Это был каталонский нож с широким, остро наточенным лезвием и прочной роговой рукояткой, украшенной резьбой.

    Жак удалился в полном восторге от того, что получил такое прекрасное оружие.

    Когда Жак ушел, герцог снова попытался расспросить короля.

    - Герцог, - прервал его король, - найдется ли среди твоих Сорока пяти два или три хороших наездника?

    - По меньшей мере человек двенадцать, государь, а через месяц все они будут отличными кавалеристами.

    - Выбери двух человек, и пусть сейчас же зайдут ко мне.

    Герцог поклонился, вышел и вызвал в приемную Луаньяка.

    Тот незамедлительно явился на зов.

    - Луаньяк, - сказал герцог, - пришлите мне сейчас же двух хороших кавалеристов. Его величество сам даст им поручение.

    Быстро пройдя через галерею, Луаньяк открыл дверь помещения, которое мы будем называть отныне казармой Сорока пяти.

    - Господин де Карменж! Господин де Биран! - начальническим тоном позвал он.

    - Господин де Биран вышел, - сказал дежурный.

    - Как, без разрешения?

    - Он обследует один из городских округов по поручению герцога д'Эпернона.

    - Отлично! Тогда позовите господина де Сент-Малина.

    Оба имени громко прозвучали под сводами зала, и двое избранников тотчас же появились.

    - Господа, - сказал Луаньяк, - пойдемте к господину д'Эпернону.

    Герцог, отпустив Луаньяка, повел их к королю.

    Король жестом велел д'Эпернону удалиться и остался наедине с молодыми людьми.

    В первый раз им пришлось предстать перед королем. Вид у Генриха был весьма внушительный.

    Волнение сказывалось у них по-разному.

    У Сент-Малина глаза блестели, усы топорщились, мускулы напряглись.

    Карменж был бледен; он не решался смотреть на короля.

    - Вы из числа моих Сорока пяти, господа? - спросил король.

    - Я удостоен этой чести, государь, - сказал Сент-Малин.

    - А вы, сударь?

    - Я полагал, что мой товарищ ответил за нас обоих, государь. Я всецело в распоряжении вашего величества, как и любой из нас.

    - Хорошо. Вы сядете на коней и поедете по дороге в Тур. Вы ее знаете?

    - Спрошу, - сказал Сент-Малин.

    - Найду, - сказал Карменж.

    - Будете скакать до тех пор, пока не нагоните одинокого путника.

    - Ваше величество соблаговолит указать нам его приметы? - спросил Сент-Малин.

    - У него очень длинные руки и ноги, на боку - длинная шпага.

    - Можно узнать его имя, государь? - спросил Эрнотон де Карменж.

    - Его зовут Тень, - сказал Генрих.

    - Мы будем спрашивать имена всех путников.

    - И обыщем все гостиницы.

    - Когда вы встретите нужного вам человека, вы передадите ему это письмо.

    Оба молодых человека одновременно протянули руки. Король колебался.

    - Как вас зовут? - спросил он у одного из них.

    - Эрнотон де Карменж, - ответил тот.

    - А вас?

    - Рене де Сент-Малин.

    - Господин де Карменж, вы будете хранить письмо, а господин де Сент-Малин передаст его кому следует.

    Эрнотон принял от короля драгоценный пакет и уже намеревался спрятать его у себя под мундиром.

    Сент-Малин задержал руку Карменжа и, почтительно поцеловав королевскую печать, отдал письмо Кармен жу.

    Эта лесть вызвала у Генриха III улыбку.

    - Хорошо, господа, я вижу, вы верные слуги.

    - Больше ничего не угодно, государь?

    - Одно последнее указание, господа.

    Молодые люди поклонились.

    - Письмо это, - сказал Генрих, - важнее человеческой жизни. За сохранность его вы отвечаете головой. Передайте его Тени так, чтобы никто об этом не знал. Тень вручит вам расписку, которую вы мне предъявите. А главное - путешествуйте так, словно вы едете по личным делам. Можете идти.

    Молодые люди вышли из королевского кабинета. Эрнотон был вне себя от радости - Сент-Малина мучила зависть. У первого сверкали глаза - жадный взгляд второго готов был прожечь мундир товарища.

    Господин д'Эпернон ждал их, намереваясь расспросить.

    - Ваша светлость, - ответил Эрнотон, - король не дал нам разрешения говорить.

    Они тут же отправились в королевскую конюшню, где и получили двух прекрасных лошадей.

    Господин д'Эпернон, без сомнения, проследил бы за Карменжем и Сент-Малином, если бы не был предупрежден, что с ним желает срочно говорить какой-то незнакомец.

    - Что это за человек? - раздраженно спросил герцог.

    - Чиновник судебной палаты Иль-де-Франса.

    - Да что я, тысяча чертей, - вскричал он, - эшевен, прево или стражник?!

    - Нет, монсеньер, но вы друг короля, - послышался чей-то робкий голос. - Умоляю вас, выслушайте меня.

    Герцог обернулся.

    Перед ним стоял, сняв шляпу и низко опустив голову, жалкий проситель, который то бледнел, то краснел.

    - Кто вы такой? - грубо обратился к нему герцог.

    - Никола Пулен, к вашим услугам, монсеньер.

    - Вы хотите со мной говорить?

    - Прошу об этой милости.

    - У меня нет времени.

    - Даже если речь идет о жизни его величества? - прошептал на ухо д'Эпернону Никола Пулен.

    - Хорошо, зайдите ко мне в кабинет.

    Никола Пулен вытер потный лоб и последовал за герцогом.

    Проходя через свою приемную, д'Эпернон обратился к одному из дежуривших там дворян.

    - Как ваше имя, сударь? - спросил он, увидев незнакомое лицо.

    - Пертинакс де Монкрабо, монсеньер, - ответил дворянин.

    - Так вот, господин де Монкрабо, станьте к моей двери и никого не впускайте.

    - Слушаюсь, ваша светлость.

    - Никого, понимаете?

    - Так точно.

    И господин Пертинакс в роскошном одеянии - оранжевых чулках при синем атласном мундире - скрестил руки и прислонился к стене возле портьеры.

    Никола Пулен прошел за герцогом в кабинет. Он видел, как открылась дверь, как она затворилась, как опустилась портьера, и задрожал с головы до ног.

    - Послушаем, что у вас там за заговор, - сухо произнес герцог. - Но, клянусь богом, если это окажется шуткой - берегитесь!

    - Речь идет об ужасающем злодеянии, ваша светлость, - сказал Никола Пулен.

    - Какое еще злодеяние?

    - Ваша светлость…

    - Меня хотят убить, не так ли? - прервал его д'Эпернон, выпрямившись, словно спартанец.

    - Речь идет о короле, монсеньер. Его собираются похитить.

    - Опять старые разговоры о похищении! - пренебрежительно сказал д'Эпернон. Когда же намереваются похитить его величество?

    - В первый раз, когда его величество отправится в Венсен.

    - А как его похитят?

    - Умертвив обоих слуг.

    - Кто это сделает?

    - Госпожа де Монпансье.

    Д'Эпернон рассмеялся.

    - Бедная герцогиня, - сказал он, - чего только ей не приписывают!

    - Меньше, чем она намеревается сделать.

    - И она занимается этим в Суассоне?

    - Госпожа герцогиня в Париже.

    - Вы ее видели?

    - Я имел честь с нею беседовать.

    - Честь?

    - Я хотел сказать, несчастье, ваша светлость!

    - Но, дорогой мой, не герцогиня же похитит короля?

    - С помощью своих клевретов, конечно.

    - А откуда она будет руководить похищением?

    - Из окна монастыря Святого Иакова, который, как вы знаете, находится у дороги в Венсен.

    - Что за околесицу вы несете?

    - Я "говорю правду, монсеньер. Все меры приняты к тому, чтобы носилки остановились, поравнявшись с монастырем.

    - А кто принял эти меры?

    - Увы!

    - Да говорите же, черт побери!

    - Я, монсеньер.

    Д'Эпернон отскочил назад.

    - Вы? - сказал он.

    Пулен вздохнул.

    - Вы участвуете в заговоре, и вы же доносите? - продолжал д'Эпернон.

    - Монсеньер, - сказал Пулен, - честный слуга короля должен на все идти ради него.

    - Что верно, то верно; но вы рискуете попасть на виселицу.

    - Я предпочитаю смерть унижению или гибели короля - вот почему я пришел к вам.

    - Чувства эти весьма благородные, но возымели вы их, видимо, неспроста.

    - Я подумал, монсеньер, что вы друг короля, что вы меня не выдадите и обратите ко всеобщему благу сделанные мною разоблачения.

    Герцог долго всматривался в Пулена, внимательно изучая его бледное лицо.

    - За этим что-то кроется… - сказал он. - Как ни решительна герцогиня, она не осмелилась бы одна пойти на такое дело.

    - Она ожидает брата, - ответил Никола Пулен.

    - Генриха! - вскричал д'Эпернон в ужасе, словно он узнал о приближении льва.

    - Нет, не Генриха, монсеньер, - только герцога Майенского.

    - А!.. - с облегчением вздохнул д'Эпернон. - Но не важно: надо расстроить эти прекрасные замыслы.

    - Разумеется, монсеньер, - согласился Пулен, - поэтому я и поторопился.

    - Если вы сказали правду, сударь, то будете вознаграждены.

    - Зачем мне лгать, монсеньер? Какой в этом толк? Ведь я ем хлеб его величества. Разве я не обязан ему верной службой?.. Предупреждаю: если вы мне не поверите, я дойду до самого короля, я готов умереть, чтобы доказать свою правоту.

    - Нет, тысяча чертей, к королю вы не пойдете, слышите, метр Никола? Вы будете иметь дело только со мной.

    - Хорошо, монсеньер. Я так сказал только потому, что вы как будто колеблетесь.

    - Нет, я не колеблюсь. Для начала я должен вам тысячу экю.

    - У меня семья, монсеньер.

    - Ну так что ж, я и предлагаю вам тысячу экю!

    - Если бы в Лотарингии узнали о том, что я сделал, каждое мое слово стоило бы мне пинты крови.

    - К черту ваши объяснения! Итак, тысяча экю ваша.

    - Благодарю вас, монсеньер.

    Видя, что герцог подошел к сундуку и запустил в него руку, Пулен встал позади него.

    Но герцог удовольствовался тем, что вынул из сундука книжечку, в которую записал крупными корявыми буквами: "Три тысячи ливров господину Никола Пулену", так что нельзя было понять, отдал он эти три тысячи ливров или остался должен.

    - Считайте, что они у вас в кармане, - сказал он.

    Пулен, который протянул было руку и выставил ногу, убрал и то и другое, что было похоже на поклон.

    - Значит, договорились? - спросил герцог.

    - О чем, монсеньер?

    - Вы будете и впредь осведомлять меня.

    Пулен колебался: ему навязывали ремесло шпиона.

    - Неужели от вашей благородной преданности ничего не осталось?

    - Напротив, монсеньер.

    - Значит, я могу на вас рассчитывать?

    Пулен сделал над собой усилие.

    - Да, можете рассчитывать, - сказал он.

    - И все будет известно мне одному?

    - Так точно, вам одному, монсеньер.

    - Ступайте, друг мой, ступайте… Ну, держись теперь, Майен!

    С этими словами он поднял портьеру и выпустил Пуле-на. Затем поспешил к королю.

    Король, устав от игры с собачками, играл теперь в бильбоке.

    Д'Эпернон напустил на себя озабоченный вид, но король, поглощенный своим важным занятием, не обратил на это ни малейшего внимания.

    В конце концов, удивленный упорным молчанием герцога, он поднял голову и окинул его быстрым взглядом.

    - Что с тобой опять приключилось, ла Валет? - спросил он. - Умер ты, что ли?

    - Дал бы бог мне умереть, государь, - ответил д'Эпернон, - я бы не видел того, что приходится видеть.

    - Что? Мое бильбоке?

    - Ваше величество, когда королю грозят величайшие опасности, подданный вправе тревожиться.

    - Опять опасности! Черт бы тебя побрал, герцог!

    И при этих словах король удивительно ловко подхватил шар из слоновой кости острием своего бильбоке.

    - Вас окружают злейшие ваши враги, государь.

    - Кто же, например?

    - Герцогиня де Монпансье.

    - Да, правда. Вчера она присутствовала на казни Сальседа.

    - Вы знаете об этом?

    - Как видишь.

    - А о приезде господина Майена тоже знаете?

    - Со вчерашнего вечера.

    - Значит, это уже не секрет… - протянул неприятно пораженный герцог.

    - Разве от короля можно что-нибудь утаить, дорогой мой? - небрежно проронил Генрих.

    - Но кто мог вам сообщить?

    - Разве тебе не известно, что у нас, помазанников божиих, бывают откровения свыше?

    - Или полиция.

    - Это одно и то же.

    - У вашего величества имеется своя полиция, и вы ничего мне об этом не сказали! - продолжал уязвленный д'Эпернон.

    - Кто же, черт побери, обо мне позаботится, кроме меня самого?

    - Вы меня обижаете, государь.

    - У тебя есть рвение, дорогой мой ла Валет, - это большое достоинство, но ты медлителен, а это крупный недостаток. Вчера твоя новость была бы вполне уместной, но сегодня…

    - Что же сегодня, государь?

    - Она малость запоздала, признайся.

    - Напротив, для нее, видимо, еще слишком рано, раз вам не угодно меня выслушать, - сказал д'Эпернон.

    - Мне? Да я уже битый час тебя слушаю.

    - Как? Вам угрожают, вам готовят западню, а вы не беспокоитесь?

    - А зачем? Ведь ты организовал мне охрану и еще вчера уверял, что обеспечил мое бессмертие. Ты хмуришься? Почему? Разве твои Сорок пять возвратились в Гасконь или же они больше ничего не стоят? Может быть, эти господа что мулы: испытываешь мула - у него жар пышет из ноздрей, купишь - он еле-еле плетется?

    - Повремените, ваше величество, сами увидите.

    - Буду очень рад. И скоро я увижу?

    - Может быть, раньше, чем сами думаете, государь.

    - Смотри, еще напугаешь меня!

    - Увидите, увидите, государь. Кстати, когда вы едете за город?

    - В субботу.

    - Мне это и надо было знать, государь.

    Д'Эпернон поклонился королю и вышел.

    В приемной он вспомнил, что позабыл снять с поста господина Пертинакса. Но господин Пертинакс сам себя снял.

    Теперь, если угодно читателю, мы последуем за двумя молодыми людьми, которых король, радуясь, что и у него есть маленькие тайны, отправил вслед своему посланцу Шико.

    Вскочив на коней, Эрнотон и Сент-Малин чуть было не раздавили друг друга в воротах, ибо каждый старался не дать другому опередить себя.

    Лицо Сент-Малина побагровело, щеки Эрнотона побледнели.

    - Вы, сударь, причинили мне боль! - закричал первый, как только они оказались за воротами.

    - Вы тоже сделали мне больно, - ответил Эрнотон. - Только я не жалуюсь.

    - Вы, кажется, вознамерились преподать мне урок?

    - Вы хотите затеять ссору? - флегматично произнес Эрнотон. - Напрасное старание!

    - А почему бы я стал искать с вами ссоры? - презрительно спросил Сент-Малин.

    - Во-первых, потому, что у нас на родине мой дом находится в двух лье от вашего, а меня, как человека древнего рода, все вокруг хорошо знают. Во-вторых, потому что вы взбешены, видя меня в Париже, - ведь вы воображали, будто вызвали вас одного. И, наконец, потому что король вручил письмо именно мне.

    - Пусть так! - вскричал Сент-Малин, побледнев от ярости. - Согласен. Но из этого следует…

    - Что именно?

    - Что ваше общество мне неприятно.

    - Уезжайте, если вам угодно. Черт побери, не я стану вас удерживать.

    - Вы делаете вид, будто не понимаете.