своим чемоданчиком в один из них. Когда машина минует заставу Сен-Клу, уже близится вечер, н тысячи людей с охапками цветов возвращаются из окрестностей. Главное теперь разыскать Бебера Итальянца или другого торговца фальшивыми документами. Ж. П. Г, даже не приходит в голову, что прошло двадцать лет и нужных людей может не оказаться на прежнем месте. Он останавливается в гостинице на авеню Терн, оставляет в номере чемодан, моет руки и выходит, гонимый потребностью идти вперед. 11
"Насколько они глупее, чем в мое время!" - думает Ж. П. Г. "Они" - это хозяева и официанты бистро. Ж. П. Г. еще не забыл места, где ему, быть может, посчастливится встретить тех, кого он разыскивает. Первый бар возле церкви Троицы остался таким же, как прежде, только внутри сняли перегородку. Ж. П. Г. облокачивается на стойку, заказывает перно и тоном завсегдатая тихо спрашивает: - Бебер Итальянец по-прежнему здесь? Официант внимательно смотрит на Ж. П. Г., оборачивается и подмигивает хозяину. - Не знаю такого. Ж. П. Г, не настолько наивен, чтобы ему поверить. Наверно, он просто слишком уж нелепо выглядит в своем котелке и черном костюме учителя из лицея. Хорош бы он был, если бы вдобавок сохранил усы! Слегка покраснев, Ж. П. Г, продолжает: - Да вы меня не опасайтесь Я из его дружков… Ему не верят. Его принимают за шпика. Он уходит с брезгливым выражением лица и направляется на улицу Бланш, где ему известны два таких же ресторанчика. Но один из них больше не существует, а другой содержит белокурая толстуха, которая кого-то напоминает Ж. П. Г., но слишком смутно. - Перно, - заказывает он. Он сдвинул котелок на затылок. В такой час, да еще в воскресенье, все подобные заведения пусты. - Сегодня скачки? - осведомляется он. Вопрос вызывает удивление. - А как же! Открытие сезона в Довиле. В его время на скачки в Довиль не ездили. Ж. П. Г. едва сдерживает раздражение. - Вы знаете Бебера-Итальянца? - Кого? - Бебера… Такого маленького, худого. Впрочем, он не итальянец, а корсиканец. Нет, Бебера тут не знают, и Ж. П. Г, обосновывается на площади Пигаль в баре, не слишком посещаемом приличной публикой, но зато до отказа набитом проститутками и темными личностями в кепи. Ж. П. Г. пробирается к стойке. Он утратил самоуверенность. Париж, по которому он блуждает уже два часа, сбивает его с толку. А ведь это квартал Бебера!.. Если только тот в свою очередь не угодил на каторгу. "Нет, - думает Ж. П. Г., - для этого он слишком хитер". Постепенно он придвигается к хозяину. - Скажите, Бебер у вас давно не бывает? - Какой Бебер? - Итальянец. Хозяин опасливо осматривается по сторонам, славно эти слова таят в себе опасность. - Ты откуда? - цедит он сквозь зубы, наклоняясь к слегка захмелевшему Ж. П. Г. - С "дачи". - А зачем тебе Бебер? - Это мой дружок. У меня к нему дельце. Ж. П. Г, слишком утрирует свою роль: он только что опрокинул не то третью, не то четвертую рюмку перно. - Больше не говори "Бебер", ясно? Теперь это господин Филипп. - Господин Филипп? - Знаешь большой дансинг на бульваре Клиши? Так вот, он его хозяин. А я тебе ничего не говорил. Но если ты соврал… Ж. П. Г, и не представлял себе, что Монмартр может быть столь шумным. Впечатление такое, словно сюда перебрались увеселительные заведения всего Парижа! На газоне бульвара выстроились ярмарочные балаганы. Террасы черны от посетителей. В нос бьет запах пива. Ж. П. Г, голоден, но безуспешно заходит в два ресторанчика - свободное место находится только в бульонной со стандартными ценами в конце улицы Лепик. Обед стоит шесть франков. Подавальщицы снуют между столиками, выкрикивая заказанные блюда: - Кому тут пирожное? А сосиски? Сейчас рассчитаюсь. | 
