– Понятия не имею. Во всяком случае, я собирался обойтись с ним крутенько, так как мне вначале показалось, что это вор, который хочет добраться до моих денег. Однако я подумал, что, может быть, этот человек бежал от вас, и пришел справиться, чтобы принять окончательное решение по поводу этого господина.

    – А вы его узнали? – пролепетала г-жа де Маранд.

    – Да, так мне по крайней мере кажется.

    – И… и… могу ли я вас спросить?..

    Слова застыли у нее на устах. Она трепетала при мысли, что муж встретил Жана Робера.

    – Разумеется, вы можете спросить, кто это был, – отвечал г-н де Маранд. – Полагаю, именно это вы хотели узнать. Это был господин де Вальженез.

    – Господин де Вальженез! – повторила молодая женщина.

    – Он самый, – подтвердил г-н де Маранд. – А теперь, дорогая Лидия, позвольте мне зажечь свечу.

    И господин де Маранд зажег свою свечу от небольшой лампы в оранжерее, а затем, приподняв портьеру, исчез со словами:

    – До скорой встречи, мадам, я сейчас вернусь.

    – Вернусь… – машинально повторила г-жа де Маранд.

    Что же будет? О чем г-н де Маранд намерен говорить с женой? Нельзя сказать, что банкир выглядел враждебно, но кто может что-нибудь понять по лицу банкира?

    О чем все-таки пойдет речь? Несомненно, выходка г-на де Вальженеза могла внести смятение в душу г-на де Маранда. Он предоставлял жене полную свободу, однако с условием избегать всяческого скандала.

    Но разве причиной скандала явилась несчастная женщина?

    А если так, то мог ли столь беспристрастный, даже снисходительный человек, как г-н де Маранд, обвинить ее?

    Тем не менее, вопреки этим утешительным доводам, несмотря на прошлое, исключавшее всякий страх, г-жа де Маранд почувствовала, как в ее жилах леденеет кровь. Когда она снова услышала из-за двери голос мужа: "Это я!" – она умирающим голосом ответила:

    – Войдите!

    Господин де Маранд вошел, поставил подсвечник и портфель на столик с выгнутыми ножками и, взяв стул, сел у постели жены.

    – Простите, дорогая Лидия, что я причиняю вам беспокойство, – ласково молвил он, – но король ждет меня завтра в девять часов, и у меня, возможно, за весь день не найдется минутки для разговора с вами.

    – Як вашим услугам, сударь, – так же ласково отозвалась г-жа де Маранд.

    – Ах, к моим услугам?! – вдруг рассердился банкир, но, в другой раз взяв жену за руку, поцеловал ее не менее почтительно. – К моим услугам! Нехорошее слово! Скорее уж к моим мольбам. Если кто и имеет право здесь повелевать, дорогая, так вы, а не я. Умоляю вас об этом помнить.

    – Мне неловко: вы так добры ко мне, сударь! – пролепетала молодая женщина.

    – По правде говоря, вы меня смущаете. То, что вы называете добротой, в действительности лишь справедливость, уверяю вас. Однако не буду злоупотреблять вашим временем. Итак, я начну с главного, что нам необходимо обсудить. Позвольте задать вам вопрос, с которым, как мне кажется, я к вам уже обращался. Вы любите господина де Вальженеза?

    – Да, сударь, вы в самом деле уже спрашивали меня об этом, и я ответила вам отрицательно. Чем объяснить вашу настойчивость?

    – Я задавал вам этот вопрос полгода назад, а за полгода многое может измениться.

    – Я люблю графа Лоредана сегодня не больше, чем тогда.

    – Вы не испытываете к нему ни малейшей симпатии?

    – Нет, – повторила г-жа де Маранд.

    – Вы в этом уверены?

    – Уверяю вас, клянусь вам. Более того, я испытываю к нему нечто вроде…

    – …ненависти?

    – Да нет, скорее, презрение.

    – Как странно, что мы любим и ненавидим одни и те же вещи и, я бы сказал, тех же людей, дорогая Лидия! Итак, вот первый вопрос, по которому мы пришли к согласию: мы непременно договоримся и по второму вопросу, можете не сомневаться. Раз мы ненавидим и презираем господина де Вальженеза, как произошло, что мы встречаем его у себя на лестнице в столь поздний час? Когда я говорю "мы", я предполагаю, что вы могли бы встретить его, как и я, ведь он оказался в нашем доме не по вашему желанию и не по вашему приглашению, не так ли?

    – Нет, сударь, за это я вам отвечаю.

    – Поскольку я тоже не разрешал ему приходить, – продолжал банкир, – не будете ли вы так добры помочь мне понять, с какой целью или под каким предлогом он оказался здесь без приглашения, против нашей воли и в такое время?

    – Сударь, – смущенно пролепетала молодая женщина, – несмотря на вашу бесконечную доброту, мне очень трудно и совестно вам ответить.

    – Не говорите о моей доброте, Лидия, и поверьте, что, обращаясь к вам с вопросом, я стремлюсь скорее успокоить, нежели смутить вас. Я знаю многое, но не подаю виду. Мне известны ваши тайны, хотя вы думаете, что я пребываю в неведении. Если вам трудно отвечать, потому что вы боитесь затронуть одну из таких тайн, позвольте мне помочь вам. Обопритесь на меня, и путь покажется вам менее трудным.

    – Ах, сударь, вы – воплощение снисходительности.

    – Нет, Лидия, – невесело усмехнувшись, возразил г-н де Маранд. – Просто я следую совету мудреца: "Узнай самого себя". Это помогло мне стать не только снисходительным, но и философом.

    – Полчаса тому назад, сударь, я была не одна, – призналась Лидия, ободренная благодушием супруга.

    – Я знаю, Лидия. Вы ведь только что вернулись. Господин Жан Робер не видел вас больше недели и пришел к вам с визитом. Итак, вы находились в обществе господина Жана Робера.

    Вы это хотели сказать, не правда ли?

    – Да, – кивнула молодая женщина и слегка покраснела.

    – Это более чем естественно… Что же было дальше?

    – А дальше, – продолжала г-жа де Маранд, – мы услышали, как у нас за спиной скрипнул паркет. Мы обернулись и увидели, как колышется полог…

    – Значит, в вашей комнате находился кто-то третий? – спросил г-н де Маранд.

    – Да, сударь, – молвила молодая женщина. – В комнате был господин де Вальженез.

    – Фу! – с отвращением обронил банкир. – Этот господин шпионил!

    Госпожа де Маранд, ни слова не говоря, опустила голову.

    Наступило молчание.

    Первым его нарушил банкир.

    – И что сделал господин Жан Робер при виде этого негодяя? – спросил он.

    – Бросился на него! – поспешила ответить г-жа де Маранд.

    Видя, что муж нахмурился, она прибавила: – Как и вы, он назвал его негодяем.

    – Досадная сцена! – промолвил банкир.

    – Да, сударь, – вскричала молодая женщина, не совсем понимая мысль своего мужа, – действительно досадная, потому что она могла привести к скандалу, причем первопричиной его послужила я, а последствия пали бы на вас.

    – Кто вам об этом говорит, дорогая Лидия, – ласково продолжал г-н де Маранд. – Если я говорю "досадная сцена", поверьте, я не думаю при этом о себе.

    – Как, сударь?! – воскликнула г-жа де Маранд. – Неужели вы думаете в такую минуту только обо мне?

    – Ну конечно, дорогая. Я вижу вас меж двух мужчин; одного вы любите, другого мы оба презираем. Я представляю, как эти двое схватились у вас на глазах, и думаю про себя: "Бедняжке пришлось присутствовать при такой неприятной сцене!" – потому что, полагаю, несмотря на уважение, которое Жан Робер к вам питает, – чего же вы хотите: мужчины всегда остаются мужчинами! – он, должно быть, вызвал графа на дуэль?

    – Увы, да, сударь, именно с этого все и началось.

    – Началось! Что же произошло потом?

    – Господин де Вальженез бежал через туалетную комнату.

    – Ну, теперь понятно, почему я встретил господина де Вальженеза, ведь ваша туалетная выходит на мою лестницу.

    Однако позвольте вам заметить, что в доме, должно быть, есть шпион. Во-первых, потому, что он вошел без вашего позволения, во-вторых, так как вышел без моего. Иными словами, когда моя свеча погасла, он исчез, и я не успел его схватить. Этот пройдоха знает дом лучше меня.

    – Его провела сюда моя камеристка Натали.

    – А откуда у вас это создание, дорогая?

    – Мне порекомендовала ее мадемуазель Сюзанна де Вальженез.

    – Эта тоже плохо кончит, – нахмурившись, пробормотал банкир. – Боюсь или, вернее, надеюсь, что так и будет. Однако чем, по-вашему, закончится это происшествие? Господин Жан Робер непременно будет драться с господином де Вальженезом на дуэли!

    – О нет, сударь, – вскрикнула г-жа де Маранд.

    – Как – нет? – с сомнением произнес г-н де Маранд. – Вы же сами сказали, что он вызвал негодяя на дуэль, а теперь уверяете, что они не будут драться!

    – Нет! Господин Жан Робер обещал, что не будет с ним драться. Он мне поклялся.

    – Это невозможно, дорогая Лидия.

    – Повторяю: он мне поклялся.

    – А я повторяю, что это невозможно.

    – Сударь! Он дал мне слово, а вы сами мне сто раз говорили, что господин Жан Робер – честный человек, – продолжала настаивать г-жа де Маранд.

    – Я готов повторять вам это до тех пор, пока не смогу убедиться в обратном. Но есть клятвы, которым честный человек изменяет именно потому, что он честный человек. А обещание не драться в сложившихся обстоятельствах – как раз такого рода.

    – Как, сударь? Неужели вы полагаете?.

    – Я думаю, что Жан Робер будет драться. Не только думаю – я в этом совершенно уверен.

    Госпожа де Маранд непроизвольно уронила голову на грудь Она чувствовала себя глубоко несчастной.

    "Бедняжка! – подумал г-н де Маранд. – Она боится, что любимый мужчина погибнет!"

    – Дорогая! – молвил он, взяв жену за руку – Извольте выслушать меня спокойно, то есть без смущения, без волнения, без страха. Я пришел вас успокоить.

    – Слушаю вас, – вздохнула г-жа де Маранд.

    – Что бы вы подумали о господине Жане Робере – прошу заметить, что я говорю с вами как отец или священник и прошу вас спросить свое сердце, – если бы он не защитил вас от человека, глубоко вас оскорбившего и способного повторить оскорбление? Что вы подумаете о его гордости, чести, отваге, даже любви, если он не станет драться просто потому, что вы его об этом попросили, с человеком, нанесшим вам подобную обиду?

    – Не спрашивайте, сударь! – воскликнула несчастная женщина. – У меня путаются мысли, а когда я пытаюсь рассудить все по совести, понимаю ничуть не больше.

    – В третий раз вам повторяю, Лидия, что я пришел вас успокоить. Давайте вместе предположим, что господин Жан Робер будет драться, что, откровенно говоря, явилось бы необходимым доказательством его любви к вам, хотя я со своей стороны клянусь, что он драться не будет – Вы клянетесь? – вскричала г-жа де Маранд, пристально глядя на мужа.

    – Да, я, – подтвердил банкир, – а моим клятвам вы можете доверять, Лидия. Ведь, к несчастью, – грустно прибавил он, – мои клятвы – не любовные Госпожа де Маранд просияла от счастья, но банкир словно не замечал ее радости.

    Он продолжал:

    – Как будет встречена в свете, позвольте вас спросить, новость о дуэли между господином Жаном Робером и господином де Вальженезом? Чему ее припишут? Начнут выдвигать самые нелепые предположения, пока не всплывет правда. Ведь между поэтом и фатом никакого другого соперничества быть не может. Я окажусь по воле обстоятельств втянут в эту историю.

    А ведь ни мне, ни вам этого не хочется, верно? Я убежден, что и господин Жан Робер к этому не стремится. Так что не беспокойтесь, дорогая, и положитесь на меня. Простите, что я невольно причинил вам беспокойство в поздний час.

    – Что же будет?.. – отважилась спросить г-жа де Маранд. На ее лице отразился ужас: она начала смутно догадываться, что именно ее муж займет во всем этом деле место любовника.

    – Ничего необычного не произойдет, дорогая Лидия, – продолжал банкир, – я берусь все уладить наилучшим образом.

    – Сударь! Сударь! – вскричала г-жа де Маранд, привскочив на постели, так что ее белая шея и округлые плечи предстали взору банкира, словно бесценное сокровище. – Сударь! Вы будете из-за меня драться?

    Господин де Маранд задрожал от восхищения.

    – Дорогая моя! – молвил он. – Клянусь, что сделаю все возможное, дабы вы как можно дольше были уверены в моей почтительнейшей нежности.

    Он встал и в третий раз поцеловал жене руку:

    – Усните с миром!

    Госпожа де Маранд схватила его за обе руки и проникновенно проговорила:

    – Ах, сударь, сударь! Отчего же вы меня не полюбили!

    – Тсс! – приложил г-н де Маранд палец к губам. – Не будем говорить о веревке в доме повешенного.

    Забрав свечу и портфель, г-н де Маранд удалился так же тихо, как и вошел.

    Господин фон Гумбольдт, великий философ и геолог, сказал где-то по поводу впечатлений от землетрясений:

    "Это впечатление объясняется не тем, что впечатления от катастроф, история которых сохранилась в памяти, представляются нашему воображению в большом количестве. Нас захватывает то, что мы вдруг теряем врожденную веру в устойчивость Земли. С самого нашего детства мы привыкли к контрасту между подвижностью Океана и неподвижностью Земли.

    Все свидетельства наших чувств укрепили нас в этой уверенности; но стоит Земле дрогнуть, и этой минуты довольно, чтобы разрушить опыт всей нашей жизни. Неожиданно открывается неведомая мощь; покой в природе – не более чем иллюзия, и мы вдруг чувствуем, что оказались безжалостно отброшены в хаос разрушительной силы".

    У этого физического впечатления имеется эквивалент во впечатлении морального свойства, которое приобретается через несколько лет супружеской жизни, когда, после того как мужчина обожал свою жену и полностью ей доверял, он внезапно видит, что у него под ногами разверзлась бездна сомнения.

    И впрямь, знаете ли вы положение более тяжелое и плачевное, чем то, в котором оказывается мужчина, крепко привязавшийся к женщине, проживший с ней бок о бок годы в полной безмятежности и вдруг чувствующий, что его вере и спокойствию нанесен удар. Сомнение, берущее начало в женщине, которую он любит, распространяется на все мироздание. Он сомневается в себе, в других, в божественном свете. Наконец, он становится похож на того, о ком говорит г-н фон Гумбодьдт и кто прожил тридцать лет в полной уверенности, что у него под ногами твердая почва, но неожиданно чувствует, что она дрожит и уходит у него из-под ног.

    К счастью, г-н де Маранд находился в другом положении, вообще трудно поддающемся описанию. Как он и сказал жене, "знание себя самого" заставило его с большой снисходительностью относиться к прекрасной грешнице, которая в результате приведенных нами обстоятельств связала с ним свою судьбу.

    И за снисходительность, которую он проявлял по отношению к г-же де Маранд, ему нужно было тем более отдать должное, что он любил свою жену так, как никогда не мог бы полюбить никакую другую женщину в целом свете. Но поскольку не бывает любви без ревности, г-н де Маранд в глубине души, должно быть, ревновал жену к Жану Роберу. И действительно, ему случалось переживать жгучую, глубокую, неодолимую ревность.

    Однако стоило ли быть умным человеком, если бы ум служил лишь прикрытием для тех из наших страданий, к которым общество относится не с жалостью, а с насмешкой?

    Итак, г-н де Маранд действовал не только как философ, но и как сердечный человек. Имея в руках женщину, от которой он, строго говоря, не мог требовать физической и чувственной любви, он все устроил так, чтобы она была вынуждена платить ему моральным расположением, зовущимся любовью.

    Таким образом, г-н де Маранд был, может быть, самым ревнивым человеком на свете, хотя производил совершенно иное впечатление.

    Неудивительно поэтому, что, решившись быть другом Жана Робера, он торопился стать врагом г-на де Вальженеза. Его ненависть к этому человеку была чем-то вроде клапана безопасности, через который он выплескивал ревность к поэту; если бы не это ниспосланное Небом приспособление, рано или поздно на воздух взлетела бы вся машина.

    И вот представился удобный случай выпустить эту ненависть.

    На следующий день после описанной нами ночной сцены г-н де Маранд, вместо того чтобы отправиться в девять часов в собственной карете в Тюильри, вышел в семь часов пешком, нанял на бульваре кабриолет и приказал отвезти его на Университетскую улицу, где жил Жан Робер.

    Господин де Маранд поднялся в четвертый этаж к молодому поэту и позвонил.

    Слуга открыл дверь. Господин де Маранд собрался узнать, может ли он видеть г-на Жана Робера, и украдкой осмотрел приемную.

    На столе лежал футляр с пистолетами, а в углу ждала пара дуэльных шпаг.

    Господин де Маранд осведомился о хозяине дома. Лакей отвечал, что тот никого не принимает.

    К несчастью, г-н де Маранд, обладавший столь же тонким слухом, что и проницательным взглядом, отчетливо разобрал несколько мужских голосов, споривших в спальне.

    Он передал свою карточку слуге и приказал вручить ее хозяину дома, когда тот останется один. Г-н де Маранд прибавил, что снова зайдет около десяти часов утра, то есть после своего визита к королю.

    Слова "после визита к королю" возымели магическое действие, и лакей заверил г-на Маранда, что его приказание будет в точности исполнено.