- Разумеется, сударь. Он заупрямился и не желает зыходить. Мы ежедневно просовываем ему через отдушину хлеб на вилах, а когда он требует, то и мясо, но - увы! - не хлеб и не мясо составляют главную его пищу. Однажды я с двумя молодцами сделал попытку спуститься вниз, но он пришел в страшную ярость. Я услышал, как он взводит курки у пистолетов, а его слуга - у мушкета. Когда же мы спросили у них, что они собираются делать, ваш приятель ответил, что у него и у его слуги имеется сорок зарядов и что они разрядят все до последнего, прежде чем позволят хотя бы одному из нас сойти в погреб. Тогда, сударь, я пошел было жаловаться к губернатору, но тот ответил, что я получил по заслугам и что это научит меня, как оскорблять благородных господ, заезжающих в мой трактир.

    - Так что с тех самых пор… - начал д'Артаньян, не в силах удержаться от смеха при виде жалобной физиономии трактирщика.

    - Так что с тех самых пор, - продолжал последний, - нам, сударь, приходится очень плохо, потому что все наши съестные припасы хранятся в погребе. Вино в бутылках и вино в бочках, пиво, растительное масло и пряности, свиное сало и колбасы - все находится там. Так как спускаться вниз нам запрещено, то приходится отказывать в пище и питье всем путешественникам, которые к нам заезжают, и наш постоялый двор приходит в упадок с каждым днем. Если ваш друг просидит в погребе еще неделю, мы окончательно разоримся.

    - И поделом тебе, мошенник! Разве по нашему виду нельзя было сообразить, что мы порядочные люди, а не фальшивомонетчики?

    - Да, сударь, да, вы правы… - ответил хозяин. - Но послушайте, вон он опять разбушевался.

    - Очевидно, его потревожили! - вскричал д'Артаньян.

    - Да как же нам быть? - возразил хозяин. - Ведь к нам приехали два знатных англичанина.

    - Так что ж из этого?

    - Как - что? Вы сами знаете, сударь, что англичане любят хорошее вино, а эти спросили самого лучшего Жена моя, должно быть, попросила у господина Атоса позволения войти, чтобы подать этим господам то, что им требовалось, а он, по обыкновению, отказал… Боже милостивый, опять начался этот содом!

    В самом деле, со стороны погреба донесся сильный шум. Д'Артаньян встал и, предшествуемый хозяином, в отчаянии ломавшим руки, приблизился к месту действия в сопровождении Планше, державшего наготове свой мушкет.

    Англичане были крайне раздражены: они проделали длинный путь и умирали от голода и жажды.

    - Да это же насилие! - кричали они на отличном французском языке, но с иностранным акцентом. - Этот сумасшедший не позволяет добрым людям распоряжаться их собственным вином! Мы выломаем дверь, а если он совсем лишился рассудка, - что ж, тогда мы убьем его, и все тут!

    - Потише, господа! - сказал д'Артаньян, вынимая из-за пояса пистолеты. - Прошу извинить, но вы никого не убьете.

    - Ничего, ничего, - раздался за дверями спокойный голос Атоса. - Впустите-ка этих хвастунов, и тогда посмотрим.

    Англичане, видимо довольно храбрые люди, все же нерешительно переглянулись. Казалось, что в погребе засел какой-то голодный людоед, какой-то исполинский сказочный герой, и никто не может безнаказанно войти в его пещеру.

    На минуту все затихли, но под конец англичанам стало стыдно отступать, и наиболее раздраженный из них, спустившись по лестнице, в которой было пять или шесть ступенек, так сильно ударил в дверь ногой, что, казалось, мог бы пробить и каменную стену.

    - Планше, - сказал д'Артаньян, взводя курки у пистолетов, - я беру на себя того, что наверху, а ты займись нижним… Так вы, господа, желаете драться? Отлично, давайте драться!

    - Боже праведный! - гулко прозвучал снизу голос Атоса. - Мне кажется, я слышу голос д'Артаньяна…

    - Ты не ошибся, - ответил д'Артаньян, тоже стараясь говорить громче, - это я собственной персоной, друг мой!

    - Превосходно! - сказал Атос. - В таком случае, мы славно отделаем этих храбрецов.

    Англичане схватились за шпаги, но они оказались между двух огней. Еще секунду они колебались, однако, как и в первый раз, самолюбие одержало верх, и под вторичным ударом дверь погреба треснула во всю длину.

    - Посторонись, д'Артаньян, посторонись! - крикнул Атос. - Сейчас я буду стрелять.

    - Господа! - сказал д'Артаньян, никогда не терявший способности рассуждать. - Подумайте о своем положении… Минуту терпения, Атос… Господа, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены пулями. Я и мой слуга угостим вас тремя выстрелами, столько же вы получите из подвала. Кроме того, у нас имеются шпаги, которыми мы - я и мои друг - недурно владеем, могу вас уверить! Не мешайте мне, и я улажу и ваши дела и свои… Сейчас вам дадут пить, даю вам слово!

    - Если еще осталось вино, - раздался насмешливый голос Атоса.

    Трактирщик почувствовал, что спина его покрылась холодным потом.

    - То есть как - если осталось вино? - прошептал он.

    - Останется, черт возьми! - сказал д'Артаньян. - Успокойтесь… не могли же они вдвоем выпить весь погреб!.. Господа, вложите шпаги в ножны.

    - Хорошо! Но и вы заткните пистолеты за пояс.

    - Охотно.

    И д'Артаньян подал пример. Затем, обернувшись к Планше, он знаком приказал разрядить мушкет.

    Убежденные этим обстоятельством, англичане поворчали, но вложили шпаги в ножны. Д'Артаньян рассказал им историю заключения Атоса, и так как они были настоящие джентльмены, то во всем обвинили трактирщика.

    - А теперь, господа, - сказал д'Артаньян, - поднимитесь к себе, и ручаюсь, что через десять минут вам принесут все, что вам будет угодно.

    Англичане поклонились и ушли.

    - Теперь я один, милый Атос, - сказал д'Артаньян. - Отворите мне дверь, прошу вас!

    - Сию минуту, - ответил Атос.

    Послышался шум падающих вязанок хвороста и скрип бревен: то были контрэскарпы и бастионы Атоса, уничтожаемые самим осажденным.

    Через секунду дверь подалась, и в отверстии показалось бледное лицо Атоса; беглым взглядом он осмотрел местность.

    Д'Артаньян бросился к другу и с нежностью обнял его; затем он повел его из этого сурового убежища и тут только заметил, что Атос шатается.

    Д'Артаньян заметил, что Атос шатается.

    - Вы ранены? - спросил он.

    - Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все. И никогда еще человек не трудился так усердно, что бы этого достигнуть… Клянусь богом, хозяин, должно быть, на мою долю досталось не меньше чем полтораста бутылок!

    - Помилосердствуйте! - вскричал хозяин. - Если слуга выпил хотя бы половину того, что выпил его господин, я разорен.

    - Гримо хорошо вымуштрован и не позволил бы себе пить то же вино, что я. Он пил только из бочки. Кстати, он, кажется, забыл вставить пробку. Слышите, что-то течет?

    Д'Артаньян разразился хохотом, от которого хозяина из озноба бросило в жар.

    В эту минуту за спиной Атоса появился Гримо с мушкетом на плече; голова его тряслась, как у пьяных сатиров Рубенса. Спереди и сзади он был облит какой-то жирной жидкостью, в которой хозяин признал свое лучшее оливковое масло.

    Процессия прошла через большой зал и водворилась в лучшей комнате гостиницы, которую д'Артаньян занял самовольно.

    Между тем хозяин и его жена ринулись с лампами в погреб, вход в который был так долго им воспрещен; там их ждало страшное зрелище.

    За укреплениями, в которых Атос, выходя, пробил брешь и которые состояли из вязанок хвороста, досок и пустых бочонков, сложенных по всем правилам стратегического искусства, там и сям виднелись плавающие в лужах масла и вина кости съеденных окороков, а весь левый угол погреба был завален грудой битых бутылок; бочка, кран которой остался открытым, истекала последними каплями "крови". Выражаясь словами древнего поэта, смерть и запустение царили здесь, словно на поле брани.

    Из пятидесяти колбас, подвешенных к балкам потолка, оставалось не больше десяти.

    Вопли хозяина и хозяйки проникли сквозь своды погреба, и сам д'Артаньян был тронут ими. Атос даже не повернул головы.

    Однако вскоре скорбь сменилась яростью. Не помня себя от отчаяния, хозяин вооружился вертелом и ворвался в комнату, куда удалились два друга.

    - Вина! - сказал Атос, увидев его.

    - Вина! - вскричал пораженный хозяин. - Вина! Да ведь вы выпили больше чем на сто пистолей! Да ведь я разорен, погиб, уничтожен!

    - Полно! - сказал Атос. - Мы даже не утолили жажду как следует.

    - Если бы еще вы только пили, тогда полбеды, но вы перебили все бутылки!

    - Вы толкнули меня на эту груду, и она развалилась. Сами виноваты.

    - Все мое масло пропало!

    - Масло - отличное лекарство для ран. Надо же было бедняге Гримо залечить раны, которые вы ему нанесли.

    - Все мои колбасы обглоданы!

    - В этом погребе уйма крыс.

    - Вы заплатите мне за все! - вскричал хозяин, выведенный из себя.

    - Трижды негодяй! - ответил Атос, приподнимаясь с места, но тут же снова упал на стул: силы его были исчерпаны.

    Д'Артаньян пришел к нему на помощь и поднял хлыст. Хозяин отступил на шаг и залился слезами.

    - Это научит вас, - сказал д'Артаньян, - вежливее обращаться с приезжими, которых вам посылает бог.

    - Бог! Лучше скажите - дьявол!

    - Вот что, любезный, - пригрозил ему д'Артаньян, - если ты не прекратишь терзать наш слух, мы запремся у тебя в погребе вчетвером и посмотрим, действительно ли ущерб так, велик, как ты говоришь.

    - Согласен, господа, согласен! - испугался хозяин. - Признаюсь, я виноват, но ведь нет такой вины, которую нельзя простить. Вы знатные господа, а я бедный трактирщик, и вы должны меня пожалеть.

    - А, вот это другой разговор! - сказал Атос. - Этак ты, пожалуй, размягчишь мое сердце, и из глаз у меня польются слезы, как вино из твоих бочек. Мы не так страшны, как кажется. Подойди поближе, и потолкуем.

    Хозяин с опаской подошел ближе.

    - Говорю тебе, подойди, не бойся, - продолжал Атос. - В ту минуту, когда я хотел расплатиться с тобой, я положил на стол кошелек.

    - Совершенно верно, ваша светлость.

    - В этом кошельке было шестьдесят пистолей. Где он?

    - Сдан в канцелярию суда, ваша светлость: ведь мне сказали, что это фальшивые деньги.

    - Так вот, потребуй кошелек обратно и оставь эти шестьдесят пистолей себе.

    - Но ведь вам хорошо известно, ваша светлость, что судейские чиновники не возвращают того, что попало к ним в руки. Будь это фальшивая монета - ну, тогда бы еще можно было надеяться, но, к несчастью, деньги были настоящие.

    - Договаривайся с судом как знаешь, приятель, это меня не касается, тем более что у меня не осталось ни единого ливра.

    - Вот что, - вмешался д'Артаньян, - где сейчас лошадь Атоса?

    - В конюшне.

    - Что она стоит?

    - Пятьдесят пистолей, не больше.

    - Положим, она стоит все восемьдесят. Возьми ее, и кончим это дело.

    - Как! Ты продаешь мою лошадь? Моего Баязета? - удивился Атос. - А на чем я отправлюсь в поход - на Гримо?

    - Я привел тебе другую, - ответил д'Артаньян.

    - Другую?

    - И великолепную! - вскричал хозяин.

    - Ну, если есть другая, лучше и моложе, бери себе старую и принеси вина.

    - Какого? - спросил хозяин, совершенно успокоившись.

    - Того, которое в глубине погреба, у решетки. Там осталось еще двадцать пять бутылок, остальные разбились при моем падении. Принеси шесть.

    - Да это просто бездонная бочка, а не человек! - пробормотал хозяин. - Если он пробудет здесь еще две недели и заплатит за все, что выпьет, я поправлю свои дела.

    - И не забудь подать четыре бутылки того же вина господам англичанам, - прибавил д'Артаньян.

    - А теперь, - продолжал Атос, - пока мы ждем вина, расскажи-ка мне, д'Артаньян, что сталось с остальными.

    Д'Артаньян рассказал ему, как он нашел Портоса в постели с вывихом, Арамиса же - за столом в обществе двух богословов. Когда он заканчивал свой рассказ, вошел хозяин с заказанными бутылками и окороком, который, к счастью, оставался вне погреба.

    - Отлично, - сказал Атос, наливая себе и д'Артаяьяну, - это о Портосе и Арамисе. Ну, а вы, мой друг, как ваши дела и что произошло с вами? По-моему, у вас очень мрачный вид.

    - К сожалению, это так, - ответил д'Артаньян, - и причина в том, что я самый несчастный из всех нас.

    - Ты несчастен, д'Артаньян! - вскричал Атос. - Что случилось? Расскажи мне.

    - После, - ответил д'Артаньян.

    - После! А почему не сейчас? Ты думаешь, что я пьян? Запомни хорошенько, друг мой: у меня никогда не бывает такой ясной головы, как за бутылкой вина. Рассказывай же, я весь превратился в слух.

    Д'Артаньян рассказал ему случай, происшедший с г-жой Бонасье.

    Атос спокойно выслушал его.

    - Все это пустяки, - сказал он, когда д'Артаньян кончил, - сущие пустяки.

    "Пустяки" - было любимое словечко Атоса.

    - Вы все называете пустяками, любезный Атос, - возразил д'Артаньян, - это не убедительно со стороны человека, который никогда не любил.

    Угасший взгляд Атоса внезапно загорелся, но то была лишь минутная вспышка, и его глаза снова сделались такими же тусклыми и туманными, как прежде.

    - Это правда, - спокойно подтвердил он, - я никогда не любил.

    - В таком случае, вы сами видите, жестокосердный, что неправы, обвиняя нас, людей с чувствительным сердцем.

    - Чувствительное сердце - разбитое сердце, - сказал Атос.

    - Что вы хотите этим сказать?

    - Я хочу сказать, что любовь - это лотерея, в которой выигравшему достается смерть! Поверьте мне, любезный д'Артаньян, вам очень повезло, что вы проиграли! Проигрывайте всегда - таков мой совет.

    - Мне казалось, что она так любит меня!

    - Это только казалось вам.

    - О нет, она действительно любила меня!

    - Дитя! Нет такого мужчины, который не верил бы, подобно вам, что его возлюбленная любит его, и нет такого мужчины, который бы не был обманут своей возлюбленной.

    - За исключением вас, Атос: ведь у вас никогда не было возлюбленной.

    - Это правда, - сказал Атос после минутной паузы, - у меня никогда не было возлюбленной. Выпьем!

    - Но если так, философ, научите меня, поддержите меня - я ищу совета и утешения.

    - Утешения? В чем?

    - В своем несчастье.

    - Ваше несчастье просто смешно, - сказал Атос, - пожимая плечами. - Хотел бы я знать, что бы вы сказали, если б я рассказал вам одну любовную историю!

    - Случившуюся с вами?

    - Или с одним из моих друзей, не все ли равно?

    - Расскажите, Атос, расскажите.

    - Выпьем, это будет лучше.

    - Пейте и рассказывайте.

    - Это действительно вполне совместимо, - сказал Атос, выпив свой стакан и снова налив его.

    - Я слушаю, - сказал д'Артаньян.

    Атос задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась, он бледнел на глазах у д'Артаньяна. Атос был в той стадии опьянения, когда обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил наяву. В этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее.

    - Вы непременно этого хотите? - спросил он.

    - Я очень прошу вас, - ответил д'Артаньян.

    - Хорошо, пусть будет по-вашему… Один из моих друзей… один из моих друзей, а не я, запомните хорошенько, - сказал Атос с мрачной улыбкой, - некий граф, родом из той же провинции, что и я, то есть из Берри, знатный, как Дандоло или Монморанси, влюбился, когда ему было двадцать пять лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась - она опьяняла. Жила она в маленьком местечке вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях; никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам, они были хорошего происхождения. Мой друг, владетель тех мест, мог бы легко соблазнить ее или взять силой - он был полным хозяином, да и кто стал бы вступаться за чужих, никому не известных людей! К несчастью, он был честный человек и женился на ней. Глупец, болван, осел!

    - Но почему же, если он любил ее? - спросил д'Артаньян.

    - Подождите, - сказал Атос. - Он увез ее в свой замок и сделал из нее первую даму во всей провинции. И надо отдать ей справедливость - она отлично справлялась со своей ролью…

    - И что же? - спросил д'Артаньян.