Буссенар Луи - Приключения в стране тигров.

    - На две мили в час, хозяин.

    - Превосходно. Вперед! Вперед!

    Шлюпка понеслась на всех парах. Поршень лихорадочно работал, винт бешено вертелся, из трубы клубами вылетал густой черный дым, тянувшийся по реке на целую милю. Каюта трещала; котел, казалось, вот-вот лопнет.

    Через двенадцать часов после выхода из Мидая шлюпка уже подходила к Рангуну. Бреванн торопливо отыскал глазами "Голубую Антилопу". Судно стояло под парами, на фок-мачте развевался флаг отплытия.

    Громким продолжительным "ура! " была встречена долгожданная шлюпка. Телеграмма хозяина взволновала весь экипаж.

    Андре проворно взобрался на борт яхты, сердечно поздоровался в кубрике^{note 44} с капитаном и увел его в свою каюту.

    Через двадцать минут он вышел, переодетый в костюм для визитов.

    - Значит, вы попытаетесь получить поддержку у английского губернатора? - спросил его капитан.

    - Я желаю, по крайней мере, иметь гарантию его нейтралитета. Англичане воображают себя передовыми борцами за цивилизацию и при случае не прочь поддержать белых против цветных. Если они согласятся заступиться за Фрике, то он конечно же будет спасен. Но пусть хотя бы не вмешиваются, если мне придется бомбардировать Мандалай.

    - А если не пожелают сделать ни того, ни другого?

    - Тогда я все-таки буду атаковать бирманскую столицу, чтобы спасти друга. Через два часа вернусь. Ждите меня.

    Шлюпка высадила Андре на причал, и неутомимый путешественник поспешил в губернаторский дом, расположенный неподалеку. Миллионер, известный спортсмен и владелец прогулочной яхты был немедленно принят.

    Бреванн коротко объяснил, как и для чего он прибыл в Бирму, и быстро перешел к злоключению с парижанином. На этом месте губернатор его мягко остановил:

    - Мне знакомо это дело. И даже думаю, что осведомлен о нем лучше вас. Жизнь вашего друга находится в большой опасности.

    - Я так и думал, ваше превосходительство, - поклонился Андре. - И прежде, чем совершить самую отчаянную попытку его спасти, решил сначала обратиться к вам с просьбой о заступничестве и поддержке.

    - Увы, сэр! Это совершенно невозможно.

    - Ваше превосходительство!

    - Случай исключительный. Замешаны религиозные чувства народа, традиции его культовых обрядов. Будь что-нибудь другое, я бы непременно заступился. Но правительство британской короны отличается величайшей терпимостью в вопросах вероисповедания. Скажу больше: оно энергично поддерживает свободу всевозможных культов.

    - Послушайте, ваше превосходительство! Ведь хотят казнить европейца, француза, цивилизованного человека только за то, что он убил дикое животное.

    - Священное животное, имейте в виду. А это большая разница. Вопрос тупиковый. Мы не можем осложнять отношения с этими фанатиками. Ваш друг так или иначе совершил преступление: он помешал выполнению религиозного обряда, официально признанного нашим правительством.

    - Но, сэр, ведь это произошло не в ваших владениях, а в независимой Бирме.

    - О! Эта независимость призрачная, иллюзорная. Ведь и наши подданные исповедуют тот же самый культ.

    Бреванн понял, что ничего не добьется.

    - Хорошо, - нахмурился он. - В таком случае буду действовать сам.

    - Как представитель английской королевы, я вам содействовать не могу, но как европеец - всей душой желаю успеха.

    - Очень благодарен вашему превосходительству. При вашем благосклонном нейтралитете надеюсь на успех, - почтительно склонился Андре.

    - Мой нейтралитет, сэр, еще благосклоннее, чем вы думаете, - улыбнулся губернатор. - Ваши действия, уверен, вызовут большое потрясение в этой разложившейся империи, отчего наша политика только выиграет. Можете взять у нас все, что только потребуется: съестные припасы, оружие, уголь. Кроме того, сэр, могу вам дать отличную карту города Мандалая, составленную нашими инженерами. Все это вам понадобится для бомбардировки. Ваш друг заперт в пагоде, где живет Белый Слон. Его казнь назначена через неделю, в день праздника коронации императора. Это донесли мои агенты. До свидания, сэр. Торопитесь.

    - Еще раз благодарю вас, ваше превосходительство, - заторопился Бреванн. - За неделю Фрике будет освобожден, или я сам погибну.

    Через полчаса шлюпка заняла свое место на палубе яхты. Лоцман встал у руля. "Голубая Антилопа" пошла вверх по Иравади.

    Владельца на яхте ждал сюрприз.

    Капитан отлично понял из его телеграммы, что нужно предпринять. Слова "понадобится весь наличный экипаж, даже больше" объяснили ему суть дела. Морской волк сейчас же распорядился нанять в гавани двадцать молодцов, свободных от предрассудков. Такими молодцами, готовыми за деньги служить кому угодно, и по большей части довольно усердно, кишат обыкновенно все портовые города.

    Капитан предупредил: будут хорошо платить и досыта кормить, но расстреляют в случае неповиновения.

    На ахте новобранцы держались корректно, хотя вид имели весьма разношерстный - настоящий сброд.

    Бреванн одобрил действия капитана, назначил каждому двести франков в неделю и обещал еще столько же, если парижанин будет освобожден.

    Такая же сумма была назначена и всем членам экипажа сверх жалованья.

    Слова Андре вызвали громовое "ура! ".

    Капитан был в восторге. Оставшись с Бреванном наедине, он разоткровенничался:

    - С такими головорезами, сударь, можно отважиться на всякий риск.

    - Я твердо надеюсь на успех. Франсуа Гарнье^{note 45} взял Тонкин, имея при себе сто двадцать человек. Отчего бы нам не овладеть бирманской столицей, имея под руками сорок отважных молодцов!

    "Антилопа" имела малую осадку, но продвигалась все-таки с трудом. Команда опасалась многочисленных отмелей и перекатов, образовавшихся на Иравади за период сухого сезона. Медленное движение изводило Андре, но в то же время он понимал, что нужна осторожность, потому что, если яхта сядет на мель, - все погибло.

    Готовясь к возможной бомбардировке города, Бреванн тщательно осмотрел свою четырнадцатимиллиметровую пушку. Все оказалось в порядке. Он было собрался снова накрыть ее просмоленным чехлом, как вдруг увидел внутри его препротивную ящерицу, взиравшую на француза холодными неподвижными глазами.

    Андре питал бессознательное отвращение к пресмыкающимся и невольным движением стряхнул ящерицу на палубу. Он уже хотел столкнуть ее ногой за борт, как подбежал лоцман и умоляюще проговорил:

    - Хозяин, не губите. Ради вашего слуги.

    - Опять священное животное? Ну ладно, пусть будет по-твоему.

    - Спасибо, хозяин. Да хранит вас дух Аломпры.

    Бреванн позвал Сами и попросил поподробнее расспросить лоцмана о ящерице. Сами исполнил поручение и поведал следующее:

    - В ящерице обитает дух Аломпры, основателя нынешней бирманской династии. В тысяча семьсот пятьдесят втором году близ Авы жил зажиточный землевладелец Алоон. Рядом с его усадьбой стоял богатый монастырь, настоятель которого пользовался большим уважением местных жителей. Жители округа Пегу напали на округ Ава и разграбили обитель. Алоон снабдил монахов провизией и тем спас от голодной смерти. Караван с провиантом он провожал сам и, уезжая обратно, услышал вдруг подземный гул.

    - Фра! - сказал Алоон настоятелю, что означает "владыка, господин". - Уходите сейчас же отсюда, иначе вы погибнете со всеми монахами.

    - Почему?

    - Начинается страшное землетрясение. Бегите, бегите!

    Настоятель послушался. Как только он с братией вышел за ограду, монастырские стены обрушились под ударами сильнейших подземных толчков. С тех пор Алоона стали считать провидцем. Через некоторое время пегуанцы опять напали на аванцев и принялись опустошать их земли. Алоон собрал людей и прогнал захватчиков. Ободренный этим успехом, он возглавил сводное войско из всех бирманских племен, наголову разбил пегуанцев, освободил страну и короновался в качестве императора под именем Алоон-Фра. Так возникла Аломпра. Алоон стал могущественным государем. Он завоевал Пегу, Майцур и некоторые другие области и собрался уже завоевать Сиам, но внезапно умер на восьмом году царствования.

    - При чем же тут ящерица? Что общего между ней и Аломпрой?

    - Этого я не могу вам сказать, - отвечал лоцман. - Сие тайна многочисленных потомков Аломпры. Я тоже один из них, хотя и занимаюсь сейчас скромным ремеслом. Но этой тайны я не раскрою даже вам.

    На шестой день утром яхта прошла мимо грандиозных развалин Авы, мертвого города, бывшего в течение четырех веков столицей Бирмы. От него сохранилась только четырехугольная городская стена, окружающая теперь парк, в котором аллеями служат прежние улицы.

    В шести километрах от мертвой Авы яхта миновала Амарапуру, еще одну столицу, покинутую в 1857 году и переведенную в Мандалай.

    Наконец, еще через шесть километров, показался и сам Мандалай.

    Капитан направил "Голубую Антилопу" вдоль левого берега, где местная пароходная компания недавно провела работы по углублению дна.

    Яхта встала на якорь недалеко от столицы, в трех километрах от юго-восточной башни городской стены.

    Мандалай был построен по обычному плану китайских городов, имеющих квартал для варваров. Он расположился в двум километрах от реки Иравади, с которой соединялся дорогой, обстроенной домами, амбарами, складами. Город имел форму квадрата, каждая сторона которого равнялась двум километрам, и был обнесен зубчатой кирпичной стеной, с тремя воротами с каждой стороны.

    Мощеные камнем пролеты расходились из центра в разных направлениях, пересекаясь под прямыми углами. Между большими улицами помещался причудливый лабиринт переулков и тупиков. Столичные дома выглядели очень просто. Большинство из них были построены из бамбука и покрыты рогожей, пальмовыми листьями, даже дерном. Держались сооружения на столбах, поднимающихся на полтора метра от земли. В центре города встречались редкие кирпичные постройки.

    Внутри столицы находилась еще одна квадратная стена, окружавшая императорский дворец. За ней стояли дома для жен его величества, министров и Белого Слона.

    Отсюда до стоянки "Голубой Антилопы" было три километра. Но, к счастью, именно на такую дальность стрельбы была рассчитана имевшаяся на яхте пушка.

    Бреванн взял с собой толмача с лаптотом и произвел тщательную рекогносцировку, руководствуясь планом города, полученным от губернатора.

    В китайском предместье он нанял у одного купца несколько десятков верховых лошадей для себя и своей команды. Тремя из них он воспользовался тут же, чтобы вместе со слугами поехать во дворец.

    Тековые ворота дворцовой ограды оказались надежно закрытыми. Перед ними с пистонным ружьем мерно вышагивал часовой в каком-то красном мундире на манер английского.

    Через Сами Бреванн попросил пропустить их во дворец. Солдат отослал просителей к начальнику, находившемуся в помещении гауптвахты.

    Дверь отворилась, и показался старший офицер. Увидев чужестранца, он спросил очень вежливо на английском языке:

    - Что вам угодно, фра?

    - Представиться императору.

    - Сейчас, фра, никак нельзя.

    - Ну тогда хотя бы первому министру.

    - Ничего не получится. При дворе глубокий траур. Все дела прекращены, пока убийца Белого Слона не искупит своего преступления. Это произойдет послезавтра.

    Андре не мог подавить в себе невольной дрожи.

    - Тем более я должен немедленно переговорить с императором или министром.

    - Говорю же вам, исключено. Если я доложу об этом, меня казнят. Да я и не могу этого сделать, дверь заперта изнутри. Послезавтра пожалуйте.

    - Хорошо.

    Бреванн развернулся и поскакал в предместье к китайцу.

    - Когда будут готовы остальные тридцать лошадей? - бросил он.

    - Сейчас. Только оседлаем их.

    - Смотри же. Мы скоро вернемся.

    Пять минут спустя Бреванн уже был на яхте. Еще через две минуты капитан объявил поход и предстоящий бой. Свисток боцмана созвал весь экипаж наверх.

    Андре отобрал тридцать молодцов, выдал им оружие и повел на берег. Остальные четырнадцать во главе с капитаном остались на яхте.

    Все это заняло четверть часа.

    - Где динамитные петарды?

    Подали пакет с петардами. Бреванн объяснил, как с ними обращаться. Потом наскоро переговорил с капитаном, и они сверили часы. Отряд двинулся в путь.

    Сначала прошли в предместье, к дому китайца.

    У того все уже было готово. Лошадей оседлали и взнуздали.

    Андре достал из кармана упаковку золотых монет, распечатал ее и высыпал условленное количество новеньких фунтов стерлингов в руки просиявшего торговца.

    Каждый выбрал себе по коню и вскочил в седло. Получился превосходно вооруженный отряд кавалерии, сплоченный предвкушением скорой битвы.

    Доехав до первой городской стены, Бреванн для обеспечения тыла оставил у ворот шестерых бойцов, а с остальными поскакал к дворцовой ограде.

    Стояла невыносимая жара. Было душно. Всадники обливались потом, лошади покрылись пеной. Кажется, саламандры - и те не выдержали бы такого зноя. На улицах - тихо и совершенно безлюдно, жители спасались от духоты в домах.

    Вдруг по городу пронесся какой-то гул. Не гроза, не гром - небо совершенно ясное, без единого облачка. Но, что тогда?

    Земля как будто заколебалась, задрожала. Лошади испугались, отказываясь идти дальше.

    Землетрясение!

    Дома зашатались, кирпичные постройки дали трещины и могли рухнуть в любой момент.

    На минуту подземные толчки прекратились. Отряд снова полетел вперёд.

    У ворот дворцовой стены прохаживался тот же часовой, а на дежурстве оказался все тот же офицер. Тековые ворота, окованные железом и утыканные гвоздями, по-прежнему были наглухо заперты.

    Караульные узнали чужеземца. Он крикнул, чтобы они сдавались. Перепуганные землетрясением, "воины императора" сейчас же побросали оружие.

    - Свяжите нам, фра, руки и ноги, - взмолились трусы.

    - Хорошо. Эй, скрутите их хорошенько.

    Матросы принялись вязать караульных, а Бреванн собственноручно заложил под ворота, в место соединения створок, динамитную петарду, поглядел на часы и скомандовал:

    - Спешиться, осадить назад!

    Всадники спрыгнули на землю и отошли на двадцать шагов, держа коней под уздцы.

    Андре спокойно зажег фитиль петарды и присоединился к своим.

    Вдруг со стороны реки послышался быстро приближавшийся свистящий гул. Воздушные слои прорезывало какое-то быстро несущееся твердое тело.

    Это летел артиллерийский снаряд.

    По ту сторону стены грохнул взрыв.

    - Капитан Плогоннек - молодчина. Он - сама точность, - отметил с гордостью Бреванн.

    Вслед за тем раздался ужаснейший треск - взорвалась петарда. Облако дыма поднялось над воротами, от которых во все стороны полетели осколки, образовав брешь, достаточную для проезда двух всадников в ряд. Почти одновременно город наполнился воплями ужаса, началась паника.

    Андре скомандовал:

    - Вперед!

    Матросы и наемные авантюристы вскочили на коней, чтобы ринуться вперед, но в это время всех вновь напугал подземный толчок.

    Лошади стали.

    Стена осела, дав огромную вертикальную трещину. Над кирпичными развалинами поднялись целые облака красной пыли.

    Крики и стоны наполнили рушащийся со всех сторон город.

    Из императорской резиденции, вторя воплям горожан, неслись мольбы о помощи.

    Забыв про землетрясение, Бреванн, подвергаясь опасности быть раздавленным, приблизился к бреши в воротах.

    Он заглянул в нее и испуганно вскрикнул. Правда, тут же овладел собой, схватил коня за повод, прыгнул в седло и поскакал в пролом, даже не удосужившись проверить, едут ли за ним его люди.

    Когда, как помнит читатель, парижанина привезли в Мандалай, он не впал в уныние. Фрике видел Андре, перекинулся с ним несколькими фразами и с тех пор пребывал в уверенности, что его непременно выручат.

    С министром юноша держал себя более чем свободно и на ломаном английском языке расписал ему мощь артиллерии и храбрость матросов корабля, которым командует его друг. Это произвело сильное впечатление на сановника, сидевшего в гауде один на один с арестованным иностранцем и чувствовавшего себя неважно под его холодным пронзительным взглядом. Министр охотно отпустил бы пленника, если бы не тот роковой выстрел. Слушая "страшные" рассказы самоуверенного француза, вельможный азиат сопел, потел и все больше пугался.

    Зато Фрике добился многого. К нему относились как к знатному лицу, обвиняемому в государственном преступлении и подлежащему суду самого монарха. Правда, оружие у него отобрали, но все это проделали с поклонами и всевозможными любезностями. И в цепи не заковали, не связали. Кормили хорошо, спать было мягко, сидеть в гауде удобно.

    - Я, - рассуждал непокорный парижанин, - похож на человека, летящего вниз с шестого этажа и рассуждающего: "А подышать свежим воздухом, право, не так уж и дурно".