Сименон Жорж - Исчезновение Одиль.

    Поверил ли ей рыжий студент? Не подозревал ли он ее в том, что она разыгрывала комедию с самоубийством, а сама знала, что в последний момент позовет на помощь?

    Ей не могло быть известно, что он тут и что он экстерн. Он ни разу не встречал ее в гостинице, куда она приехала только этим утром.

    Он вошел, держа в руках небольшие пакеты. Затем отправился к себе в номер за спиртовкой.

    - Так вам больно?

    - Немножко. Чуть-чуть.

    - А сейчас мне придется сделать вам больно.

    Он продезинфицировал инструменты, поднося их к пламени спиртовки, и наложил ей шов из пяти стежков.

    Всякий раз она вздрагивала, сжимая зубы, так как не хотела стонать в его присутствии.

    - Теперь я хочу снять вам жгут.

    - Это все?

    - Пока да. Завтра я должен буду снять вам повязку, чтобы посмотреть, как там рана.

    Его взгляд упал на бутылку коньяка.

    - Хотите еще немного?

    - По-моему, мне от него становится лучше.

    Он налил ей и сел верхом на стул.

    - Вы беременны?

    Она вздрогнула, скорее удивившись, чем возмутившись.

    - Почему вы меня об этом спрашиваете?

    - Потому что девушки пытаются покончить с собой, когда они беременны от мужчины, за которого не могут выйти замуж.

    - Это не мой случай. Вы сказали - пытаются. И много таких, которые остаются в живых?

    - Добрая половина.

    - Если бы вас не оказалось в номере…

    - Знаю. Так позвоните брату.

    Она попросила соединить ее с отелем "Меркатор".

    - Отель "Меркатор".

    Она узнала голос мсье Бедона.

    - У вас живет Боб Пуэнте?

    - Он остановился здесь, но примерно час назад вышел из гостиницы.

    - Вы не знаете, когда мне лучше позвонить, чтобы застать его?

    - Перед ужином - он любит принимать душ в конце дня.

    - Благодарю вас.

    - Что-нибудь передать?

    - Скажите, что ему звонили и будут еще звонить. Он поймет.

    Она повесила трубку.

    - Так я и думала. Боб вернется только к ужину, чтобы принять душ.

    Она схватила новую сигарету, и он протянул ей зажженную спичку.

    - Вы позволите? - спросил он, вытаскивая трубку из кармана.

    - Пожалуйста.

    - Что вы чувствуете сейчас, оставшись в живых?

    - Я, скорее, склонна спрашивать у себя: что бы я чувствовала сейчас, будь я мертва?

    - Несчастная любовь?

    - Нет. У меня нет возлюбленного.

    Казалось, он задумался над чем-то, затем вздохнул.

    - С вами такое уже случалось?

    - Нет.

    - У вас никогда не возникало такого желания?

    - Возникало, часто. Это случается всякий раз, когда у меня депрессия, а она у меня бывает часто.

    - Кто вас лечит?

    - Наш семейный врач доктор Вине.

    - Вы говорили ему о своем желании покончить с собой?

    - Я все ему говорю.

    - Какое лечение он вам рекомендует?

    - Он говорит, чтобы я больше не курила, принимала три раза в день успокоительное, а вечером две таблетки снотворного, потому что иначе мне не удается заснуть. Такое уже было у меня в детстве.

    Она прониклась доверием к этому высокому человеку в рубашке с засученными рукавами, на которых осталось несколько капелек крови.

    Он не улыбался. Его не заботило, любезен он или нет. Он смотрел на нее с тревогой, как будто искал ответ на вопрос, который сам же себе задавал.

    - У вас давно брали кровь на анализ?

    - Меньше двух месяцев назад. В нашей семье принято каждый год сдавать анализы.

    - Вы еще учитесь в лицее?

    - Я должна была бы сейчас учиться в гимназии. У нас несколько иная школьная система, чем во Франции.

    - Знаю. А почему вы сказали "я должна была бы… ".

    - Потому что я там не учусь. Я бросила учебу, не закончив коллеж. У меня нет никакого диплома, никакого аттестата.

    Ею занимались, и это делал молодой человек, который, похоже, разбирался в человеческом сердце. Она только-только чудом избегла смерти - и вот уже вновь обретала себя полностью. Она желала, чтобы он задал ей много вопросов.

    - Я ведь оторвала вас от работы?

    - Да, я работал, но это может подождать. Не сочтите мой вопрос нескромным, но какая профессия у вашего отца?

    - Он писатель. Точнее, историк. В основном рассказывает о жизни выдающихся людей прошлого.

    - Альбер Пуэнте?

    - Вы его знаете?

    - Я прочел три-четыре его книги. Если верить газетам, то он исправно пишет по книге в год.

    - Это так.

    Раздался телефонный звонок. Одиль бросилась к аппарату, потом ее охватила паника, она застыла, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы снять трубку.

    - Алло, - произнесла она.

    - Так это ты!

    На другом конце провода был Боб.

    - Где ты?

    - Неподалеку от отеля "Меркатор".

    - С тобой все в порядке?

    - Все в порядке. У меня, конечно же, ничего не вышло. Со мной всегда так…

    Она улыбалась студенту, у которого был несколько смущенный вид.

    - Можно мне зайти к тебе или же ты собираешься перебраться сюда?

    - Я предпочитаю, во всяком случае пока, оставаться здесь, - Тогда я еду. Где это?

    - "Отель Модерн" на улице де ла Арп.

    - Я буду там через десять минут.

    Рыжий молодой человек по-прежнему наблюдал за ней с любопытством, которого и не думал скрывать. Сомнений быть не могло - она вызывала у него удивление. Он старался понять. Он чувствовал, что какие-то вещи ускользают от него.

    - Я заинтриговала вас, не так ли?

    Не ответив ни "да", ни "нет", он продолжал смотреть на нее, и лицо его оставалось спокойным.

    - Учитывая то, что мне известно о вашем отце, - сказал он, как бы размышляя вслух, - не думаю, чтобы у вас было несчастливое детство.

    - Нет. Но назвать его счастливым я тоже не могу. Я была молчаливой, меня часто находили забившейся в угол коридора или в гараже в глубине сада.

    - Почему?

    - Не знаю. Может, потому, что мне было, к примеру, не по себе в присутствии матери или любого другого человека. Как я поняла позднее, это было немного так, как если бы я чувствовала, что принадлежу к другой породе, чем все остальные.

    - Вы никогда не играли?

    - Очень мало. А когда мне случалось это делать, выходило неубедительно.

    - А вы помните, о чем вы думали?

    - Нет. По-моему, я не думала. Я смотрела прямо перед собой. Случалось, я часами смотрела на пятно на обоях…

    - Ваши родители не беспокоились?

    - Они думали, что это пройдет. Часто бывало, что я пряталась где-нибудь в доме и ждала, пока меня найдут.

    - Это был способ добиться того, чтобы вами занимались?

    - Возможно.

    - Как насчет детских болезней?

    - Была, скарлатина. Это мое лучшее воспоминание. Я лежала в постели с иллюстрированными журналами. Горничная поднималась ко мне наверх по двадцать раз на день, чтобы удостовериться, что мне ничего не нужно. Приятельницы матери из страха заразиться перестали приходить играть в бридж. Моя комната стала центром дома. Мать тоже меня навещала. Отец спускался со своей мансарды и садился ко мне на край кровати.

    - В общем, вам не хватало ласки?

    - Не осмелюсь сказать, что да. Это я их не понимала. У меня было такое чувство, будто каждый занимается лишь своей жалкой жизнью и я не что иное, как бремя. Вы позволите? Я пройду в ванную и оденусь.

    Ванна была полна розоватой воды, и она выдернула пробку, чтобы спустить ее. В чемодане она нашла серые брюки и бледно-серый свитер. Затем она причесалась. Рядом раздались голоса, и она бросилась туда, зная, что это брат.

    - О, Боб! - воскликнула она, прижавшись к его груди, как всегда мечтала это сделать.

    - Мой котенок…

    Он называл ее так иногда, когда впадал в чувствительность.

    - Дай-ка я посмотрю на тебя. Нет. Ты выглядишь неплохо.

    Она чувствовала себя легко, непринужденно. У нее в номере находились два человека, а ведь у нее были все шансы проваляться в ванне до завтрашнего утра.

    - Познакомься, это…

    Она повернулась к студенту.

    - Прошу прощения, но я даже забыла спросить, как вас зовут.

    - Альбер Галабар.

    - Мой брат Боб.

    - Очень рад.

    - Взаимно.

    С принужденным видом они, казалось, изучали друг Друга.

    - Если я правильно понял, вы приехали в Париж, чтобы начать поиски своей сестры?

    - Мы с ней немного разминулись. Сначала в ночном кабачке, где мне сказали, что видели ее там накануне вечером. Затем сегодня днем, в гостинице напротив Лионского вокзала, откуда она только что выехала.

    - Ты раскопал гостиницу "Элиар"?

    - Мне было не по силам обойти все гостиницы на Левом берегу. Я догадывался, что ты, возможно, побоишься столкнуться со мной. Выйдя с вокзала, ты ринулась в первую попавшуюся гостиницу, думая, что никому не придет в голову тебя здесь искать.

    Она вздрогнула, вспомнив свой номер там.

    - Там было очень мрачно.

    - И ты не побоялась поселиться так близко к улице Гей-Люссака?

    - Я ничем не рисковала, поскольку решила, что покончу с собой сегодня.

    - Что же произошло?

    Боб держал ее за плечи: чувствовалось, он испытывает такое наслаждение, что нашел ее! Он даже больше походил на влюбленного, чем на брата.

    - Я вскрыла себе вены и, похоже, громко вскрикнула. Альбер Талабар занимает соседний номер. Я этого не знала. Я никогда его не видела. Когда я открыла глаза, я по-прежнему лежала в ванне, а он накладывал мне жгут. Он студент-медик и работает в больнице.

    Мужчины снова обменялись взглядом.

    - Это чистая случайность, что я оказался у себя в номере.

    - Рана могла оказаться смертельной?

    - Весьма вероятно, что да.

    - Это письмо мне? - спросил Боб, указав на конверт на столе. - Почему на нем лежит мелочь?

    - Чтобы заплатить за марку.

    - А это что за деньги?

    - За номер.

    Они оба удивленно уставились на нее.

    - И прежде чем вскрыть себе вены, ты обо всем этом подумала?

    - Я была спокойна, я совсем не волновалась. Перед этим я сходила в ресторан, чуть дальше по этой улице, и вкусно пообедала. После я чуть было не вымыла волосы в парикмахерской и не попросила сделать мне укладку, но нужно было слишком долго ждать.

    - Можно я возьму письмо?

    - Оно твое. Не показывай его никому, особенно родителям.

    - Может, позвоним сейчас папе?

    - По-моему, это необходимо сделать.

    Она нахмурила брови. Это уже было контактом с авеню де Жаман, и ей казалось, что она снова окажется в прошлом.

    - Я не стану ему обещать, что собираюсь вернуться. Просто поговорю с ним.

    Он заказал разговор. Ответила Матильда.

    - Матильда, это Боб. Я хотел бы поговорить с отцом. Мама в гостиной с приятельницами?

    - Нет. Она вышла за покупками.

    - Тем лучше. Отец сам ей все сообщит.

    - У тебя ведь хорошие новости, да? Я поняла это по твоему голосу.

    Спустя несколько мгновений в трубке раздался голос отца:

    - Есть новости. Боб?

    - Превосходная новость. Я нашел Одиль. Или, вернее, она меня нашла.

    - Ну как она?

    - С ней все в порядке, за исключением пореза на запястье. Это не страшно, она получила необходимую медицинскую помощь.

    - Когда вы возвращаетесь?

    - Я, вероятно, вернусь завтра, я и так пропустил уже много важных занятий. Ну а она, не знаю.

    Он сделал знак сестре, чтобы та взяла трубку.

    - Даю ее тебе.

    - Алло, папа.

    - Что же ты так нас напугала? Когда это произошло?

    - Сегодня днем.

    - И ты уже на ногах?

    - Конечно. Никогда еще я не чувствовала себя так хорошо.

    Говоря это, она бросила заговорщицкий взгляд на своего студента.

    - Ты не вернешься с братом?

    - Хочу подождать, пока окончательно приду в норму и затянется моя рана.

    Она почувствовала в голосе отца если не грусть, то, во всяком случае, покорную меланхолию.

    - Понимаю, - сказал он. - Ты в гостинице на улице Гей-Люссака?

    - Нет. Если захочешь позвонить мне, то я в "Отеле Модерн" на улице де ла Арп.

    - Надеюсь, ты скоро будешь дома. Ты не представляешь себе, каким он кажется пустым.

    - Но ведь если бы я вышла замуж, было бы то же самое, разве нет?

    - В твои намерения не входит окончательное возвращение?

    - Нет.

    - Хочешь остаться в Париже?

    - Да. Ты прекрасно знаешь, что это всегда было моей мечтой.

    Наступило молчание. Кто-то на линии спросил:

    - Закончили?

    - Нет, мадемуазель. Не отключайте, пожалуйста.

    - Я приеду и обниму вас на следующей неделе, затем вернусь в Париж, чтобы подыскать работу. Я знаю, что багаж у меня тощий: у меня нет никакого диплома, но надеюсь, что все же найду себе какое-нибудь занятие. Ты виделся с доктором Вине?

    - Я попросил его зайти ко мне. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

    - Потому что я была уверена: ты к нему обратишься. Не по поводу себя, а из-за меня. Ты спросил у него, что он думает о моем бегстве и действительно ли я собираюсь покончить с собой.

    - Да, это так.

    - И что он ответил?

    - Он не выказал особого оптимизма. Я ему сразу же позвоню, чтобы сообщить хорошую новость.

    - Да. Скажи ему, что я целую его в обе щеки. Тебя тоже, папа, я крепко-крепко целую. Я много думала о тебе, и я люблю тебя больше, чем прежде.

    - Спасибо, дорогая малышка. Оставайся у телефона. Я слышу, кто-то возвращается. Наверняка это твоя мать.

    Она услышала отдаленные голоса в трубке, затем голос матери произнес:

    - Так ты жива! Слава Богу! Расскажи мне быстро, что произошло.

    - Это сделает папа, я сейчас немного устала. А главное - она не знала, что сказать матери.

    - Ты возвращаешься завтра?

    - Нет. Я приеду навестить вас через несколько дней. Папа тебе объяснит. А Боб уезжает завтра, от него вы узнаете подробности.

    На лице будущего врача отражалось удивление. Она только что избежала добровольной смерти и уже была занята тем, что улаживала будущее.

    Она повесила трубку.

    - Уф, - выдохнула она, падая в единственное в комнате кресло. Ну вот, одно дело сделано.

    Казалось, она скинула с себя тяжкий груз и к ней вновь возвращался ее энтузиазм. Она прикурила сигарету.

    - Как, вы сказали, вас зовут?

    - Альбер Галабар. Моя семья родом из Тулузы.

    - Чего я не понимаю, - прошептал Боб с запоздалым страхом, - так это почему ты выждала четыре дня, даже пять…

    - Это были мои каникулы.

    - И что ты делала?

    - А ты разве недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы угадать? Ходила по ночным ресторанчикам…

    - Одна?

    - В Лозанне со мной такое тоже случалось.

    - Много пила?

    - Вовсе нет. Выпивала несколько рюмок джина. От этого у меня сейчас появилось желание еще раз пригубить коньяк. Вы позволите, мсье Галабар?

    - Конечно, но зовите меня просто Альбером.

    - Ладно, пусть будет Альбер. Я слыву скорее излишне фамильярной особой, чем наоборот.

    Она не была пьяна, но делалась возбужденной. Разве не стоило отпраздновать такое событие? Ей казалось, что она окончательно спасена, освободилась от самого дурного, что в ней было.

    - Перейдем к делу: ты попросишь отца от моего имени, чтобы он выслал мне перевод. Я уехала с шестьюстами франками в кармане. Я их поменяла в первом отеле, где остановилась, но у меня почти ничего не осталось.

    - Я сейчас дам тебе немного.

    Он достал из кармана бумажник, пересчитал банкноты и взял три.