– Вы вчера еще до моего прихода все сожрали.
– Ах да. – Эма взлохматила пальцами свои короткие темные волосы. Потянулась за вилкой.
– Ну и забирай Арсена, – сказала она. – Все равно ведь ненадолго. Он ни с кем подолгу не может. Ломаный он. Поврежденный. я в стрип-баре знаешь как научилась в людях разбираться? Бывало, приходит такой – мышцы бугрятся, два ствола за поясом. А копни чуть – внутри сидит дрожащий от ужаса семилетний пацан, которого велосипед несет по этим смертным горкам, и вот он сидит, в руль вцепился и педали наяривает, только чтобы не упасть… Мда…
Она вздохнула.
– А час спустя этот мужик жарит тебя на кожаном диване в подсобке, и хорошо если традиционно, без вывертов, и тогда думаешь – а какая разница, что там у него внутри и какие там травмы?
Эма принялась за омлет. Она работала в клубе "Радуга" в Тимишоаре, в голодных для Румынии девяностых. Сначала просто танцевала, потом раздевалась, а потом и остальное. Запуталась, проворовалась, все плотнее садилась на кокаин.
Город и Эксперимент подвернулись ей очень вовремя, как, наверное, и всем тут.
– Что мы здесь делаем? – спросила Анита. – Что такое Эксперимент? Может, мы вообще умерли, и это – посмертие?
– Эксперимент есть Эксперимент, – пожала плечами Эма. – Может, инопланетяне нас в аквариум засунули и смотрят, какие у нас кнопки. А может быть – это не для них, а для нас шанс что-то понять. Передай хлеб, а? Вставать лень. А что умерли, не думаю. У меня любимый был одноклассник, Мариус. Его сразу после школы цыгане пристрелили, когда зоны сбыта делили. Он мне всегда говорил, что после смерти меня дождется, что будет стоять у ворот и в рай не пойдет иначе, как со мной за руку. Он знаешь какой был сильный и упертый? Раз его здесь нет, значит, я еще не умерла.
Эма поднялась, покачнулась, оперлась на стол.
– Эх, пивка бы сейчас! – сказала она горько. – Ну почему тут нет пива? А ты по чему скучаешь больше всего?
– По Интернету, – сказала Анита. – По френдам на фейсбуке, по ютюбу, по блогам…
– Навертели вы всего за пятнадцать лет, – махнула рукой Эма. – У нас ничего такого не было, Интернет был для лохов, я скучаю по простым, нормальным удовольствиям. Пойду этому… Юре бутерброд отнесу. Арсен спит?
Анита кивнула.
– Ты его поспрашивай, он этими штуками интересуется, – сказала Эма. – Ну, история Города, кто сюда попадает, откуда, как, такое всякое. Тайные струны.
Задев плечом дверной косяк, она ушла в свою комнату. Анита задумчиво отхлебнула остывший кофе.
Арсен еще спал. Анита вдруг поняла, что хочет сидеть и смотреть, как он спит, как мерно поднимается и опускается смуглая грудь. Чувство было неожиданным, и она тут же на себя разозлилась, потом на него и поэтому громко стукнула стулом о пол. Вставать пора. К ее удивлению, Арсен не шелохнулся, не вскочил, просыпаясь, а лишь открыл глаза – он не спал, а следил за нею из-под ресниц!
– Смешная ты, – сказал он. – Страстей в тебе много. Они бурлят, кидают тебя туда-сюда. Но ты молодая еще, выправишься.
– Спасибо за ценное мнение, о мудрый господин, – поморщилась Анита. – Не желаете ли выпить кофе, чтобы усилить вашу необыкновенную проницательность?
Арсен рассмеялся, поднялся с пола, поцеловал ее, взял чашку. Голый, как был, шагнул на балкон.
– Доброе утро! – крикнул он кому-то. – Прохладно сегодня!
Потом вернулся к Аните.
– Ветра сегодня не будет, – сказал он.
– Тут сильно и не дует, – возразила Анита.
– В Городе – нет, а если на юг ехать, через болота, к фермам – то очень даже. Но ветра не будет, доедем хорошо.
Анита вопросительно подняла брови.
– Собирайся на четыре дня, – сказал Арсен. – Я смотаюсь за телегой, предупрежу в "Эксперименте", что ты со мной поедешь овощи для магазина закупать. Эксклюзивное предложение! Они не смогут отказаться!
Он оделся, вышел в коридор. Анита только сейчас заметила, что он хромает на левую ногу – несильно, но явно ее приволакивает. Арсен поймал ее взгляд, смутился.
– Да… – сказал он. – Я – Хром. Один-ноль в пользу бетонной балки. Иногда ноет на погоду.
Анита вышла из дома через час, как договаривались.
Арсен ждал ее на большом возке, в который была запряжена грустная пегая лошадь.
– Как лошадь зовут? – спросила Анита.
– Буцефал, – ответил Арсен с улыбкой. – Для тебя – Буца.
Анита пригнулась, посмотрела лошади под живот.
– Это кобыла, – заметила она.
– Я вижу – ты разбираешься в животноводстве, – сказал Арсен. – Такой специалист мне нужен! Поехали.
Телега затряслась на раздолбанном асфальте.
– Мне всегда было интересно, – сказал Арсен. – Каким образом Наставники определяют или создают материальную базу для Города? Кто тут этот асфальт, например, клал? Чем укатывал? я здесь живу уже пять лет, я очень общительный…
– Да уж, – рассмеялась Анита.
– …и могу предположить, что людей здесь, в Городе, около полумиллиона…
– Четыреста тридцать шесть тысяч с копейками, – сказала Анита. – я же работала в мэрии, там учёт.
– …и все, с кем я разговаривал, пришли сюда из временного промежутка с семьдесят девятого – мне было шестнадцать лет, я ездил вожатым в "Артек", там было много горячей комсомольской любви на взморье – и по две тысячи двенадцатый год…
– Я из двенадцатого, – вставила Анита.
– …где попадают в затруднительные ситуации самые прекрасные девушки всех времен и народов. Что дает нам общий период времени, в который люди приглашаются для данного этапа Эксперимента – тридцать три года. А техника тут вся на уровне семидесятых – восьмидесятых, да и то какого-нибудь захудалого колхоза под Смоленском. Автомобилей мало, стальной конь не спешит на смену крестьянской лошадке. Телефонизация никакая. У вас там, через двадцать пять лет, как с телефонами?
– У нас мобильники, – сказала Анита. – У всех. Даже у бомжей на вокзалах.
– Откуда на вокзалах бомжи?! – схватился за сердце Арсен. – Вы что же, не построили коммунизм? Да ладно, не красней, шучу. Знаю я, что вы там построили. И как.
Они переночевали на телеге, под рогожей. Было душновато, пахло сеном, Анита кусала губы. Арсен сказал ей, что вокруг – никого, обжитые кварталы Города остались позади, можно кричать, но она стеснялась.
На следующий день начались Болота. Они растворяли ландшафт потихоньку, незаметно – только что еще ехали среди пустых приземистых каких-то зданий, периодически попадалась труба или водонапорная башня – а вот уже и мир вокруг дик, как будто никаких людей никогда и на свете не было, легкий туман клубится над темными впадинами, скользит между зеленых, странно изогнутых ветвей, и мир пахнет влажной землей, гниющим деревом и почему-то йодом.
– Там дальше зелень начинается, – сказал Арсен. – Поля, плантации, у кого-то даже сады… Смотри, трава какая между дорогой и болотами. Мягкая, шелковая, как шерсть большого зверя. Хочешь, остановимся, я тебя в траву завалю?
Анита неуверенно рассмеялась. Арсен огляделся и внезапно посуровел.
– Тихо, – сказал он. – Слишком тихо. Сейчас гон у краснух, со всех сторон должен страстный рев стоять.
– Они опасные? Они какие? – У Аниты было очень много вопросов.
– Не опасные, – отмахнулся Арсен. – Здоровые и дурные. Такие… как крокодилы лохматые. Людей не трогают. Лягушек жрут.
Анита чуть успокоилась, хотя животное, описанное как "близкое к крокодилу" ей встречать в дикой природе все равно не хотелось.
Арсен спрыгнул с возка, передвинул что-то под сеном ближе к краю, пошел рядом, чуть заметно прихрамывая. Буца косилась на него, поворачивала голову, натягивая поводья.
– Иди, иди уже, – миролюбиво прикрикнул на нее Арсен. – Еще полчаса и будем на ферме Андреек.
Но лошадь вдруг заржала, принюхалась и остановилась.
Анита вскрикнула, в глазах у нее помутилось. Поперек дороги лежал человек – на животе, вытянув перед собою руку, нелепо разбросав ноги.
…как тот, как тогда, в луже крови, еще секунду назад живой и внимательный, удивленный, сероглазый, и вдруг сразу – разбитый и сломанный, раздавленный машиной…
…это ребенок, это ребенок, обожемойэторебенок…
– Это не ребенок, – отозвался Арсен. Она, кажется, говорила вслух. – Это Кун Андрейко, фермер. Он китаец, маленького роста. Быстро сюда, помоги!
Анита спрыгнула с телеги, побежала, как во сне.
– Ты за плечи, я за ноги, – скомандовал Арсен.
Они перевернули Куна. Его рубашка была разорвана, живот – окровавлен и раздут, с глубокой, но почти бескровной раной выше пупка. Рот и подбородок покрыты засохшей грязной слизью. Он часто дышал с каким-то страшным бульканьем, глаза его закатились под лоб, кожа была зеленоватой и влажной.
– Что за напасть! – бормотал Арсен, разрывая рубашку и быстро, умело осматривая и ощупывая лежащего человека. На солнечном сплетении его пальцы замерли, он чуть надавил и тут же с ужасом отдернул руку.
Кун открыл глаза, повел вокруг безумным взглядом и захрипел. Понять было ничего нельзя, но он показывал вверх и кричал, потом снова откинулся назад и потерял сознание.
– Бери теперь за ноги, – сказал Арсен сквозь зубы. – Плечи тяжелее. Понесли, быстро.
Они уложили Куна на телегу, прикрыли рогожей.
Арсен достал из-под сена короткое темное ружье, положил его на колени и погнал Буцу, не жалея.
– Ты врач? – спросила Анита, подпрыгивая на сиденье. Ей было страшно.
– Да, – ответил Арсен. – Но не такой.
– А какой?
– Ухо-горло-нос.
– Что у него с животом? Ты так дернулся…
Арсен ответил не сразу.
– Не знаю, – сказал он. – Не уверен. Но там, внутри, было что-то очень горячее, большое, твердое. И живое.
Фермерша стояла у плетня, беспокойно вглядывалась вдаль. Завидев их, замахала рукой.
– Это Галя Андрейко, – сказал Арсен Аните. – Она тут… всему голова.
Гале было лет пятьдесят, у нее были рыжие волосы, заплетенные в толстую косу, и круглое строгое лицо. Выслушав короткий доклад Арсена, она кивнула, сжав губы. Побежала к телеге, осмотрела Куна, погладила, что-то ему зашептала.
– Бена позови, – велела она Аните. – Он за домом, копает там, быстрее! В дом идите, мы занесем…
Бен оказался жилистым американцем средних лет в красной бейсболке. Сидя на корточках, он любовно окучивал невысокий кустик марихуаны. В зубах у него дымилась самокрутка.
– Мы привезли вашего… – Анита замялась, не зная, кто кому кем приходится. – Кун ранен. Сильно.
– А ты кто? – спросил Бен, поднимаясь с тяжелым вздохом и выражением лица "я так и знал, что все будет плохо".
– Я – Анита, с Арсеном приехала. – Анита сбивчиво рассказала ему про тело на дороге, молчание краснух, про рану и состояние Куна. Бен мрачно кивал, а когда они вошли в дом, внезапно ухватил ее за задницу.
Анита взвизгнула и отскочила.
– Не дергайся, чего ты, – процедил Бен. – У меня беспокойство и дурные предчувствия, может мужик на секунду расслабиться и отвлечься? Корма у тебя, кстати, отличная. Молодец, девка.
Вопреки обстоятельствам и здравому смыслу Анита почувствовала себя немного польщенной.
Кун лежал на низком топчане, раздетый догола, маленький, немолодой, беззащитный.
Галя стояла рядом на коленях, омывала его холодной водой. Бен опустился с другой стороны. Положил руку Куну на живот, надавил, отдернул и длинно, замысловато выругался. Поднял глаза на Арсена.
– Сможешь вырезать?
Арсен покачал головой.
– Ни инструментов, ни анестезии, вообще ничего. Шить нечем. Только измучаю и кровью истечет.
Кун вдруг открыл глаза и попытался приподняться.
– Их… сотни, – сказал он отчетливо. – В ложбине между холмами Большие Груди. Личинки… в краснухах. я видел. Лежат, как бревна. Вылупятся – на Город полетят. Будет конец Эксперимента. И смерть от них очень… очень… не… приятна. я прошу прощения…
На губах у него опять запузырилась слизь, а потом он откинулся назад и начал кричать. Монотонно, громко, страшно. Аните хотелось обхватить голову руками.
…кровь изо рта, тело дергается, смотреть на это ужасно, все внутри рвется, голова плывет…
…отвернуться к машине, ведь почти новая, а вмятина какая большая, думать о вмятине, о починке, покрасить надо…
…к умирающему пацану жопой повернулась и стала машину свою разглядывать, сука бесчувственная, коза драная, да, был запах алкоголя, товарищ сержант, и качалась она…
Галя выдохнула обреченно, сжала зубы, посмотрела на Арсена.
– На, – сказала она, доставая из-за пояса широкий острый нож. – я вчера наточила. Краснух забивать собирались, окорочка куриные из них нарезать. Ты же врач, знаешь, как…
– Не могу, Галя! – в ужасе отшатнулся Арсен. – Я же клятву давал.
– На хрен выметайтесь тогда во двор, – закричала она. – Все сама, всегда все сама!
Она опять упала на колени перед Куном. Он уже не орал – хрипел, глаза выпучились и покраснели.
– Сейчас, мой хороший, – сказала Галя и погладила его по груди. Голос у нее дрожал, а рука – нет. – Сейчас, мой любимый…
Арсен крепко ухватил Аниту за плечо, вытащил во двор. За ними, ссутулившись, вышел Бен. Анита достала пачку сигарет, закурила с третьей попытки.
– И мне, – попросил Арсен.
Аните захотелось говорить о чем угодно, не связанном с мучительным криком и непонятным кровавым ужасом.
– Если краснухи как крокодилы, – спросила она. – почему окорочка у них… куриные?
– Ну, если ты на вкус различить не можешь, какая тебе разница почему? – буркнул Бен. – Вас, оглоедов городских, поди прокорми. Вот в Техасе у нас в восемьдесят втором начали ужесточать стандарты для фермеров…
– А вы здесь кто? – перебила его Анита. – Вы Гале… друг?
– Муж я ей, – хмыкнул Бен.
– А как же?.. – Анита показала в сторону двери.
– И он муж, – кивнул Бен. – Хочешь – тоже к нам в семью возьмем? У нас тут на ферме, видишь, как интересно, не то что у вас в городе. А, Арсен? Отдашь девку?
Арсен молча курил, глядя в никуда.
Крик в доме внезапно прервался, стало тихо, будто уши забили ватой.
Бен закрыл лицо согнутой в локте рукой и заплакал.
Арсен затянулся поглубже, выдохнул дым.