- Предлагаю сделать перерыв. Конец его фразы заглушили шаги, грохот стульев и скамеек. После перерыва каждый не без удовольствия вернулся на уже обжитое место. Публика переглядывалась. Люди кивали друг другу вежливо или заговорщически лукаво, а председательствующий Никэ был непомерно горд тем, что за такой рекордно короткий срок в зале успели воздвигнуть монументальную печь и даже вывели в окно трубу. Правда, печка немного дымила, но можно считать, дымит она потому, что ее только что разожгли. Словом, каждый устраивался с комфортом, врастал в процесс. - Если защита не возражает, мы решили первым выслушать свидетеля Детриво, так как ему надо немедленно возвращаться в полк. Детриво пробирался на свидетельское место, на каждом шагу прося прощения у тех, кого он потревожил; людей набралось множество, и адвокаты стояли во всех проходах. Председательствующий был явно доволен и раскрывал рот еще шире, еще страшнее, чем обычно. Он оглядел присяжных, своих помощников, прокурора на прокурорском месте с таким видом, будто перед ним сидели его самые лучшие друзья, и, казалось, всем своим видом говорил: "Признайтесь, что все идет неплохо! Особенно с тех пор, как поставили печку". А вслух он произнес отеческим тоном, обращаясь к Детриво: - Не робейте, приблизьтесь. В суконных штанах защитного цвета могли бы поместиться три таких зада, как у бывшего банковского служащего, а ремень, затянутый слишком высоко, заминал гимнастерку глубокими складками и перерезал талию так, что молодой человек походил на детскую игрушку "дьяболо". - Повернитесь к господам присяжным. Вы не родственник подсудимого, не состоите у него в услужении? Поклянитесь говорить правду, одну только правду. Подымите правую руку... Лурса невольно улыбнулся. Он глядел на Эмиля Маню, а тот, не замечая, что за ним наблюдают, буквально обмер при виде своего бывшего приятеля. В эту минуту в глубине зала началась суматоха. Детриво-отец закрыл руками лицо, зарыдал и в этой театральной позе, долженствующей выразить стыд и отчаяние, стал пробираться к выходу, не в силах вынести трагическое зрелище. Толпа, пропустив его, сомкнулась, председательствующий заглянул в дело: - Итак, вы были приятелем Эмиля Маню. Вы были в их группе в ночь, когда произошел несчастный случай? - Да, господин председательствующий. Вот уж кого не надо учить, как отвечать судьям! Ни твердить ему, что свидетель должен держаться просто и скромно. - Итак... (Без этого "итак" г-н Никэ затруднялся начать фразу.) Итак, вы знали подсудимого до этого памятного вечера? - Только с виду, господин председательствующий. - Итак, только с виду... Если не ошибаюсь, вы живете на одной улице? Значит, вы не были ни друзьями, ни даже приятелями? Казалось, председательствующий сделал сногсшибательное открытие-с таким ликующим видом продолжал он допрос: - Итак, поскольку вы оба работали в центре города, разве не случалось вам выходить из дому в один и тот же час? - Я ездил на велосипеде, господин председательствующий. - На велосипеде... Но ведь у вас не было никаких моральных или иных причин не встречаться с Эмилем Маню? - Нет, почему же... - Какое впечатление произвел на вас обвиняемый, когда вы познакомились с ним в "Боксинг-баре"? - Никакого, господин председательствующий. - Он не показался вам робким? - Нет, господин председательствующий. - Итак, вы ничего особенного в нем не заметили? - Он не умел играть в карты. - А вы его научили? Какой же вы его научили игре? - Экарте. Его учил Эдмон и выиграл у него пятьдесят франков. - Вашему другу Эдмону, очевидно, очень везло? И свидетель простодушно ответил, но тут же сбился, смущенный реакцией публики: - Он передергивал. Впервые после перерыва послышался смех публики, и с этой минуты она пришла в самое благодушное настроение. - Ах, так! Передергивал. И часто он передергивал? - Всегда. И не скрывал этого. - И вы все-таки играли с ним? - Мы хотели разгадать его трюки. Рожиссар и сидевший слева от него товарищ прокурора переглянулись, потому что последний славился по всему Мулену карточными фокусами. А председательствующий тщетно пытался угадать, что за молчаливый диалог происходит за его спиной. - Полагаю, что вы много выпили в тот вечер? - Как всегда. - То есть? Сколько приблизительно? - Пять-шесть рюмок. - Чего? - Коньяку с перно. Новый взрыв смеха волной прошел по залу и затих в глубине. Один только Эмиль не улыбнулся, он слушал, уперев подбородок в сложенные на барьере руки и не спуская глаз с приятеля. - Кто предложил отправиться в "Приют утопленников"? - Не помню. Но Эмиль Маню вдруг зашевелился, что явно означало: "Лгун!" - Это подсудимый первый заговорил о том, что надо... ну, скажем, взять на время машину? Итак... Каким образом вы устраивались в другое время? - Дайа возил нас на грузовике своего отца. А в этот вечер на грузовике поехали в Невер за свиньями... - Так что Маню счел нужным угнать первую попавшуюся машину. - Возможно, его подбили на это. - Кто подбил? - Все понемногу!.. Детриво хотелось быть по-настоящему честным. Он и старался быть таким. Сам чувствовал, что трусит, что ему следовало бы сказать: мы стали над новичком насмехаться. Заставляли его пить. Дразнили, что ему не угнать машину. - Короче, подсудимый довез вас до "Приюта утопленников". А что произошло там? - Там мы пили белое вино. У них ничего другого не было, только белое вино и пиво. Потом танцевали... - Маню тоже танцевал? С кем? - С Николь. - Если не ошибаюсь, в этой харчевне с таким странным названием были еще две девушки - Эва и Клара. Что вы с ними делали? Вопрос был смелый, и председательствующий ужасно возгордился, что его задал, но и перепугался. - Так просто, дурачились. - И ничего больше? - Я лично, во всяком случае, ничего больше себе не позволил. - А ваши приятели? - Не знаю. Я не видел, чтобы кто-нибудь подымался наверх. Снова смех, улыбки; только Эмиль и Детриво не усмотрели в этих словах ничего особенного. Это был их язык, и они говорили о хорошо знакомых им вещах. - Итак, я не буду просить вас рассказывать о самом инциденте, о котором нам исчерпывающим образом сообщил нынче утром господин следователь. Полагаю, что вы часто бывали у мадмуазель Лурса? - Да, часто. - Пили и танцевали? А вы не боялись, что вас застигнет на месте отец этой девушки? Самое любопытное было то, что Детриво поглядел на Эмиля, как бы спрашивая у него совета: "Что отвечать?" А председательствующий продолжал: - Пойдем дальше. Присутствие Большого Луи в доме внесло изменения в привычки вашей группы? - Мы боялись... - Ага, боялись! Боялись, разумеется, того, что Большой Луи устроит скандал? - Нет... Да... Мы его боялись. Лурса глубоко вздохнул. Болван несчастный этот председательствующий! Совсем ничего не понимает. Разве сам он не помнит своих детских страхов"? Мальчишки играли в гангстеров, и вот в их компанию затесался настоящий гангстер, здоровая скотина с татуировкой, он и в тюрьме сидел и, возможно, совершил не одно преступление. Большой Луи пользовался этим, разрази тебя гром! Он им такого про себя нарассказал, чего и не бывало. А они, фанфароны, хвастались перед ним своими мелкими кражами! - Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, так как это очень важно. Возникал ли у вас вопрос о том, чтобы отделаться от Большого Луи и каким способом отделаться? Я спрашиваю, говорили ли вы об этом на ваших сборищах, или, может быть, дома, или в "Боксинг-баре", или еще где-нибудь? - Да, господин председательствующий. - А кто говорил? - Не помню. Просто говорили, что он будет всю жизнь нас шантажировать, что в нашем лице он напал на золотую жилу, что он вечно будет требовать от нас денег. - А говорили о том, что его надо убить? - Да, господин председательствующий. - Так-таки хладнокровно обсуждали этот вопрос? Да нет, вовсе не хладнокровно! Лурса энергично задвигался на скамейке. Все это бесполезно, раз никто не желает вникнуть в разговоры и лексикон этих мальчишек. Если они даже обсуждали план убийства в мельчайших подробностях, все равно это ничего не значило. Они выдумывали разные драмы просто для забавы, вот и все. - Мэтр Лурса, вы хотите задать вопрос свидетелю? Он, очевидно, заметил, что Лурса ерзает на скамье. - Да, господин председательствующий. Мне хотелось бы, чтобы вы спросили, кто из них, кроме Маню, был влюблен в Николь. - Свидетель, слышали вопрос? Прошу вас, не смущайтесь. Я понимаю, что создалось не совсем обычное положение, но вы должны видеть в мэтре Лурса только защитника подсудимого. Отвечайте. - Не знаю. - Разрешите, господин председательствующий? До появления Маню кто был обычным кавалером Николь? - Эдмон Доссен. - Другими словами, он старался прослыть се любовником, а на деле им не был, не так ли? Это, в сущности, входило в игру. Но был ли еще кто-нибудь влюблен, по-настоящему влюблен в Николь? - Думаю, что Люска. - Делал ли он вам соответствующие признания? - Нет. Он вообще неразговорчив... - Ваша шайка распалась оттого, что произошел несчастный случай и в доме лежал раненый? Детриво молчал, а Лурса добавил: - А может быть, скорее из-за того, что у Николь появился настоящий любовник? В глубине зала началась толкотня, так как задним тоже хотелось видеть. Детриво не знал, что ответить, и опустил голову. - Всё, господин председательствующий. - Больше вопросов нет? Господин прокурор? - Вопросов больше нет. - Никто не возражает, если свидетель отправится в свой гарнизон? Благодарю вас. Все заранее знали, что рано или поздно придется коснуться таких вопросов, но г-н председательствующий все-таки почувствовал, что его начинает лихорадить. - Введите мадмуазель Николь Лурса... Прошу прощения, господин адвокат. Вместо того, чтобы постараться стать как можно незаметнее, Лурса еще больше раздулся. - Клянитесь говорить только правду, одну только правду. Подымите правую руку, скажите: клянусь. Вы заявили полиции, а потом на следствии, что вечером седьмого октября подсудимый находился в вашей спальне. - Да, господин председательствующий. Николь смотрела на него любезно, просто, с великолепным самообладанием. - Поднимались ли вы вдвоем навестить раненого? - Нет, господин председательствующий. Я ходила к нему одна в десять часов, относила ужин. - Следовательно, посещения Маню не были связаны с уходом за Большим Луи? - Нет, господин председательствующий. - Хорошо, на ответе не настаиваю. В этот вечер вы не ждали никого из ваших приятелей? - Никого. Они уже несколько дней ко мне не приходили. - И вам известно, почему не приходили? - Потому что знали, что мы предпочитаем быть одни. Присутствующие наблюдали за Лурса, пожалуй, еще с большим любопытством, чем за Николь, и Лурса внезапно захотелось им улыбнуться. - В котором часу Эмиль ушел от вас? - Около полуночи. Я настояла, чтобы он вернулся домой пораньше и лег спать, так как у него был усталый вид. - И это вы называете рано ложиться? - Обычно он уходил в два-три часа ночи. Рожиссар вертел в пальцах карандашик и разглядывал его с бесконечным интересом. - Вы говорили о Большом Луи? - Точно не припомню, но думаю, что нет. - Когда Маню расставался с вами на пороге вашей спальни, он решил немедленно отправиться домой. Однако несколько минут спустя ваш отец видел, как он спускался с третьего этажа. Это верно? - Совершенно верно. - А что, по вашему предположению, Маню делал на третьем этаже? - Он вам об этом сказал. Он услышал шум и пошел посмотреть. Судья вполголоса спросил что-то у своих помощников. Все трое пожали плечами. Взгляд в сторону Рожиссара, который потряс головой, взгляд в сторону Лурса... - Спасибо. Можете быть свободны. Николь слегка нагнула голову, как бы в поклоне, с самым непринужденным видом села рядом с отцом и тут же взялась за свои обязанности секретарши. Председательствующий кашлянул. Рожиссар чуть не сломал свой карандашик. В глубине зала снова произошло движение, хотя никто толком не знал, чем оно вызвано. - Введите следующего свидетеля... Эдмон Доссен... Клянитесь... правду... правду... правую руку... к присяжным... Клянитесь... Здесь приложено медицинское свидетельство, удостоверяющее, что вы только что перенесли серьезную болезнь и что в связи с вашим состоянием вам прописан щадящий режим. Эдмон действительно был бледен, как-то по-женски бледен. Он знал это. И играл на этом. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он взглянул прямо в лицо Маню. - Что вы знаете об этом деле? Повернитесь лицом к господам присяжным. Говорите громче. - Пришлось вернуть все вещи, как в Эксе. - Вы имеете в виду Экс-ле-Бен, где вы играли в ту же игру, назовем ее условно "в гангстеры", и где вы возвращали похищенные предметы? - Их просто клали каждое утро у источника, и полиция их находила. В Мулене мы решили собрать сначала побольше трофеев. Главным образом потому, что в нашем распоряжении был целый этаж. - В доме вашего дяди, не так ли? Как относился к вашему поведению подсудимый? - Он все принимал всерьез. Я первый сказал остальным, что из-за него у нас будут неприятности. Казалось, Лурса не слушает. Минутами он будто спал, скрестив на груди руки, опустив голову, и один из судей, не выдержав, толкнул председательствующего локтем. - Как, по-вашему, был ли подсудимый напуган ходом событий? - Он совсем с ума сходил. Особенно когда Большой Луи стал требовать денег. - Вам известно, что он воровал эти деньги? Ответа на вопрос не последовало. Николь, порывшись в папках, вытащила какой-то листок и протянула отцу. - Один вопрос, господин председательствующий. Не будете ли вы так добры спросить свидетеля, имел ли он отношения с девицей Пигасс, которую пока что безуспешно разыскивает полиция? - Вы слышали вопрос? Отвечайте. - Да... То есть... - Много раз? - настаивал Лурса. - Всего один. Печка по-прежнему дымила. Стрелки медленно переползали по желтоватому циферблату часов, висевших у судей над головой. И по-прежнему, как въедливое мурлыкание, все те же формулы, все те же слоги, повторенные десятки раз, уже потерявшие всякий смысл, ставшие простым припевом: - Повернитесь к господам присяжным... Вопросов у защиты нет? Лурса вздрогнул от неожиданности, так как думал совсем о другом. Думал о том, что его племянник Эдмон не доживет до старости, что ему осталось жить всего года два-три. Почему? Да просто так показалось. Он глядел на племянника большими затуманенными глазами. Такой взгляд бывал у Лурса, когда он проникал в самую суть вещей. Вопрос? Какой вопрос? Все это бессмысленно. Целая груда желтых папок полна ими, вопросами и ответами. Самыми разнообразными, включая времяпрепровождение Эдмона вечером седьмого октября. Он просидел в "Боксинг-баре" примерно до полуночи. Вернулся к себе домой, и Детриво проводил его до подъезда. Может быть, это была правда, может быть, нет, этого установить не удалось. Если Эдмон убил Большого Луи... Он на это способен. И Детриво тоже. Все они вполне на это способны, без всяких побудительных мотивов, просто потому, что таково логическое завершение игры. Даже Эмиль! Почему Лурса ни разу не приходило в голову, что стрелял в Большого Луи Эмиль? Вот он сидит напротив, он снова весь напрягся, с ненавистью глядит на Доссена-младшего. Должно быть, он возненавидел Эдмона с первого же дня, потому что Эдмон был богат, потому что он был главарем их шайки, потому что он держался с Николь как собственник, потому что он принадлежал к влиятельной семье-словом, десятки разных потому что. И Доссен его тоже ненавидел. Но совсем по противоположным причинам. Однако все это можно довести до сознания пошляков присяжных и судей не с помощью дурацких вопросов и ответов. - Когда вы узнали, что Большой Луи убит, вы тотчас же заподозрили Эмиля Маню? - Не знаю. - Не подозревали вы в убийстве других ваших товарищей? - Не знаю... Нет... Не думаю... После допроса молодых людей дело пойдет быстрее. Но председательствующий старался выполнять свою миссию как можно тщательнее. | 
