Сименон Жорж - Семейство Питар.

    Под рубрикой "Хроника портовой жизни" газета "Журналь де Руан" сообщала:

    "Ушли в плавание: „Гром небесный“, капитан - Ланнек, порт назначения - Гамбург, груз - 500 тонн генерального…"

    Из лоцмейстерской Руана позвонили в Вилькье:

    - Через два часа подойдет "Гром небесный". Осадка три с половиной. Передайте боцману привет от кузена из Пемполя - его судно только что пришло…

    - Алло! Мы предупреждали вас, что на подходе "Пикардия", но она отдала якоря в Ла-Вакри…

    - Как погода? Уже штормит?

    - Скоро начнет. Спокойной ночи!

    Матильда Ланнек в третий раз поднесла руку ко рту и положила на край тарелки зеленоватый комочек - непрожеванные стручки фасоли.

    Ланнек сделал вид, что ничего не заметил и не расслышал вздоха, прокомментировавшего жест, но не удержался и подмигнул Матиасу, своему старшему механику, - за весь ужин тот не проронил ни слова.

    За столом в кают-компании их было четверо: Эмиль Ланнек с женой, Матиас и Поль, радист со стеклянным протезом на месте одного глаза, оказавшийся не более разговорчивым, чем его сосед.

    Муанар, старший помощник, нес вахту на мостике; второго помощника пришлось отправить впередсмотрящим на бак - так плотна была завеса дождя.

    - Здесь нужны лампы посильнее, - категорически объявила Матильда, когда подали говяжье рагу.

    Кают-компания действительно была освещена скуповато - глаза свободно различали в лампочках желтоватые нити накала.

    Ланнек посмотрел на старшего механика, тот почесал в затылке:

    - На судне нет других ламп.

    - Не забудь купить в Гамбурге.

    - Боюсь, проводка не выдержит.

    Ланнек замолчала и нахмурилась, силясь разобраться в своих впечатлениях. Уж не разыгрывают ли ее? Кажется, нет, но что-то похожее носится в воздухе.

    У мужа сегодня странное настроение. Матильда редко видела его таким игривым, вернее, таким уступчивым в житейских мелочах.

    Когда, например, она поднесла к свету свой стакан с отчетливыми отпечатками пальцев на нем, Ланнек крикнул:

    - Кампуа!

    Оклик относился к буфетчику - того на судне звали Фекампуа^[1], сокращенно - Кампуа.

    - С сегодняшнего дня будешь вытирать стаканы, ясно?

    Однако капитан произнес эти слова с такой кротостью, сдобренной иронией, что выговор сильно смахивал на комплимент.

    Радиатор дышал жаром. Время от времени старший механик прислушивался к работе машины, от содроганий которой вибрировали переборки.

    Заслышав скрип штуртросов, Ланнек поднимал голову и объявлял:

    - Огибаем Эртанвиль.

    Или:

    - Проходим маяк в Мель…

    Между тем видеть он ничего не мог: залитые дождем иллюминаторы были зашторены, а воздух настолько насыщен влагой, что по эмалевой краске переборок, как пот, скатывались капли воды.

    Ради г-жи Ланнек кривой радист и старший механик нацепили воротнички и галстуки; Ланнек не смог пойти на такую уступку. Его грубый синий китель был расстегнут, рубашка облегала живот, круглый, как у всякого любителя поесть. Сидел он, опираясь локтями о стол, хлебая суп, наклонялся над тарелкой.

    В кают-компании привычно пахло кухней, машинным маслом, мужским жильем: каюты всех четырех офицеров выходили прямо в салон.

    - Вернусь минут через пять, - объявил Ланнек, встав из-за стола и на ходу снимая с вешалки дождевик.

    Показался Вилькье. Судно сбавило скорость - предстояла смена лоцмана. Выходя, Ланнек натянул плащ, но когда он добрался до мостика, с него уже текло ручьями.

    В полутьме, рядом с рулевым, застыл старший помощник Муанар. Лоцман, в свой черед, застегивал дождевик.

    - Глоток кальвадоса?

    Ланнек прошел в штурманскую, налил две стопки, вернулся.

    - Кто нас примет?

    - Толстяк Перо.

    - Он еще не на пенсии?

    Сены, по течению которой спускалось судно, было не видно: за стеной мелких стрел дождя снова только дождь, сырость и лишь кое-где в этой мокрети огоньки, затуманенные, как заплаканные глаза.

    - Ваше здоровье! Еще по одной?..

    В темноте к борту подвалил катер. Лоцман спустился по штормтрапу, и другая фигура в сверкающем от дождя плаще перешагнула через фальшборт, затем поднялась на мостик.

    - В проливе штормит? - осведомился Ланнек у нового лоцмана, которому предстояло вывести судно в море.

    - Высокая волна.

    Капитан не спешил возвратиться в кают-компанию.

    Ему куда больше по себе здесь, за мокрыми стеклами рубки, где, словно ночник, светится лишь нактоузная лампа.

    Ему нравилось, что рядом с ним - это угадывалось и в темноте - застыл рулевой. Муанар, как всегда, прильнул лбом к стеклу, а лоцман, набивая трубку, негромко бросает:

    - Лево руля! Осторожней: тут где-то рыбачий баркас…

    Ланнек подошел к Муанару и вздохнул:

    - Знаешь, внизу-то не блеск!

    Муанар, разумеется, отмолчался: он всегда молчит.

    По-прежнему смотрит вперед, но это еще не значит, что он не расслышал.

    - Никто не видел моей зажигалки?

    Ланнек вернулся в штурманскую, где стояли узкий диван и столик, заваленный картами, включил свет, разыскал зажигалку и нашарил рукой кусок бумаги в клеточку, который ему пришлось поднести к самой лампочке.

    - Муанар! - окликнул он.

    - Да?

    - Ты был в штурманской?

    - Нет.

    - При тебе в нее никто не входил?

    - Никто.

    Ланнек что-то проворчал, сунул бумажку в карман и спустился в кают-компанию.

    - Шла бы ты спать, - сказал он жене. - Мне пора на вахту.

    Механик уже ушел к машине, радист из вежливости немного задержался. Скатерть сменили, и стол был теперь покрыт зеленым бильярдным сукном: считалось, что это превращает кают-компанию в салон.

    - Волнение сильное? - поинтересовалась Матильда, оставшись наедине с мужем.

    - Не слишком. Но в Ла-Манше нам достанется.

    - Ты говоришь так, словно тебя это радует.

    - Меня? С какой стати?

    - Сознайся, тебя же бесит, что я еду с вами.

    - Полно тебе!

    Отпирался Ланнек не очень убедительно. Он отворил одну из кают, вошел, поцеловал жену в лоб.

    - Если что-нибудь понадобится, позвони.

    - И явится этот парень с грязными руками?

    - Я скажу, чтобы он их вымыл.

    - Я лишь с трудом заставила себя есть.

    - Ясно.

    - Что ясно?

    - Да ничего.

    Или все. С чего ей взбрело отправиться с ним в рейс?

    За два года брака Матильде давно пора бы привыкнуть к мужниным отлучкам: он ведь еще ходит в плавание.

    И вот на тебе! Теперь, когда у него собственный пароход, когда он стал не только капитаном, но и судовладельцем, она потребовала, чтобы ее взяли в рейс.

    - Спокойной ночи!

    - Тебе тоже.

    Оставшись один, Ланнек поскреб небритые щеки и нацедил стакан воды. Голова у него трещала. Вчера он засиделся кое с кем в руанском "Кафе де Пари", обмывая новое судно, вернее, переход его к новому владельцу.

    Это был старый английский сухогруз, именовавшийся прежде "Гусирисом" и спущенный на воду лет шестьдесят назад.

    "Как мне его окрестить? - задавал себе Ланнек вопрос, совершив купчую. - Гром небесный, я хочу придумать ему имя понеобычней!"

    Гром небесный - это было его любимое бранное присловье.

    "Назови его „Гром небесный“.

    Был вечер, все подвыпили.

    "Заметано!" - грохнул Ланнек кулаком по столу.

    "Слабо! Пороху не хватит".

    "Нет, не слабо! Хочешь, залежимся?"

    Пороху у Ланнека хватило, несмотря на слезы жены и тещи.

    "По-моему, в данном случае я тоже не лишена права голоса", - протестовала старуха.

    Увы, стократ увы, не лишена! Ланнек и Муанар сложились и приобрели судно на пару, но наличных у них не хватило. Банк, ссужая им недостающую сумму, потребовал поручителя - лицо, чья платежеспособность не возбуждает сомнений.

    А у тещи Ланнека, вдовы Питар, было два жилых дома в Кане и дача в Рива-Белла.

    Ее поручительство удовлетворило банк, но на этом основании она теперь считает себя совладелицей "Грома небесного".

    Почем знать, не она ли подучила дочку обосноваться на судне, чтобы приглядывать за компаньонами?

    Ланнек, так и не сняв дождевик, прополаскивал себе рот, когда вошел второй помощник, молодой парижанин с усиками. Звали его г-н Жиль.

    - Проясняется?

    - Не очень… Хочу приготовить себе постель.

    Еще одно осложнение! Матильда потребовала себе отдельную каюту. Пришлось все поставить вверх дном: ей отдать каюту Муанара, Муанара перевести на место г-на Жиля, а того - на диванчик в кают-компании.

    Г-н Жиль принес матрац, белье и стал устраиваться на ночь.

    - Ладно! Пойду наверх, - вздохнул Ланнек.

    "Гром небесный" - хорошее судно. Вчера все единодушно признали, что таких больше не строят: сейчас слишком экономят на материалах. Даже его не по-современному тонкая труба и та нравилась Ланнеку: оригинально!

    У трапа он встретил Кампуа и подмигнул ему, но тут же спохватился, обернулся и подозвал парня:

    - Запомни: теперь будешь мыть руки почаще.

    Челюсти у Ланнека, мужчины невысокого роста, широкие, как у всех бретонцев, глаза маленькие, лукавые.

    Выйдя на палубу, он на минутку оперся о фальшборт и узнал Курвальский маяк. Впереди "Грома небесного" по Сене спускался огромный танкер; наверху, на мостике, Муанар потянул за сигнальную рукоятку - раздался долгий свисток, затем два коротких.

    Они обходили танкер с левого борта.

    - Кто же это мог написать? - пробурчал Ланнек, комкая в кармане клочок бумаги в клеточку.

    Он мысленно перебрал вчерашних приятелей. Приятели? Ну, не совсем. Скорее люди, с которыми он не прочь выпить: Бернгейм, брокер, устроивший ему этот фрахт, помощник капитана порта, один владелец буксира, таможенный агент…

    "Гром небесный! Можно ведь начать и со старой посудины. А кончить целым флотом, как Фабр или Вормс".

    Ланнека подогревала не столько выпивка, сколько вся обстановка - ярко освещенное кафе, общество коллег, стук блюдечек, сообщническая улыбка официанта. Он чувствовал себя всемогущим. Его было слышно во всех концах зала, и чем дольше он разглагольствовал, тем больше воодушевлялся.

    "Посудите сами! Отец у меня был простой рыбак - ловил треску. Сам я ушел в море, едва мне стукнуло пятнадцать, а теперь…"

    Ланнек пожал плечами. Всегда как-то неловко вспоминать о том, что болтаешь в такие минуты. От дождя, хлеставшего по лицу, ему полегчало. Прежде чем вскарабкаться на мостик, он заглянул в машинное отделение, увидел глубоко под собой отличные, бесшумно работавшие двигатели, вдохнул доносящийся снизу приятный запах разогретой смазки. Матиас, старший механик, что-то втолковывал вахтенному машинисту.

    - Жмете?

    - Жмем!

    Неужели у кого-нибудь хватит смелости испортить его машину? Ланнек добрался до самого верха и встал рядом с лоцманом - тому осталось вести судно от силы четверть часа.

    - Глоток кальвадоса?

    Это ритуал, который соблюдают по привычке, не задумываясь. Как и в первый раз, Ланнек нацедил две стопки. Муанар бросил на него вопросительный взгляд, означавший: "Мне можно вниз?"

    Отличный парень этот Муанар - держится, как положено старшему помощнику, словно он и не совладелец судна!

    - Подожди еще минутку.

    Сена становилась шире. Несмотря на завесу дождя, над Гавром - это угадывалось - нависало зарево, и у банок, где ловятся шпроты, все чаще попадались рыбачьи баркасы.

    - Что говорят в Руане, с тех пор как я стал судовладельцем?

    - Что вам везет! - простодушно ответил лоцман и собственноручно довернул штурвал на две спицы.

    - Завидуют?

    - Завистников всюду хватает.

    - Кто, например?

    - Я, знаете, чужими разговорами не интересуюсь…

    - Повторим?

    Стопки звякнули. Лоцман засвистел, вызывая катер, который снимет его с судна.

    - Кажется, с вами ваша жена? Совсем как на некоторых английских судах. Может, так оно и лучше…

    Поглядывая на редкие огни за пеленой дождя, они думали совсем о другом.

    - Это за мной. Дайте на минутку задний ход.

    Муанар перевел ручку машинного телеграфа. "Гром небесный" замедлил движение, в темноте послышались голоса, затем легкий удар о борт.

    - До скорого! - попрощался лоцман и потянул руку.

    - До скорого!

    Еще несколько минут ушло на маневры. Наконец "Гром небесный" вырвался на простор, и Ланнек скомандовал:

    - Полный вперед!

    Подумать только, он выходит в море на собственном судне! Ланнек подмигнул маяку в Эв, по которому столько раз определялся, и настроение у него опять стало почти таким же приподнятым, как накануне вечером.

    - Жорж! - Он редко называл Муанара по имени. - Какая-то сволочь решила меня разыграть. - С этими словами Ланнек протянул старшему помощнику бумажку, найденную в штурманской. - На, прочти.

    Над картами снова вспыхнула тусклая лампочка. Ланнек проверил, не уклонились ли они от курса, нет ли впереди других судов, кроме трансатлантического лайнера, сиявшего вдалеке целым созвездием огней.

    - Что скажешь? Дурак надеется нас запугать, верно?

    Муанар вертел в руках бумажку с несколькими фразами, набросанными химическим карандашом:

    - Он знает мою жену, - заметил Ланнек, первоначально проглядевший эту подробность.

    А ведь Матильда живет не в Руане, а в Кане, где ее мать отвела молодоженам квартиру в одном из своих домов.

    - Розыгрыш, правда?

    - Как знать! - вздохнул Муанар, с виду не слишком взволнованный.

    - Что они могут нам сделать? Испортить машину?

    Ланнека затопила внезапная нежность к своему старому пароходу, которому - он это чувствовал - что-то угрожает. Он говорил о различных частях судна так, словно это живое существо.

    - Руль? Случись с ним что-нибудь, мы бы заметили.

    А корпус у нас надежный.

    Вдруг он чуть не подскочил на месте, но тут же расхохотался, потому что на секунду струсил, услышав в двух шагах от себя, на крышке переднего трюма, непривычный звук - настолько непривычный, что Ланнек не сразу сообразил, в чем дело.

    Это было мычание коровы!

    - Совсем из головы вылетело…

    Они везли с собой, прямо на палубе, двух крупных нормандских коров, сдать которых предстояло в Гамбурге. Кто-то из матросов приладил над животными тент, но по их черным с белым бокам все равно уже катились струйки воды.

    А сейчас они еще и мычат - вероятно, море пугает их своей загадочностью.

    - Розыгрыш или нет, как по-твоему?

    Теперь, когда река осталась позади, судно привычно закачалось на волнах, с шумом разбивавшихся о форштевень.

    - Держу пари, моя жена сейчас вскочит с койки.

    Ланнек не ошибся. Внизу Матильда, в ночной рубашке, приотворила дверь, посмотрела, нет ли кого-нибудь в темной кают-компании, и наконец заметила светлое пятно - г-на Жиля, вытянувшегося под простыней на диванчике.

    Г-н Жиль уже спал и в ответ лишь со вздохом повернулся на другой бок.

    - Эмиль! - вполголоса окликнула Матильда.

    Она прислушалась, но никто не отозвался. Молодая женщина вернулась в каюту и еще целый час лежала без сна. Свет она не выключила. Обшарила глазами эмаль переборок и обнаружила во многих местах грязные подтеки.

    "Придется все как следует вымыть…".

    Коврик с красными разводами, лежавший на полу, тоже был засаленный, весь в пятнах неизвестного происхождения. А тут еще воздух в каюте - к нему Матильде никак не привыкнуть. Очевидно, переборки не герметичны и сквозь щели сюда проникает запах горелого масла и угля.

    - Тебе не трудно еще чуть-чуть постоять на вахте? - спросил Ланнек Муанара.

    То, что он собирался сделать, было ему вовсе не по душе, но удержаться он не мог. Для начала направился в машинное отделение, где застал только одного из машинистов - Матиас ушел спать.

    - Не заметил ничего ненормального?

    - Нет, капитан. Только вот масло, что мы взяли в Руане, оказалось жидковато. Будет перерасход.

    Ланнек глянул на поршни, на динамо и спустился в топку. Там, на куче угля, сидели два кочегара.

    - Порядок?

    - Порядок, капитан.