Сименон Жорж - Стриптиз.

    Селита первая увидела новенькую.

    В три часа дня, как обычно, ее разбудил будильник, что стоял на ночном столике между двумя кроватями. Устроившись поудобнее, Селита слышала, как Мари-Лу подошла к окну, раздвинула занавески, убрала брошенные на подоконнике трусики и бюстгальтеры. Затем она зажгла газ на кухне, чтобы приготовить кофе.

    Мари-Лу спала совсем голой и, несмотря на открытые окна, имела обыкновение подолгу бродить по квартире, ничего не надевая. Солнца в этот день не было, и с низкого неба струился какой-то серовато-зеленый свет, предвещая близкую грозу.

    - Ты не встаешь?

    Решив однажды поселиться вместе, ибо так экономнее, они условились, что будут готовить завтрак но очереди, но, натолкнувшись на непреодолимую инертность Селиты, Мари-Лу стала почти ежедневно покорно заниматься этим одна.

    Ее посвежевшее после сна тело слегка поблескивало и может, поэтому она казалась еще более толстой и вульгарной, особенно при свете дня; становились заметными недостатки ее кожи, синева выбритых подмышек, бросилась в глаза коричневая бородавка под левой грудью. С бесстыдством, нередко свойственным толстухам, она продолжала ходить из спальни в столовую, совершенно не беспокоясь о том, что ее тяжеловесную наготу могут увидеть люди из окон дома напротив. В этот день Селита приняла наспех душ, собрала волосы в виде "конского хвоста", поспешно натянула на себя одежду, разбросанную на стульях и на полу.

    - Ты уходишь?

    - Я должна починить красную юбку. Какой-то идиот вчера порвал ее. Он хватал меня, когда я проходила мимо него.

    Это означало, что Мари-Лу не только предстоит одной готовить завтрак, но и брать на себя все остальные заботы по дому. Селита ограничивалась лишь тем, что забирала хлеб и молоко, которые им приносили.

    Толстушка на это почти не жаловалась. И вместо того чтобы быть ей признательной, Селита презирала ее, она говорила иногда Наташе:

    - Она в душе была и остается служанкой.

    Дело в том, что Мари-Лу действительно больше трех лет работала служанкой.

    В изящных балетных туфельках, набросив на плечи зеленоватое легкое пальто, Селита шла по улицам Каина, где немало людей возвращались домой, уже завершив дневные труды.

    Поскольку ей нужно было купить красного шелку, она сделала небольшой крюк и оказалась на треугольной площади перед церковью Нотр-Дам и натолкнулась на толпу зевак, глядевших на свадебную церемонию. Она стала смотреть вместе со всеми, приподнимаясь даже на цыпочки, чтобы лучше разглядеть.

    Невеста была в белом платье со шлейфом и с вуалью, а жених во фраке. В руках он держал высокий цилиндр. Все было совсем как на фотографии в иллюстрированном журнале.

    Из сумрака церкви доносились звуки органа. Вдруг откуда-то выскочили молоденькие девушки и принялись разбрасывать рис перед молодоженами, застывшими перед фотографом на ступенях храма. Женщины в толпе умилялись.

    Почувствовала ли Селита внезапно свое отличие от других или же это был просто приступ дурного настроения? В ее покрасневших глазах защипало, и все вокруг стало расплываться. В этот момент среди людей, стоящих в толпе, она узнала седого мужчину, которого видела два или три раза в "Монико". Он с ней никогда не заговаривал, она даже не знала, местный он или турист. Сидя на высоком табурете у стойки бара, мужчина постоянно наблюдал за ней.

    Селита догадалась, что он не только узнал ее, несмотря на плохо причесанные волосы и отсутствие косметики, но и уловил на ее лице волнение, которого она стыдилась.

    Селита терпеть не могла, когда на нее смотрели так снисходительно, почти с жалостью. Она чуть было не показала язык, выбралась из толпы, раздраженно расталкивая людей, с удивлением провожавших ее глазами.

    "Монико" находился всего лишь в двухстах метрах отсюда, недалеко от порта, на узкой улочке, заставленной машинами, - их обычно там оставляют на весь день. Двери были открыты, и Селита, раздвинув портьеру, увидела в зале двух уборщиц - мадам Бланк и мадам Тузелли, которые выметали серпантин и маленькие разноцветные шарики, а в воздухе еще не выветрился запах спиртного.

    Окно над банкетками гранатового цвета, задернутое ночью плотными шторами, сейчас было не занавешено, и помещение кабаре при свете дня казалось таким же неприличным, как и нагота Мари-Лу, когда она, неодетая, готовила завтрак в их квартирке.

    Селита удивилась, не обнаружив хозяина, мсье Леона, который обычно проводил в "Монико" вторую половину дня. Когда же она зашла в служебное помещение и увидела в конце бара открытый люк, то поняла, что он спустился в погреб.

    Селита поднялась по винтовой лестнице, которой она пользовалась множество раз за последние месяцы, и оказалась в небольшой комнате с низким потолком, выполнявшей роль артистической уборной.

    Ей редко доводилось бывать здесь днем и видеть в окно двор, заставленный рядами бочек - изделия соседа. В стенном шкафу висели платья, разнообразные по стилю и расцветке. Она сняла с вешалки свою красную юбку испанской танцовщицы, сбросила с плеч пальто и, усевшись на табурет, принялась за шитье.

    Вскоре она вспомнила об американской пудре, которую подарил Наташе какой-то морской офицер. Эта ценная коробка находилась в длинном туалетном столике, где каждая из женщин хранила свои личные косметические принадлежности. Селита распахнула окно, вытряхнула содержимое своей пудреницы и заполнила ее до краев Наташиной пудрой.

    Она не задавалась вопросом, гложет ли ее печаль или у нее просто дурное настроение, но была хмурой, как сегодняшнее небо. От этого черты ее лица заострились, взгляд сделался напряженным и тревожным. Селита была похожа на животное, напуганное приближающейся грозой, готовое кусаться и царапаться.

    Селита терпеть не дрогла шить, как и вообще заниматься хозяйством. Надо сказать, что она много чего не могла терпеть!

    Снизу донесся какой-то шум. Через небольшое круглое застекленное окошечко, расположенное почти на уровне пола, она увидела, что из погреба поднимаются хозяин и Эмиль, нагруженные бутылками виски.

    - Ты это расставишь в шкафу, - говорил мсье Леон.

    Свои бутылки он поставил на стол в баре. Эмиль тем временем разглядел через стекло Селиту и подмигнул ей, улыбнувшись с радостным изумлением.

    Селита знала, чем они оба занимались в погребе: наполняли контрабандным дешевым виски бутылки из-под дорогих сортов напитка. Конечно, это ее не касалось, но она не имела бы ничего против того, чтобы хозяин когда-нибудь попался, ибо всей душой ненавидела мошенников и обманщиков. Если и ей самой приходилось порой идти на обман, когда это было необходимо, то она ненавидела и себя.

    К чему об этом думать? Закончив работу, она перекусила нитку. Юбка, которую она надевала каждый вечер уже три года подряд, изрядно пообносилась и долго не протянет. Красный цвет юбки при свете дня казался погасшим. Эмиль внизу делал ей какие-то знаки, которые она не могла понять, и, приоткрыв дверь, спросила:

    - Чего ты хочешь?

    Приложив палец к губам, он приглашал ее спуститься и не шуметь.

    Ему было семнадцать лет, но он был настолько маленьким и тщедушным, что ему можно было дать пятнадцать, и все обращались с ним как с мальчиком. Он помогал мсье Леону делать закупки во второй половине дня, затем прыгал от машины к машине, подсовывая под "дворники" рекламные проспекты, прославляющие "Монико".

    Вечером и ночью до четырех утра, утопая в слишком большой для него униформе, он стоял перед входом, открывая дверцы автомобилей и сопровождая посетителей в кабаре.

    В данный момент он торчал у небольшого круглого отверстия, проделанного в двери, выходящей в зал. В него было видно, что там происходит.

    Селита пропустила начало, но совсем немного, судя по тому, что она услышала. Обе уборщицы продолжали работать. В центре помещения, освещенного дневным светом, стояла молоденькая девушка с перепуганным видом. Глядя на нее, никогда не подумаешь, что она может оказаться здесь, в кабаре. Она была бы уместнее в толпе любопытных, восхищающихся брачной церемонией.

    Мсье Леон, без пиджака, в рубашке с засученными рукавами, стоял, прислонившись к стойке, и внимательно разглядывал гостью тяжелым и медленным взглядом.

    - Кто тебя сюда прислал?

    - Никто, мсье. Я пришла сама.

    Эмиль слегка подтолкнул локтем Селиту, предлагая стать рядом с ним у отверстия в двери. Ее близость заметно волновала его.

    - Ты сказала, что из Бержерака?

    - Да, мсье.

    - Это в Бержераке ты услышала о "Монико"?

    - Нет. Я попала сюда к вам не сразу.

    Одета девушка была очень просто: скромное черное платье, красная шляпка и белые нитяные перчатки; в таких обычно ходят в церковь.

    - Расскажи подробнее.

    - Что я должна рассказать?

    - Где ты была, прежде чем добралась до нас.

    - Сначала в Тулузе, где есть кабаре "Голубая мельница".

    - Знаю. Ты там работала?

    - Нет.

    - Почему?

    Она замешкалась с ответом, покраснела, стала нервно вертеть в руках черную, покрытую лаком сумочку, которая казалась совсем новенькой и никак не вязалась с ее одеждой.

    - Они меня не приняли.

    - А ты не врешь, утверждая, что тебе девятнадцать лет?

    - Я могу показать документы.

    Пальцами, неловкими из-за лихорадочной поспешности, она с трудом открыла сумочку, к которой еще явно не привыкла, и протянула хозяину свое удостоверение личности. Мсье Леон прочел вполголоса:

    - Мадо Леруа, родилась тринадцатого мая…

    - Вот видите.

    - Вижу. Ну а после Тулузы?

    - Я села в поезд и отправилась в Марсель, где проработала одну неделю служанкой в баре.

    - В каком баре?

    - У Фредди.

    - Ты спала с Фредди?

    Эмиль снова толкнул локтем Селиту, ибо мсье Леон все больше смахивал на кота, играющего с мышью.

    - Как вы догадались?

    - Я знаю Фредди. А до того?

    - Что вы хотите сказать?

    - Сколько у тебя было мужчин?

    Чувствовалось, что она отвечает совершенно искренне:

    - Двое.

    Селита почувствовала, что плечо Эмиля упирается в ее грудь, но не отодвинулась:

    - Это Фредди тебе рассказал обо мне?

    - Нет. Один из посетителей. А так как я уехала из Бержерака, чтобы заниматься стриптизом…

    - Почему?

    Сбитая с толку вопросом, она не знала что отвечать.

    - Ты, наверное, вообразила, что это совсем нетрудно?

    - Я думаю, что смогла бы…

    - Когда ты приехала в Канн?

    - Сегодня утром, ночным поездом. Я уже приходила в одиннадцать, но двери были закрыты. Я сняла комнату совсем рядом, в отеле де Ля Пост.

    - Сними платье.

    - Прямо сейчас?

    Он только пожал плечами. Новенькая посмотрела с беспокойством на двух женщин, которые, казалось, не обращали на нее никакого внимания.

    - Ну что же ты ждешь?

    - Ничего.

    Она наконец решилась, поставив сперва на стол свою сумочку. Ей удалось изобразить на губах улыбку, и медленно, не сводя глаз с мсье Леона, стала снимать свое черное платье через голову так, как она раздевалась бы в своей спальне.

    - Через голову снимать не следует, лучше его спустить вниз. Женщина с задранными руками и лицом, скрытом в платье, - зрелище отталкивающее.

    - Я не знала.

    - Будешь теперь знать.

    - Комбинацию тоже снимать?

    Эмиль плотнее прижался к Селите, вроде бы для того, чтобы лучше все увидеть, а она сделала вид, будто не заметила его уловки.

    Комбинация упала к ногам девушки. На ней оставались только бюстгальтер и маленькие трусики. Ее обнаженное тело выглядело белым как мел в красноватом полумраке ночного заведения. Это раздевание среди бела дня, когда через открытое окно доносился шум оживленной улицы, обретало какой-то непристойный вид. Селита почувствовала, что ей стыдно.

    - Ты не бреешь волосы под мышками?

    - А это нужно?

    - Конечно же, черт побери! Ну а теперь продемонстрируй свою грудь.

    Кончики ее грудей были светло-розовые и казались гладко отполированными.

    Тяжело опершись о стойку, мсье Леон имел вид скорее конноторговца, чем похотливого любителя голых женщин. Но Селита все же пробормотала:

    - Какая свинья!

    И она тут же отодвинулась немного от Эмиля, который, смутившись, не мог больше смотреть в зал так же увлеченно, как это делал до того.

    - ТЫ можешь одеться.

    - Я вам не подхожу?

    - Я сказал тебе - одевайся. ТЫ прочитала афишу рядом около входа?

    Поправляя бретельки комбинации, она молча кивнула.

    - Каждую пятницу мы сверх нашей программы проводим сеанс любительского стриптиза. Ты придешь сюда к десяти часам вечера и сядешь вот за этот стол.

    Он указал ей место в глубине зала рядом с оркестром.

    - ТЫ будешь вести себя как обычная посетительница. А когда наш трепач-конферансье обратится к тебе, ты встанешь неохотно, будто очень стесняешься. Поняла?

    - А потом?

    - Не беспокойся. Остальное касается только меня. Если все будет хорошо, я тебя возьму на работу.

    Одетая, она производила впечатление скромной девушки из приличной семьи, и было немыслимо вообразить, что она только что спокойно, не моргнув глазом раздевалась.

    - Благодарю вас.

    - Не за что. Значит, не позже десяти.

    - Да.

    - И не опаздывай.

    - Не опоздаю.

    В тот момент, когда она уже приподнимала бархатный занавес, чтобы выйти на улицу, мсье Леон окликнул ее и сурово спросил:

    - А у тебя есть на что поужинать?

    Она обернулась и еще раз покраснела.

    - Я ни в чем не нуждаюсь.

    - Сколько у тебя осталось денег?

    - Двести франков.

    - Возьми вот это, как аванс.

    Он протянул ей пятьсот франков. Она молча опустила ассигнацию в сумку.

    Эмиль уже отошел на цыпочках. Селита вновь поднялась наверх, чтобы взять свою сумку, а когда, спустившись, проходила по залу, мсье Леон стоял уже за стойкой бара, пытаясь расслышать по радио результаты скачек.

    - Где ты была?

    - Там, наверху. Я приходила починить мою испанскую юбку.

    Он подозрительно посмотрел на нее, ибо они хорошо изучили друг друга и он уже привык к ее лжи.

    - Сегодня вечером будет новенькая, - объявил хозяин, как бы проверяя ее.

    - Тем лучше, а то все это уже становится монотонным. Танцовщица?

    - Нет, только стриптиз.

    - Ее наняла мадам Флоранс?

    Конечно, было подло с ее стороны липший раз напомнить ему, что настоящим хозяином заведения был не он, а его жена, которую все звали мадам Флоранс.

    Он ничего не ответил, но если бы их не разделяла стойка, наверняка отвесил бы ей пощечину. Такое уже случалось. И все же он был не в состоянии обходиться без нее. Да и сама Селита, разве могла она с легким сердцем обойтись без Леона?

    Сейчас Селита сердилась на него и даже ненавидела из-за того, что ее начинали терзать опасения и тревога всякий раз, когда появлялась какая-нибудь новенькая. Подобные чувства испытывала и мадам Флоранс.

    Она вышла, не попрощавшись, и проделала в обратном направлении путь к площади Командант Мария, где они жили с Мари-Лу. Наведя порядок в квартире, ее подруга возлежала на канапе и делала себе маникюр.

    - Сегодня вечером будет новенькая.

    - Кто?

    - Да совсем никто. Девчонка, прибывшая утром на поезде.

    - С ней будет, как с другими.

    Уже не в первый и, конечно, не в последний раз проводились подобные пробы. Некоторые выдерживали всего один вечер. А одна вдруг ударилась в панику и в момент, когда нужно было выходить на сцену, убежала и заперлась в туалете.

    Большинство же хотели во что бы то ни стало перещеголять профессионалок, и делали это так неуклюже и до такой степени непристойно, что публике становилось не по себе. Две или три продержались несколько дней. Одна совсем юная итальянка через неделю уже обосновалась в апартаментах отеля "Карлтон".

    - Ты ее видела?

    - Да.

    После паузы, во время которой Мари-Лу водила пилкой по ногтям, толстушка спросила тихим голосом:

    - И это все?

    - Что ты хочешь сказать?

    - Я удивляюсь, что ты не говоришь о ней никаких гадостей.

    - Спасибо.

    - Не за что.

    Обе хорошо знали друг друга.

    В восемь тридцать вечера они надели платья, в которых танцевали с посетителями, когда не были заняты на сцене и побуждали их заказывать выпивку. Потом пробрались на своих высоких каблуках сквозь толпу мимо освещенных витрин. Для большинства прохожих день уже закончился. Многие из них парами или семьями входили в кинотеатры.

    "У Жюстина - в баре-ресторане на Рыночной площади - они увидели сидящих за столом Кетти и Наташу, которые тоже жили вместе в одной квартире.

    - Спагетти, Жюстин! - объявила Селита, проходя мимо стойки, обитой цинком.