Письмо из скифского станаЯн Василий
Письмо из скифского стана
Василий Григорьевич ЯН ПИСЬМО ИЗ СКИФСКОГО СТАНА ________________________________________________________________ ОГЛАВЛЕНИЕ: 1. ВЕРБЛЮДЫ ОСТАНОВИЛИСЬ 2. ОГОНЕК В СТЕПИ 3. ЖЕНЩИНА В ЗОЛОТОЙ ТИАРЕ 4. ФИРМАН ВЕЛИКОГО ИСКЕНДЕРА 5. КИФАРЕД АРИСТОНИК 6. ПИСЬМО, КОТОРОЕ НЕ ДОШЛО ________________________________________________________________ ...Она, может быть, еще жива. Сухая, как стручок, темная, как шоколад, она сидит около костра из душистого вереска и рассказывает о далеких временах, сверкая белыми зубами и ожерельем из изумрудов. И в глазах ее, блестящих живой мыслью, вспыхивают синие искры чудесных воспоминаний... А в т о р 1. ВЕРБЛЮДЫ ОСТАНОВИЛИСЬ Четыре наших верблюда стояли, в недоумении поворачивая высоко поднятые головы. Сошли с коней суровый Мердан, джигит-афганец, и переводчик Курбан и остановились возле верблюдов, сбивая плетками соленую пыль с сапог. Проводник, взятый из последнего персидского селения, сидел на корточках и чертил веткой гребенщика по мягкой, как зола, солончаковой почве. Мы перевели коней на рысь и подъехали к нашему маленькому каравану. Профессор Хэнтингтон, который всегда вспыхивал, как ракета, стал кричать мне, погоняя своего маленького хивинского иноходца: - Проводник, наверное, обманщик! Взялся проводить нас до Кяфир-Калы, уверяя, что знает дорогу, а оказался обычным восточным лгуном. Ничего не знает... Что мы будем делать? На вашей сорокакилометровой карте ничего не понять. Города показываются там, где они не намечены, а нужных городов не появляется. На американских картах этого не бывает. Когда маленький профессор сердился, он всегда уверял, что "в Америке все лучше". - В чем дело, Курбан? Почему вы стоите? - Вот этот человек говорит... - засмеялся по своей привычке Курбан, скаля ослепительные зубы и забрав глаза во множество морщинок, - этот человек говорит, что здесь три дороги и все три плохие. Если хорошо заплатите, то он пойдет дальше, а не заплатите, повернет домой. Хэнтингтон, вспомнив, что он сын набожного квакерского пастора, стал еще пуще горячиться и выпаливать множество слов, которые Курбан вряд ли понимал: - Скажи этому несчастному обманщику, что если он договорился, если он дал слово, то, как порядочный, честный гражданин, он должен это слово исполнить! Американская пословица говорит: "Один человек - это одно слово, а не два слова". У нас в Америке... Я прервал его: - Позвольте, дорогой Хэнтингтон! Все дело в каких-нибудь десяти лишних кранах*. Дадим ему их и двинемся дальше... _______________ * К р а н - персидская монета, около 20 копеек (в описываемое время). - Они, понимаете, они... (Профессор подразумевал под словом "они" всех "восточных" людей, в противоположность культурным "белым"; к восточным он в душе причислял и меня - "московита".)... Они, - задыхался Хэнтингтон, - будут над нами смеяться. Вся равнина от Зюльфагара* до Индии будет через три дня знать, что мы дураки, которых всякий может обмануть. Скажи ему, что он, как американцы говорят, "хэмбог" - надувальщик!.. _______________ * З ю л ь ф а г а р - ущелье, где сходятся границы Туркменистана. Афганистана и Ирана. Курбан снова смущенно засмеялся. Оттянув челюсть вниз и скосив глаза на кончик носа, он сказал: - Слушаю, америкен бояр-ага*. _______________ * Туркмены раньше называли знатных лиц "бояр". А г а - дядя, господин. И он стал что-то говорить проводнику, равнодушно сидевшему на пятках. Курбан указывал плеткой и на меня, и на американца, и на джигитов. Он проводил руками по бороде, указывал на небо и на землю и наконец ткнул плеткой в живот вздрогнувшему верблюду. Проводник ответил по-персидски одной фразой. Курбан захихикал и согнулся, деликатно почесывая спину: - Он большой нахал! - Так что же он говорит? Курбан снова хихикнул. Хэнтингтон погрозил проводнику своей маленькой рукой и прошипел, делая свирепое лицо: - Хэмбог! Ты - хэмбог! - и, угрожая плеткой, стал надвигать крошечного иноходца на огромного, неповоротливого, как верблюд, горного крестьянина. Мердан, желая предотвратить катастрофу, вмешался: - Америкен-бояр! Ты его не бей! Не надо бить. Он убежит, и тогда мы пропали. Он просит, извините пожалуйста, еще десять кранов и немного териака*: он териакеш и иначе идти не может, у него курсок** плохой... _______________ * Т е р и а к - по-турецки опиум. ** К у р с о к - сердце. - Ол-райт! Мы дадим ему еще десять кранов и териак. Но знает ли он дорогу? Курбан переспросил проводника, провел руками по бороде и объяснил: - Он очень даже знает, только здесь есть три дороги, и все три плохие. Колодца нет, травы нет, карапшик* много... Лучше, говорит, поедем домой, он нам плов делать будет. _______________ * К а р а п ш и к - разбойник, буквально "черная кошка". Мы двинулись дальше по седой солончаковой пустыне. 2. ОГОНЕК В СТЕПИ Мы шли до темноты, однако не встретили ничего похожего на ручеек или колодец. Полузасохшие стебли ползучих растений с соленым кристаллическим налетом на ветках наводили уныние. Нередко попадались следы диких ослов. Мердан показал нам на горизонте несколько точек, едва заметных в дрожащем воздухе. Это были дикие ослы, а может быть, куланы*. Мы с трудом разглядели в цейсовский бинокль их желтые спины с черными полосами на хребтах. Животные вскоре скрылись за холмами. _______________ * К у л а н - разновидность дикой лошади. Хэнтингтон высказал предположение, что проводник хочет нас привести в лагерь кочевников-разбойников, и утверждал, что нам следует двинуться по компасу на юг, не слушая "хитрого восточного хэмбога". К несчастью, пятый наш джигит, русский молоканин* Михаил, заболел тяжелым приступом лихорадки. Он был почти без сознания, лежал животом на своем рыжем жеребце, обняв его за шею. Голова больного беспомощно болталась при каждом шаге коня. _______________ * М о л о к а н е - русская христианская секта, возникшая в XVIII веке, отрицавшая весь церемониал официальной православной церкви, обряды, иконы, храмы и т. п., преследовавшаяся и высылавшаяся на окраины России. В Туркмении молоканские селения были на персидской границе. В сгущавшихся сумерках мы не хотели останавливаться, полагая, что привал на солончаке не принесет отдыха ни нам, ни животным. Мнения разделились. Хэнтингтон считал, что надо продолжать идти на юг; я же возражал, что далеко на юг тянется голая безводная степь, поэтому необходимо направляться прямо на восток к афганской границе. Там, в предгорьях, куда докатываются последние вздохи горных ручьев, можно встретить бродячих арабов или кочующих афганцев. Они нас накормят, мы дадим передышку животным и снова двинемся на юг, к нашей конечной цели Белуджистану. Хэнтингтон твердо стоял на своем; он опасался враждебных действий афганцев, которым ничего не стоило ограбить нас и бесследно исчезнуть в беспредельных равнинах. В конце концов решено было разделиться: со мной поедет афганец Мердан и переводчик-туркмен из Теджена - Курбан; больной Михаил, молодой джигит Хива-Клыч и все верблюды пойдут с Хэнтингтоном на юг. Через два-три дня, если все будет благополучно, мы должны снова встретиться на сто километров южнее. Проводник, проглотив темный шарик опиума, равнодушно сказал, что пойдет с верблюдами хоть к самому шайтану. Через несколько минут мы втроем ехали на восток, а к югу от нас в сумерках терялись силуэты мерно покачивавшихся верблюдов и затихал звон их боталов. Начали попадаться небольшие овраги - хороший признак, - значит, сюда доходят потоки воды во время горных ливней. Из-под куста выскочила и понеслась стремглав в сторону щетинистая гиена, отвратительно подбрасывая короткие задние ноги, похожие на букву "Х". Стало совсем темно. Лошади шли чутьем, одна за другой; в темноте они то поднимались, то спускались, ныряя куда-то на неровной почве. Поднявшись по откосу оврага, кони остановились. Где-то впереди мерцал огонек. Он то пропадал, то снова загорался, едва заметный и тусклый. Где огонек в степи, там и люди, и вода в закопченных чайниках, и отдых, и указание ближайшей тропы... 3. ЖЕНЩИНА В ЗОЛОТОЙ ТИАРЕ Мы подъезжали к арабским шатрам. Оранжевый огонек метался среди черной мглы, облизывая большой котел, и отблески красного света прыгали по косым полотнищам темных палаток, припавших к земле, словно крылья летучей мыши. Несколько женских фигур двигались около костра, поминутно закрывая его пламя. Огромные мохнатые собаки бросились под ноги нашим вздыбившимся коням. С хриплым давящимся лаем они прыгали, как дьяволы, перед нами. Фигуры встрепенулись, забегали, закричали по-персидски: - Зачем вы приехали сюда? Здесь только одни женщины! Что вам надо?.. Кони подлетели к самому костру. Женщины в полосатых халатах, малиновые от огня, пронзительно кричали, хватая с земли камни. Из мрака вынырнул старик в чалме, с длинной седой бородой. Из-под руки он пристально посмотрел на нас и закашлялся. - Теперь это у него долго будет! - Курбан безнадежно махнул рукой, словно он знал старика. Наконец старик откашлялся и стал свирепо наступать на нас, требуя, чтобы мы уехали назад в степь. - Это племя "машуджи", одних женщин. Кафирам-безбожникам* здесь нечего делать! Видите, как они вас боятся!.. _______________ * К а ф и р - иноверец (не мусульманин), безбожник, язычник. Курбан, наклонившись с седла, дружески тронул старика за плечо. Тот отскочил, словно обожженный, и начал старательно очищать место, которого коснулась рука нечестивого. - Он нас не любит, - засмеялся Курбан, - потому что мы вам служим, а вы Магомета не признаете. Значит, мы все тоже кафиры! Старик свирепел и шипел, как змея, а женщины продолжали пронзительно визжать. Камень пролетел мимо моей головы. Уговоры и объяснения Курбана, что мы заблудились и голодны, не помогали. Вдруг к нам подбежала, звеня бусами и нашитыми на платье серебряными монетами, смуглая девочка и стала что-то быстро говорить по-персидски. Курбан объяснил: - В этом ауле есть старшина-баба, то есть женщина... Биби-Гюндюз*. Она просит не слушать старого муллу - он "дели"** - и пройти в ее кибитку... _______________ * Б и б и - прибавляется к женскому мусульманскому имени в значении "наставница". ** Д е л и - сумасшедший, юродивый, блажной. Женщины сразу успокоились, подбежали к нам, взяли под уздцы коней, сняли наши хуржумы* и пошли с нами вслед за девочкой. Согласно законам восточного гостеприимства, мы могли о конях больше не беспокоиться женщины-кочевницы лучше нас посмотрят за лошадьми, вовремя их накормят и напоят. _______________ * Х у р ж у м ы - переметные сумы, мешки, крепятся позади седла на спине лошади. У среднего шатра девочка сделала жест рукой, предлагая остановиться, и нырнула за узорчатый полог. Затем она выглянула и пригласила нас войти. Палатка была широкая, плоская и тянулась далеко в глубину. Посредине тлел огонек, и душистый голубой дымок приносил запах сухого степного вереска. Позади костра, на большом темно-лиловом афганском ковре, сидела неподвижная фигура в красной шелковой одежде. В ярких вспышках костра я разглядел застывшее, как у буддийского идола, коричневое лицо под остроконечным золотым колпаком. Курбан, знавший правила восточной вежливости, опустился на колени с правой стороны идола и пригласил меня сесть рядом. Я расположился около него, а Мердан, недоверчивый и угрюмый, остался стоять у входа. Женщины положили около нас хуржумы, седла и уздечки и удалились. Курбан начал витиеватые обращения, спрашивая о здоровье коней, верблюдов, овечьих стад Биби-Гюндюз и о ее собственном здоровье. Женщина оставалась неподвижной, с опущенной головой. Я начал всматриваться в ее лицо: она была немолода; сухое лицо с красивыми чертами и удлиненными скошенными глазами имело восточный тип. На бронзовой шее светилось ожерелье зеленых изумрудов, безжалостно просверленных, надетых на нитку. На ее халате было нашито множество серебряных монет и несколько талисманов. На голове - странная конусообразная тиара-колпак с золотыми цепочками и подвесками. Мердан мрачно буркнул: - А я пойду к коням. Их нельзя оставлять одних. Неспокойное здесь место. И он вышел. Неожиданно Биби-Гюндюз резко повернулась в мою сторону, и все украшения ее колпака зазвенели. - Зачем ты приехал ко мне? - спросила она по-туркменски. Курбан стал рассказывать про путь, проделанный нами от Асхабада к соленому озеру Немексар*, про наш план проехать верхом до Индии; он упомянул, что Хэнтингтон - маленький человек, но большой мулла - рисует и измеряет горы. _______________ * Н е м е к с а р - соленое озеро в восточной Персии, к югу от города Хафа. - Чтобы отнять их потом у мусульман! А до Индии вы не доедете! сказала уверенно бронзовая женщина. - В Сеистане стоит очень большой отряд англичан, и они никого не пропускают в Индию. Чего они боятся? - Откуда ты это знаешь? Веки ее медленно приподнялись, и взгляд, тяжелый, пристальный, загадочный взгляд дочери Востока, остановился на мне. - Откуда я знаю? Мой старинный род машуджи свободно кочует уже тысячу лет от каналов Хорезма до Гималаев и от Аравийского моря до астраханских киргиз. Я знаю все, что происходит на моей равнине. - Как же ты так свободно ездишь? Разве тебя не задерживают на границах? - Никогда! Никто не смеет остановить меня, потому что со времени Искендера Великого над моим племенем власти не было. Мы знаем все пути и тропы, которых не могут знать пограничные стражники. Да и зачем им нам мешать? У нас стадо баранов, которое проберется по таким горным крутизнам, где сорвутся в бездну кони... - Разве коней у тебя нет? - Ты знаешь пословицу: "Продать баранов и купить коней - не будет ни коней, ни баранов. Продать коней и купить баранов - будут и бараны и кони". - Только цыгане так кочуют без родины, без дома. - У меня есть родной аул - кала*, окруженная высокой стеной. В стене бойницы, где сидят наши сторожа. Эта кала лежит в горах, среди пустыни Дешти-Лут**. Мы там бываем ежегодно весной, а затем откочевываем, спасаясь от жары, на север, где есть корм для баранов. Ты знаешь, где Дешти-Лут? _______________ * К а л а - поселение, крепость, обнесенная глухой глинобитной или каменной стеной. ** Д е ш т и- Л у т - лютая пустыня, лежит в Центральном Иране, в значительной степени еще не исследована до сих пор. Курбан осклабился и цокнул в знак отрицания. - Дешти-Лут - посреди Персии. Там идут пустыни еще более песчаные и страшные, чем Каракум. Персидские начальники и солдаты боятся туда поехать. Там живут свободные кочевые племена, которые грабят всех, и никто не мог их покорить со времен Искендера, завоевавшего весь мир... Женщины в пестрых просторных одеждах внесли большие медные подносы с затейливой резьбой. Концами своих головных платков они закутали нижнюю часть лица: видны были только глаза, сверкающие любопытством. Перед нами красовались сеистанские финики, изюм, вяленые бураки, овечье молоко в плоских мисках и длинные палочки леденцов. Одна из женщин наломала лепешек, испеченных в золе, и разложила кругом угощенье. Снаружи доносился сердитый, грубый голос Мердана, вскрикиванья и смех женщин. Биби-Гюндюз повернула голову в сторону шума: - Почему этот аскер* такой сердитый? _______________ * А с к е р - солдат, воин. - Он зарезал в Герате жену со своим душманом*, застав их вместе. Чтобы его не повесили, он убежал из Афганистана. Вот он и скучает. А у Курбана четыре жены, и он от них уехал, поэтому он такой веселый. _______________ * Д у ш м а н - враг. Мердан, хмурясь и дергая седой ус, вошел в шатер, вернее его втолкнули несколько женских рук. Он сопротивлялся довольно слабо. - Кардаш*, - пробормотал он шепотом. - Надо ночевать около коней. Это все цыгане, воры. Украдут коней, - что мы тогда станем делать? Стыдно будет джигиту идти пешком, без коня. _______________ * К а р д а ш - приятель, друг. | 
