Напрасно миледи опасалась, что у г-жи Бонасье могут зародиться подозрения: бедняжка была слишком чиста душой, чтобы заподозрить в другой женщине такое коварство; к тому же имя графини Винтер, которое она слышала от настоятельницы, было ей совершенно незнакомо, и они даже не знала, что какая-то женщина принимала стиль деятельное и роковое участие в постигших ее бедствиях.

    - Как видите, все готово, - сказала миледи, когда слуга вышел. - Настоятельница ни о чем не догадывается и думает, что за мной приехали по приказанию кардинала. Этот человек пошел отдать последние распоряжения. Покушайте немножко, выпейте глоток вина, и поедем.

    - Да, - безвольно повторила г-жа Бонасье, - поедем.

    Миледи знаком пригласила ее сесть за стол, налила ей рюмку испанского вина и положила на тарелку грудку цыпленка.

    - Смотрите, как все нам благоприятствует! - заметила она. - Вот уже темнеет; на рассвете мы приедем в наше убежище, и никто не догадается, где мы… Ну полно, не теряйте бодрости, скушайте что-нибудь…

    Г-жа Бонасье машинально проглотила два-три кусочка и пригубила вино.

    - Да выпейте же, выпейте! Берите пример с меня, - уговаривала миледи, поднося ко рту свою рюмку.

    Но в ту самую минуту, когда она готовилась прикоснуться к ней губами, рука ее застыла в воздухе; она услышала отдаленный топот скачущих коней; топот все приближался, и почти тотчас ей послышалось ржание лошади.

    Этот шум сразу вывел ее из состояния радости, подобно тому как шум грозы будит нас и прерывает пригрезившийся нам чудесный сон. Она побледнела и кинулась к окну, а г-жа Бонасье, дрожа всем телом, встала и оперлась о стул, чтобы не упасть.

    Ничего еще не было видно, слышался только быстрый, неуклонно приближающийся топот.

    - Ах, боже мой, что это за шум? - спросила г-жа Бонасье.

    - Это едут или наши друзья, или наши враги, - ответила миледи со свойственным ей ужасающим хладнокровием. - Стойте там. Сейчас я вам скажу, кто это.

    Г-жа Бонасье замерла на месте, безмолвная и бледная, как мраморное изваяние.

    Топот все усиливался, лошади были уже, по-видимому, не дальше как за полтораста шагов от монастыря; если их еще не было видно, то лишь потому, что в этом месте дорога делала изгиб. Однако топот слышался уже так явственно, что можно было бы сосчитать число лошадей по отрывистому стуку подков.

    Миледи напряженно всматривалась в даль: было еще достаточно светло, чтобы разглядеть едущих.

    Вдруг она увидела, как на повороте дороги заблестели обшитые галунами шляпы и заколыхались на ветру перья. Она насчитала сначала двух, потом пять и, наконец, восемь всадников; один из них вырвался на два корпуса вперед.

    Миледи издала глухой стон: в скачущем впереди всаднике она узнала д'Артаньяна.

    - Ах, боже мой, боже мой! - воскликнула г-жа Бонасье. - Что там такое?

    - Это мундиры гвардейцев кардинала, нельзя терять ни минуты! - крикнула миледи. - Бежим, бежим!

    - Да-да, бежим! - повторила г-жа Бонасье, но, пригвожденная страхом, не могла сойти с места.

    Слышно было, как всадники проскакали под окном.

    - Идем! Да идем же! - восклицала миледи, схватив молодую женщину за руку и силясь увлечь ее за собой. - Через сад мы еще успеем убежать, у меня есть ключ… Поспешим! Еще пять минут - и будет поздно.

    Г-жа Бонасье попыталась идти, сделала два шага - у нее подогнулись колени, и она упала.

    Миледи попробовала поднять ее и унести, но у нее не хватило сил.

    В эту минуту послышался стук отъезжающей кареты: увидев мушкетеров, почтарь погнал лошадь галопом. Потом раздались три-четыре выстрела.

    - В последний раз спрашиваю: намерены вы идти? - крикнула миледи.

    - О боже, боже! Вы видите, мне изменяют силы, вы сами видите, что я совсем не могу идти… Бегите одна!

    - Бежать одной? Оставить вас здесь? Нет-нет, ни за что! - вскричала миледи.

    Вдруг она остановилась, глаза ее сверкнули недобрым огнем; она подбежала к столу и высыпала в рюмку г-жи Бонасье содержимое оправы перстня, которую она открыла с удивительной быстротой.

    Это было красноватое зернышко, которое сразу же растворилось в вине.

    Потом она твердой рукой взяла рюмку и сказала:

    - Пейте, это вино придаст вам силы! Пейте!

    И она поднесла рюмку к губам молодой женщины, которая машинально выпила.

    "Ах, не так мне хотелось отомстить! - сказала про себя миледи, с дьявольской улыбкой ставя рюмку на стол. - Но приходится делать то, что возможно".

    И она ринулась из комнаты.

    Г-жа Бонасье проводила ее взглядом, но не могла последовать за нею: она впала в то состояние, какое испытывают люди, которые видят во сне, как кто-то гонится за ними, и тщетно пытаются бежать.

    Прошло несколько минут - раздался отчаянный стук в ворота; г-жа Бонасье каждую минуту ждала возвращения миледи, но миледи не появлялась.

    Пылающий лоб молодой женщины - должно быть, от страха - то и дело покрывался холодным потом. Наконец она услышала лязг отпираемых решеток, на лестницах загремели сапоги и зазвенели шпоры, поднялся гул голосов, звучавших все ближе и ближе, и ей показалось, что она слышит свое имя, произнесенное среди этого гула.

    Вдруг она радостно вскрикнула и бросилась к двери: она узнала голос д'Артаньяна.

    - Д'Артаньян! Д'Артаньян! - закричала она. - Это вы? Сюда, сюда!

    - Констанция! Констанция, где вы? - отвечал юноша. - Боже мой!

    В тот же миг дверь кельи отворилась, вернее - поддалась под напором извне, и несколько человек вбежали в комнату. Г-жа Бонасье опустилась в кресло, не в силах больше шевельнуться.

    Д'Артаньян бросил еще дымившийся пистолет, который он держал в руке, и упал на колени перед своей возлюбленной. Атос заткнул своя пистолет за пояс, а Портос и Арамис, державшие шпаги наголо, вложили их в ножны.

    - О д'Артаньян, любимый мой! Наконец ты приехал, ты не обманул меня!.. Да, это ты…

    - Да-да, Констанция, мы опять вместе!

    - Как она ни уверяла, что ты не приедешь, я все-таки втайне надеялась и не захотела бежать. Ах, как я хорошо сделала, как я счастлива!

    При слове "она" Атос, спокойно усевшийся в кресло, внезапно встал.

    - Она? Кто она? - спросил д'Артаньян.

    - Да моя приятельница, та самая, которая из дружбы ко мне хотела укрыть меня от моих гонителей, та самая, которая приняла вас за гвардейцев кардинала и только что убежала отсюда.

    - Ваша приятельница? - вскричал д'Артаньян, и лицо его стало бледнее белого покрывала его возлюбленной. - О какой приятельнице вы говорите?

    - О той, чья карета стояла у ворот, о женщине, которая называет себя вашим другом, д'Артаньян, и которой вы все рассказали.

    - Ее имя, имя? - допытывался д'Артаньян. - Боже мой, неужели вы не знаете ее имени?

    - Да как же, его называли при мне… Погодите… вот странно… Ах, боже мой, у меня мутится в голове… темнеет в глазах…

    - Ко мне, друзья мои, помогите! - закричал д'Артаньян. - У нее холодеют руки, ей дурно… Боже мой, она лишается чувств!

    Пока Портос во весь голос звал на помощь, Арамис кинулся к столу и хотел налить стакан воды, но остановился, увидев, как жутко изменился в лице Атос: он стоял перед столом, уставив застывшие от ужаса глаза на одну из рюмок, и, казалось, терзался страшным подозрением.

    - О нет, нет, это невозможно! - повторял он. - Бог не допустит такого преступления!

    - Воды, воды! - кричал д'Артаньян. - Воды!

    - Бедняжка! Бедняжка! - хриплым голосом шептал Атос.

    Оживленная поцелуями д'Артаньяна, г-жа Бонасье открыла глаза.

    - Она приходит в себя! - воскликнул юноша. - Слава богу!

    - Сударыня… - заговорил Атос, - сударыня, скажите, ради бога, чья это пустая рюмка?

    - Моя, сударь… - ответила молодая женщина умирающим голосом.

    - А кто вам налил вино, которое было в рюмке?

    - Она.

    - Да кто же это она?

    - А, вспомнила! - сказала г-жа Бонасье. - Графиня Винтер.

    Четыре друга все разом вскрикнули, но крик Атоса был громче остальных.

    Лицо г-жи Бонасье покрылось мертвенной бледностью, острая боль подкосила ее, и она, задыхаясь, упала на руки Портоса и Арамиса.

    Д'Артаньян с неописуемой тревогой схватил Атоса за руку.

    - Неужели ты допускаешь?.. - Голос его перешел в рыдание.

    - Я допускаю все, - ответил Атос и до крови закусил губы, стараясь подавить невольный вздох.

    - Д'Артаньян, д'Артаньян, - крикнула г-жа Бонасье, - где ты? Не оставляй меня, видишь - я умираю!

    Д'Артаньян, все еще трепетно сжимавший руку Атоса, выпустил ее и кинулся к г-же Бонасье.

    Ее прекрасное лицо исказилось, остекленевшие глаза уже утратили всякое выражение, судорожная дрожь сотрясала тело, по лбу катился пот…

    - Ради бога, бегите, позовите кого-нибудь… Портос, Арамис, просите помощи!

    - Бесполезно, - сказал Атос. - Бесполезно: от яда, который подмешивает она, нет противоядия.

    - Да-да, помогите! - прошептала г-жа Бонасье. - Помогите!

    Потом, собрав последние силы, она взяла обеими руками голову юноши, посмотрела на него так, словно изливала в этом взгляде всю душу, и с горестным возгласом прижалась губами к его губам.

    - Констанция! Констанция! - крикнул д'Артаньян.

    Вздох вылетел из уст г-жи Бонасье и коснулся уст д'Артаньяна - то отлетела на небо ее чистая и любящая душа.

    Д'Артаньян сжимал в объятиях труп.

    Юноша вскрикнул и упал подле своей возлюбленной такой же бледный и похолодевший, как она.

    Портос заплакал, Атос погрозил кулаком небу, Арамис перекрестился.

    В эту минуту в дверях показался незнакомый человек, почти такой же бледный, как все бывшие в комнате; осмотревшись вокруг себя, он увидел мертвую г-жу Бонасье и лежавшего без чувств д'Артаньяна.

    Он явился в тот миг оцепенения, который обычно следует за большими катастрофами.

    - Я не ошибся, - сказал он. - Вот господин д'Артаньян, а вы - трое его друзей: господа Атос, Портос и Арамис.

    Все трое с удивлением смотрели на незнакомца, назвавшего их по именам; всем им казалось, что когда-то они уже видели его.

    - Господа, - продолжал вновь пришедший, - вы, так же как и я, разыскиваете женщину, которая, - прибавил он с ужасной улыбкой, - наверное, побывала здесь, ибо я вижу труп!

    Три друга по-прежнему безмолвствовали; голос этого человека тоже казался им знакомым, но они не могли припомнить, при каких обстоятельствах они его слышали.

    - Господа, - снова заговорил незнакомец, - так как вы не хотите узнать человека, который, вероятно, дважды обязан вам жизнью, мне приходится назвать себя. Я - лорд Винтер, деверь той женщины.

    Трое друзей вскрикнули от изумления. Атос встал и подал лорду Винтеру руку.

    - Добро пожаловать, милорд, - сказал он. - Будем действовать сообща.

    - Я уехал пятью часами позже нее из Портсмута, - стал рассказывать лорд Винтер, - тремя часами позже нее прибыл в Булонь, всего на двадцать минут разминулся с ней в Сент-Омере и, наконец, в Лилье потерял ее след. Я ехал наудачу, всех расспрашивая, как вдруг вы галопом проскакали мимо меня. Я узнал господина д'Артаньяна. Я окликнул вас, но вы не ответили; я хотел пуститься за вами следом, но моя лошадь выбилась из сил и не могла идти вскачь, как ваши. Однако, несмотря на всю вашу поспешность, вы, кажется, явились слишком поздно!

    - Вы видите, - ответил Атос, показывая лорду Винтеру на бездыханную г-жу Бонасье и на д'Артаньяна, которого Портос и Арамис пытались привести в чувство.

    - Они оба умерли? - невозмутимо спросил лорд Винтер.

    - К счастью, нет, - ответил Атос. - Господин д'Артаньян только в обмороке.

    - А, тем лучше! - сказал лорд Винтер.

    Действительно, д'Артаньян в эту минуту открыл глаза.

    Он вырвался из рук Портоса и Арамиса и как безумный бросился на труп своей возлюбленной.

    Атос встал, медленно и торжественно подошел к своему другу, нежно обнял его и, когда д'Артаньян разрыдался, сказал ему своим проникновенным голосом:

    - Друг, будь мужчиной: женщины оплакивают мертвых, мужчины мстят за них!

    - Да! - произнес д'Артаньян. - Да! Чтобы отомстить за нее, я готов последовать за тобой куда угодно!

    Атос воспользовался минутным приливом сил, который надежда на мщение вызвала в его несчастном друге, и сделал знак Портосу и Арамису сходить за настоятельницей.

    Оба встретили ее в коридоре, взволнованную и растерявшуюся от такого множества событий. Настоятельница позвала нескольких монахинь, и они, вопреки всем монастырским обычаям, очутились в присутствии пяти мужчин.

    - Сударыня, - обратился Атос к настоятельнице, беря д'Артаньяна под руку, - мы поручаем вашим благочестивым заботам тело этой несчастной женщины. До того, как она стала ангелом на небе, она была ангелом на земле. Похороните ее как монахиню вашего монастыря. Со временем мы приедем помолиться на ее могиле.

    Д'Артаньян спрятал лицо на груди Атоса и зарыдал.

    - Плачь, - сказал Атос, - плачь, сердце твое полно любви, молодости и жизни! Ах, если б я еще мог плакать, как ты!

    И он увел своего друга, любовно обнимая его, как отец, утешая, как духовный пастырь, и проявляя величие человека, который сам много выстрадал.

    Все пятеро в сопровождении своих слуг, которые вели в поводьях лошадей, направились к городу Бетюн, предместье которого виднелось вдали, и остановились перед первой же встретившейся им по дороге гостиницей.

    - А почему мы не гонимся за этой женщиной? - спросил д'Артаньян.

    - Отложим погоню, - ответил Атос. - Сначала нужно принять кое-какие меры.

    - Она ускользнет от нас! - встревожился юноша. - Она ускользнет, Атос, и ты будешь в этом виноват!

    - Я отвечаю за нее, - ответил Атос.

    Д'Артаньян питал такое доверие к своему другу, что опустил голову и, не возражая больше, вошел в гостиницу.

    Портос и Арамис переглянулись, не понимая, откуда у Атоса такая уверенность.

    Лорд Винтер подумал, что Атос говорит это, желая смягчить скорбь д'Артаньяна.

    - Теперь, господа, удалимся каждый к себе, - предложил Атос, после того как удостоверился, что в гостинице есть пять свободных комнат. - Д'Артаньяну необходимо побыть одному, чтобы выплакаться и заснуть. Я все беру на себя, будьте спокойны.

    - Мне думается, однако, - заметил лорд Винтер, - что если нужно принять какие-нибудь меры против графини, то это мое дело: она моя невестка.

    - И мое, - сказал Атос, - она моя жена.

    Д'Артаньян улыбнулся: он понял, что Атос уверен в своем мщении, раз он открыл такую тайну. Портос и Арамис побледнели и переглянулись. Лорд Винтер решил, что Атос сошел с ума.

    - Итак, ступайте каждый в свою комнату, - повторил Атос, - и предоставьте мне действовать. Вы сами видите, что это мое дело, так как я ее муж. Только отдайте мне, д'Артаньян, если вы его не потеряли, листок бумаги, который выпал из шляпы того человека и на котором написано название деревни.

    - А, понимаю! - воскликнул д'Артаньян. - Это название написано ее рукой.

    - Ты видишь сам, - сказал Атос, - есть бог на небесах!

    Отчаяние Атоса сменилось затаенной печалью, которая еще обостряла блестящие качества его ума.

    Поглощенный мыслью о данном им обещании и о принятой на себя ответственности, он последним ушел к себе в комнату, попросил хозяина гостиницы достать ему карту этой провинции, склонился над ней, изучил нанесенные на ней линии, выяснил, что из Бетюна в Армантьер ведут четыре разные дороги, и велел позвать к себе слуг.

    Планше, Гримо, Мушкетон и Базен явились к Атосу и получили от него ясные, точные и обдуманные приказания.

    Они должны были на рассвете отправиться в Армантьер, каждый своей дорогой. Планше как самый смышленый из всех четверых должен был направиться по той дороге, куда уехала карета, в которую стреляли четыре друга и которую, как помнят читатели, сопровождал слуга Рошфора.

    Атос пустил в дело слуг прежде всего потому, что за время их службы у него и у его друзей он подметил в каждом из них немаловажные достоинства. Далее, слуги, которые расспрашивают прохожих, внушают меньше подозрений, чем их господа, и встречают больше доброжелательства в тех, к кому они обращаются. И, наконец, миледи знала господ, но не знала слуг; слуги же, напротив, отлично ее знали.

    Все четверо в одиннадцать часов следующего дня должны были сойтись в условленном месте. Если им удастся обнаружить, где скрывается миледи, трое останутся стеречь ее, а четвертый должен вернуться в Бетюн, чтобы известить Атоса и служить проводником четырем друзьям.

    Выслушав эти распоряжения, слуги удалились.