– Однако эти вещи наводят на вопросы. Назовем женщину мисс Икс. Мистер Йигер явился в тот дом воскресным вечером около семи. Мисс Маги явилась в четверть десятого и застала его уже мертвым. Следует предположить, что мисс Перес видела, как некто пришел в промежутке, опознала его или ее, сделала вывод, что это лицо убило Йигера, пошла на более смелый и рискованный шантаж и сама была убита. В таком случае, раз она наверняка опознала бы мисс Икс, почему не предположить, что преступница – мисс Икс? Здравое допущение; однако твердо установлено, что вечером в среду мисс Икс находилась на многолюдном сборище до одиннадцати часов, тогда как мисс Перес ушла из кинотеатра на встречу с намеченной жертвой незадолго до девяти.

    Эйкен нетерпеливо махнул рукой:

    – Вы говорили, дело срочное, но что за срочность доказывать, что мисс Икс не замешана в убийстве?

    – Срочность еще о себе заявит, а без этого вступления не обойтись. Вот еще одно основание к тому, чтобы исключить не только мисс Икс, но и остальных: лицо, отправившееся туда в воскресенье вечером с пистолетом и намерением пустить его в ход, должно было знать, что не застанет в комнате никого, кроме Йигера. То, что справедливо в отношении мисс Икс, справедливо в отношении и всех прочих женщин, имевших ключи от дома и лифта. Во-первых, она не могла прийти по приглашению – приглашена была мисс Маги, а Йигер принимал по одной гостье зараз. Во-вторых, она не могла рассчитывать застать его одного в воскресный вечер, вернее, могла рассчитывать, что он будет один лишь в том случае, если ей было известно о приходе мисс Маги в девять. – Вульф повернул голову: – Мисс Маги, вы кому-нибудь говорили, что идете туда к девяти часам?

    – Нет, – пискнула она и, совладав с голосом, повторила: – Нет, не говорила.

    – В таком случае все прочие исключаются, как и мисс Икс. А теперь займемся вами, мадам, и очередной частью коллекции мисс Перес. Это – наброски карандашом, что она делала с женщин, которых видела в прихожей. – Он взял рисунки. – Исполнены не без таланта. Здесь тридцать один набросок, и на каждом поставлена дата. Мы с мистером Гудвином тщательно их изучили. Имеются по четыре портрета с трех женщин, по три – с пяти, по два – с одной и по одному – с двух. Вы одна из тех, с кого сделаны два портрета, и один набросок помечен восьмым мая. Это привело меня к подозрению, которое я обманом заставил вас подтвердить, что вы были там в воскресенье вечером. Не желаете взглянуть?

    – Нет, – сказала она, на этот раз слишком громко.

    Вульф отправил рисунки в ящик и вновь обратил взгляд на Джулию Маги:

    – В коллекции оказалось два ваших портрета, и это заставило решительно усомниться, будто вы могли убить мисс Перес за то, что та шантажировала вас разоблачением. В коллекции отсутствуют портреты лиц, которые были ей известны. Нет набросков с мистера Йигера и мисс Икс. Рисунки были всего лишь заметками на память. Весьма вероятно, что она сделала один или больше набросков с мисс Икс, но после того, как опознала ее по фотографиям в прессе, уничтожила эти наброски. Если б она вас опознала, если б ей стало известно ваше имя, она бы оставила у себя не портреты, но сам источник опознания, как поступила в случае с мисс Икс. И уж, конечно, не стала бы делать второй набросок, когда увидела вас в прихожей воскресным вечером.

    Эйкен фыркнул:

    – Нас не нужно убеждать в том, что мисс Маги не убивала девушку, как, впрочем, и Йигера.

    Вульф повернулся к нему:

    – Я объясняю каким путем пришел к своим выводам. Очевидно, мисс Перес составила и хранила в тайнике полный свод того, что выяснила про мистера Йигера и посетительниц верхней комнаты. Ей, несомненно, было известно имя лица, которое она увидела в прихожей между семью и девятью вечера в воскресенье, поскольку она смогла с ним связаться и угрожать разоблачением. Поэтому логично было предположить, что в ее коллекции имеется нечто, позволившее ей безошибочно установить личность убийцы.

    Он указал на бумаги.

    – Две газетные фотографии, казалось бы, подходят – жены мистера Йигера и его сына, как гласят подписи под иллюстрациями. Я их отбросил как не отвечающие требованиям. Лицо, явившееся туда воскресным вечером с оружием и застрелившее Йигера, должно располагать ключами, уметь ими пользоваться и знать, что мисс Маги намеревалась прийти в девять, – в противном случае оно не могло рассчитывать застать Йигера одного. Можно вообразить, что жена или сын удовлетворяют этим условиям, но это в высшей степени невероятно.

    Он взял последнюю бумажку.

    – Следуя такой аргументации, хотя бы чисто гипотетически, я в конце концов остался вот с этой журнальной фотографией, сделанной в зале отеля "Черчилль" на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс. Мистер Йигер перед микрофоном, в подписи перечислены те, кто находился на эстраде с ним вместе, и вы в том числе. Вам, разумеется, знакома эта фотография?

    – Да. Она висит у меня под стеклом в кабинете.

    – Прекрасно. – Вульф уронил фотографию на стол. – Тогда я задался вопросом: что, если именно вас увидела мисс Перес в прихожей тем воскресным вечером между семью и девятью? Что, если, имея эту фотографию в своей коллекции, она вас по ней опознала? Что, если позже, узнав, что Йигер был убит у себя наверху – она, должно быть, видела, как отец с матерью выносят тело, – она догадалась, что это вы его убили, решила заставить вас раскошелиться за молчание, как-то с вами связалась, назначила встречу и пришла на нее? Вы должны признать, что мне позволительно было поставить эти вопросы… Позволительно?

    – Да, – ответил Эйкен с презрением. – Вы не нуждаетесь в позволении, чтобы задавать бессмысленные вопросы.

    – Разумеется, в это все упиралось. Насколько бессмысленные? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было задать новые. Первый – могли у вас быть ключи? Второй – могли вы знать, что Йигер будет один в комнате? Третий – имелись ли у вас мотивы?

    Вульф поднял палец.

    – Первый. Вы могли позаимствовать ключи у мисс Маги, но тогда вам пришлось бы вернуть их до девяти, чтобы она сама могла подняться. Вот это действительно было бы бессмыслицей – возвращать одолженные ключи, чтобы она вошла, увидела труп Йигера и неизбежно сообразила, что убили его мл. Неразумно.

    – Уж не думаете ли вы, что я буду спокойно сидеть и слушать весь этот бред?

    – Думаю. Срочность о себе заявила, и вы это знаете. – Он поднял еще один палец. – Второй вопрос. Да. Вы могли знать, что Йигер будет один. Мисс Маги утверждает, что никому не говорила о встрече в девять, но если вам она сказала, то другого ответа и нельзя было ожидать. – Он поднял последний палец: – Третий вопрос, о мотивах. Когда я впервые им задался, мне еще ничего не было известно, но теперь я знаю. Вчера я навел кое-какие справки по телефону – уверяю вас, строго конфиденциально, – а вечером миссис Йигер, сидя в том самом кресле, где сидите вы, проговорила со мной целый час и все мне рассказала. С той минуты, как пять лет тому назад Йигер занял пост руководящего вице-президента, ваше главенствующее положение в корпорации оказалось под угрозой, а за последний год эта угроза превратилась в непосредственную и реальную. В лучшем случае вы могли рассчитывать стать председателем Совета директоров, отстраненным от реального руководства, но и это сомнительно. Десять с лишним лет вы распоряжались делами корпорации, так что не могли примириться с подобной перспективой. Опровергнуть это вам едва ли удастся – в положение дел посвящены многие.

    Вульф сложил пальцы и уронил руку на стол.

    – Но не мотивы больше всего меня беспокоили, когда двадцать четыре часа тому назад вы с мисс Маги уходили из этой комнаты, – до мотивов, как бы глубоко они ни лежали, можно добраться. Меня беспокоили ключи, и само собой напрашивалось предположение, что вы одолжили их у мисс Маги не в воскресенье, а за несколько дней до того, сделали дубликаты и вернули оригиналы хозяйке. Проверять это предположение не имело бы смысла, если о речь шла об обычных ключах, но цилиндровые замки – вещь особая, не так уж их много. Я решил попробовать. Вызвал трех человек, которые от случая к случаю мне помогают, вручил им эту фотографию и ключи, что вчера получил от мисс Маги. Фотография была распечатана, с ключей изготовлены дубликаты, оригиналы того и другого вернулись ко мне. Начали со слесарных мастерских, находящихся вблизи вашего дома и службы. Немногим более часа тому назад один из моих людей, мистер Саул Пензер, превратил предположение в доказанный факт, и я сразу же вам позвонил. В этом, разумеется, самая суть моего отчета. – Он нажал кнопку, укрепленную на столе. – Отсюда пошла вся срочность.

    Он бросил взгляд на дверь, которая открылась, пропустив Саула и Артура Уэнгера. Они подошли к столу Вульфа и стали лицом к Эйкену.

    – Это мистер Артур Уэнгер. Вы его узнали? – спросил Вульф Эйкена.

    Эйкен впился глазами в Уэнгера, потом перевел взгляд на Вульфа.

    – Нет, – ответил он, – в первый раз вижу.

    – Мистер Уэнгер, это мистер Бенедикт Эйкен. Вы его узнаете?

    Слесарь кивнул:

    – Я узнал его еще на фотографии. Он самый и есть.

    – Где и когда вы его видели раньше?

    – Как-то на прошлой неделе он пришел ко мне в мастерскую, принес пару ключей от цилиндровых замков и попросил сделать дубликаты. Я сделал их при нем. По-моему, это было в среду, но может, и в четверг. Он врет, что видит меня в первый раз.

    – Насколько вы в этом уверены?

    – На все сто процентов. Люди – они все равно что ключи: во многом похожи, но все разные. В лицах я не так силен, как в ключах, но все-таки разбираюсь. Гляжу на ключи, но и на лицо поглядеть не забываю.

    – Отличная привычка. Пока все, но буду вам признателен, сэр, если вы сможете задержаться еще на часок.

    – Я уже сказал, что смогу.

    – Знаю и весьма вам признателен.

    Саул тронул Уэнгера за руку, и они вышли. В прихожей они повернули налево в сторону кухни. Вскоре после звонка Саула Фриц затеял испечь им к ленчу пирог с курятиной и трюфелями, и тот уже подходил в духовке.

    Вульф откинулся на спинку кресла, прикрыл ладонями завитки подлокотников и произнес:

    – Мисс Маги, мистер Эйкен явно обречен. От мистера Йигера вы переметнулись на его сторону; теперь вам следует переметнуться на свою собственную. Вы попали в переплет, если его будут судить, вас привлекут в свидетели. Если вы покажете под присягой, что не давали ему ключей и не говорили, что в воскресенье придете в тот дом к девяти вечера, вы совершите клятвопреступление, и это можно будет доказать. Или того хуже – вам могут предъявить обвинение в соучастии в убийстве. Вы дали ему ключи, он обзавелся дубликатами и использовал их для того, чтобы проникнуть в дом и убить человека. Вы дали ему возможность проникнуть туда без риска, позаботившись о том, чтобы Йигер был один, для чего договорились прийти к нему на свидание в девять…

    – Я не договаривалась! – запротестовала она, и снова слишком громко. – Он всегда назначал на девять! А мистеру Эйкену я рассказала только потому…

    – Придержите язык! – Эйкен вскочил на ноги и оказался прямо перед ней. – Один раз он уже обвел вас вокруг пальца, сейчас пытается повторить. Мы уходим. Я ухожу, и вы уходите вместе со мной!

    Я встал. Если б она тоже встала, я бы загородил им выход, но она осталась в кресле, только откинула голову и взглянула на него снизу вверх. Такого безжалостного лица я еще не видел.

    – Вы дурак, – сказала она. Такого жестокого голоса я еще не слышал. – Неумелый старый дурак. Я подозревала, что вы его убили, но не хотела верить. Будь у вас хоть капля мозгов… да хватит вам на меня пялиться!

    Он стоял перед ней, и она передвинула кресло, чтобы видеть Вульфа.

    – Да, он брал у меня ключи. Объяснил, что хочет посмотреть на комнату. Продержал их два дня. И я сообщила ему, что пойду туда в воскресенье к девяти вечера. Я обещала держать его в курсе. В курсе! Я тоже была дурой. – Ее голос оставался таким же жестоким, но в нем появилась горечь. – И какой дурой, Господи!

    Вульф покачал головой.

    – Вы несправедливы к себе, мисс Маги, вы не дура. Скорее, скажем, гарпия или ламия^[9]. Я вас не осуждаю, всего лишь классифицирую. Фу. – Он повернулся к Эйкену: – О том, что сделано, – все. Теперь – о том, что предстоит сделать.

    Эйкен снова сел в кресло, обитое красной кожей. Упершись кулаками в ляжки и сжав зубы, он всем своим видом давал понять, что еще на коне, хотя понимал, что побит. Зная, что воспоследует – Вульф продиктовал мне черновой текст письма, – я еще раньше вытащил "марли" из ящика, зарядил и сунул его в карман. Теперь я понял, что пистолет не понадобится, и сел. Вульф обратился к Эйкену:

    – Я в затруднительном положении. Проще и безопасней всего было бы позвонить в полицию мистеру Кремеру, чтобы они приехали вас забрать. Но по условиям, на которых вы наняли меня от имени возглавляемой вами корпорации, я обязан приложить все усилия для защиты репутации и интересов указанной корпорации и сохранить в тайне факты и информацию, способные нанести ущерб доброму имени и престижу корпорации, если законный долг гражданина и работающего по лицензии частного сыщика не потребует от меня их раскрытия. Цитирую дословно. Утаить тот факт, что президент корпорации убил ее руководящего вице-президента, разумеется, невозможно, тут не о чем говорить. Вы обречены. В свете улик, которыми я уже располагаю, и тех, что соберет полиция, ваше положение безнадежно.

    Он открыл ящик и вытащил отпечатанную на машинке страницу:

    – Но не допустить, чтобы публика узнала о существовании верхней комнаты и о том, что Йигер был с нею связан, – это возможно, и именно на этом вы настаивали, когда говорили со мной вечером во вторник. Сомневаюсь, чтобы теперь вас это особенно волновало, но меня волнует. Я хочу, если получится, выполнить то, что мне было поручено, и с этой целью подготовил проект документа, чтобы вы его подписали. Послушайте.

    Он взял со стола страницу и начал читать:

    "Я, Бенедикт Эйкен, пишу и подписываю это заявление после того, как Ниро Вульф доказал мне всю безнадежность попыток воспрепятствовать раскрытию совершенного мной злодеяния. Но я пишу по своей воле и желанию, не по принуждению Ниро Вульфа, а исключительно в силу обстоятельств. Вечером 8 мая 1960 года я убил Томаса Дж.Йигера выстрелом в голову. Я доставил его тело на Западную Восемьдесят вторую улицу в Манхэттене и опустил там в яму. В яме я нашел кусок брезента и накрыл его им, чтобы тело не обнаружили сразу. Я убил Томаса Дж.Йигера из опасения, что он вытеснит меня с поста президента „Континентальных пластмасс“ и отстранит от реального руководства деятельностью корпорации. Поскольку на протяжении последних десяти лет я нес ответственность за развитие и успехи корпорации, я не мог примириться с подобной перспективой. Я считаю, что Йигер заслуживал смерти, не сожалею и не раскаиваюсь в содеянном."

    Вульф откинулся на спинку кресла.

    – Я исключил всяческое упоминание о Марии Перес, так как это не имеет прямого отношения к делу, потребовало бы долгих объяснений и нет опасности, что в ее убийстве обвинят невиновного. Со временем полиция приобщит ее дело к другим нераскрытым. Разумеется, вы вольны править текст – например, если пожелаете, можете отметить, что сожалеете или раскаиваетесь, я возражать не стану.

    Он поднял страницу:

    – Отпечатанное на машинке, это письмо, понятно, никуда не годится. Такой документ в любом случае должен быть написан собственноручно, дабы исключить сомнения в подлинности. Поэтому предлагаю вам переписать его на чистом листе, пометить число и поставить подпись. Прямо сейчас. Кроме того, напишите на конверте мой адрес и наклейте марку. Мистер Пензер поедет к почтовому ящику поблизости от вашего особняка и опустит письмо. После того, как он позвонит и доложит, что письмо отправлено, вы свободны поступать, как знаете. – Он повернул голову и взглянул на меня: – Не может так случиться, Арчи, что оно придет уже сегодня?

    – Нет, сэр. Завтра утром.

    Он повернулся к Эйкену:

    – Я, разумеется, не буду долго тянуть и свяжусь с полицией, скажем, в десять утра. – Он выпрямился. – Я получаю от этого явную выгоду – буду иметь право требовать от корпорации гонорар; но и для вас выгода не менее очевидна. Уж безусловно, это лучше альтернативного исхода: немедленного ареста и заключения, привлечения к суду за убийство, точнее, за два убийства, обнародования данных о той комнате и усилий – ваших собственных и ваших коллег – не допустить как раз обнародования; тяжелого судебного процесса и вероятного смертного приговора. Но даже если вам и сохранят жизнь, долгие годы тюрьмы в вашем возрасте не сулят ничего хорошего. Я всего лишь…

    – Заткнитесь! – оборвал Эйкен.

    Вульф заткнулся. Я подивился на Эйкена: неужели он и вправду посмел, в его-то положении, подумать, будто сможет вывернуться? Его лицо мне все сказало. Он оборвал Вульфа не от смелости – от нервов, которые были натянуты до предела. Нужно отдать ему должное: он не увиливал и не пытался взять на жалость. Он даже не торговался, вымаливая лишний день или хотя бы час. Он ничего не сказал – просто протянул руку ладонью вверх. Я встал, взял страницу и вручил ему, потом достал чистый лист бумаги с конвертом и тоже отдал ему. Ручка у него была своя, он извлек ее из кармана. Недрогнувшей рукой он положил лист на столик, что стоял рядом, но, когда взялся за ручку, пальцы у него задрожали. Он замер на десять секунд, снова поднес перо к бумаге, и на этот раз рука не подвела.

    Вульф глянул на Джулию Маги и произнес голосом таким же жестким, каким до этого говорила она:

    – Ваше присутствие больше не требуется. Ступайте.

    Она попробовала было возражать, но он обрезал:

    – Нет. Я привык к мерзости, но от вас мне тошно. Убирайтесь. Живо!

    Она поднялась и ушла. Эйкен, согнувшись над столиком и закусив губу, все писал; он, вероятно, не слышал Вульфа и не обратил внимания на ее уход. Не сомневаюсь, что на его месте я бы вел себя точно так же.

    В 9:04 утра в субботу я позвонил Вульфу в оранжерею по внутреннему телефону и сообщил:

    – Пришло. Я вскрыл. Звонить Кремеру?

    – Нет. Известий не поступало?